— Я снова под трибунал не хочу. — Не сдаётся Пашка. — Я лучше к партизанам пойду.

— А я тебя под «тройку» и не подвожу. Уйдём подальше в лес, встанем на днёвку, а там сам решай. Но нельзя нам сейчас разделяться. Кроме нас самих, нас никто не спасёт и не выручит. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Всё. Десять минут на покурить и оправиться, потом двигаем дальше, пока по дорожке, а там посмотрим. Часовых поменяйте, пусть бойцы отдохнут. — Не даю я разгореться начавшемуся спору.

Мысль про партизанский отряд меня тоже не оставляла, но для этого мне были нужны единомышленники а не диссиденты, ну и база какая-никакая. Зима всё-таки, не лето, под кустом не выспишься, в шалаше тоже озябнешь, ну а деревни все под немцем и полицаями. И даже если рейдовать, проводники нужны, лошади, ну и свои люди в населённых пунктах, чтобы было где обогреться, оперативную информацию раздобыть. Разведку опять же нужно наладить, контрразведку, медпункт организовать, потери хоть как будут, санитарные тоже, так что хороший хирург однозначно нужен, терапевт тоже, да много ещё чего надо, всего не предусмотришь. Так что идея-то она хорошая, но пока преждевременная. Перемотав портянки, я только собрался перекурить трофейными сигаретами и поразмышлять, как прибежавший Пашка, потащил меня на первый пост, который мы выставили на дороге, перед тем как свернуть на вырубку.

— Там какой-то дедок тебя домогается, — частит он. — Желает только с тобой говорить.

— Что, конкретно со мной?

— Ну да, с командиром нашего отряда, так он сказал. Ты же у нас командир. Его часовой, правда, чуть не пристрелил с испугу, хорошо я вовремя со сменой подошёл.

— Ладно, веди ка сюда этого деда, присаживаюсь я на пенёк на краю поляны, а пост там усиль, и часовые пусть на виду не маячат.

— Понял, — убегает Клим, и минуты через две приводит мне, заросшего густой бородой дедка. Встаю навстречу и разглядываю первого Калужского партизана, которого я повстречал на этой земле.

Небольшого роста, крепкий ещё мужик, лет шестидесяти, с прямой спиной, в овчинном полушубке, валенках и в треухе с малиновой полосой наискось, с прищуром, не мигая, смотрел на меня. Оружия при нём не было, может своим оставил, а может наши отобрали.

— Ну, долго ещё в гляделки играть будем, товарищ командир? — Первым нарушил молчание старый партизан. — Рассвет скоро, немчура того и гляди в погоню намылится.

— А ты бы представился сначала, мил человек. Кто таков? Из какого отряда? Что в лесу делаешь? Зачем мы тебе понадобились?

— Иванов, Леонид Матвеевич. — Отрекомендовался он.

— Лейтенант Сидоров, Николай Никанорович. — Представился я в ответ. — Так что вы тут делаете, товарищ Иванов? — Повторяю я свой вопрос. А то сдаётся мне, что он такой же Иванов, как я Сидоров.

— По всему выходит вас прикрываем, и следы за вами заметаем. Может по пути разговор продолжим? А то неровён час германец нагрянет, или вы тут ночевать собрались.

— А с чего это нам такие почести? Мы вроде ничего плохого не сделали?

— А с того, что вы на моей земле много врага уничтожили, причём за один только бой, и нам в отряде такие бойцы нужны. Или вы обратно, за линию фронта собрались.

— Пока нет. А далеко ваш отряд?

— Да тут, недалече.

— Документы предъявите для опознания?

— Документы? Да какие у партизан документы. Хотя, — суёт он руку за пазуху и, достав сложенный вчетверо листок, протягивает мне. — Вот, на память взял, у одного полицая, убитого. — Не дёргаюсь, так как Пашка сбоку и сзади контролирует каждое движение партизана. Разворачиваю листовку и под рисованным печатным портретом товарища Иванова, читаю текст.

За поимку и за сведения о местоположении опасного красного бандита Иванова назначена награда — корова, пуд муки или 3000 рублей.

— Серьёзный документ, Леонид Матвеевич. — Возвращаю я бумажку владельцу. — Только чего же вы смертный приговор, можно сказать с собой носите?

— А мне так и так петля, если поймают, так что живым я им в руки не дамся, а штук несколько с собой на тот свет всё равно прихвачу. — Непроизвольно похлопал он себя по левому карману полушубка.

Ну, разве только так. — Укоризненно посмотрев на Пашку, говорю я. — Тогда идём с вами. Впереди кто пойдёт?

— Есть у меня парнишка, позову, заодно и ружьишко моё принесёт. А то не могу по лесу без ружья ходить, особенно в последнее время.

— Охотник небось?

— Да нет, лесничий, все леса в этих местах исходил до войны, а теперь вот самому воевать приходится.

— Паша, снимай часовых и строй людей. В гости нас приглашают. Выходим через пару минут. — Отдаю я распоряжения и провожаю Матвеича до поста.

Предупредив часовых, лесник ухает филином и в десяти метрах от поста из снега поднимается фигура подростка с двумя карабинами и идёт к нам. Дед забирает у него один, перепоясывается ремнём с подсумками и мы все вместе идём в голову колонны, а чуть погодя отправляемся в путь. Сначала по лесной дороге прямо на север, а потом мимо болот и буераков уходим всё дальше на северо-запад. Пионер торит дорогу, с боков его прикрывают и контролируют Макар с якутом, в центре обоз и командование, ну и замыкает нашу колонну Пашка. Несколько партизан с пулемётом в тыловом прикрытии. Заметают следы, ну и следят, чтоб никто не потерялся.

К рассвету отмахали километров десять, позавтракали, и через час продолжили наш путь. Матвеич сказал, что прошли половину, так что задерживаться на днёвку не стали, отдохнём если что в отряде или на том свете, хотя кому это надо, полдня водить нас по лесу, а потом пристрелить. Так что надеемся на лучшее, но и о худшем не забываем, хотя фрицам сейчас не до партизан, им бы разваливающийся по частям фронт удержать. Поэтому и идём днём, без опаски нарваться на неприятеля.

Дошли мы до места только к двум часам дня, отмотав по лесу километров двадцать, если не больше. Вымотались сильно, устали. К концу марша ноги гудели от напряжения. Или мне показалось, или «казачок» специально водил нас кругами. Казачок он ясное дело засланный, но видать задачу ему такую поставили, а может по привычке петляет, следы путает. Я сначала замечал ориентиры, сверялся с компасом, но потом бросил. Лес вокруг, все деревья на одно «лицо», только пару раз через большак проскакивали, но что это за дорога и куда она ведёт, спросить было не у кого, лесник местный хоть и рядом идёт, но не говорит, где мы. Зато про обстановку в округе всё рассказал. И как людям при «новом порядке» жилось, чего тут полицаи творили, а больше всего про подвиги своего партизанского отряда байки травил. Может, конечно не байки, но пойди, проверь, что тут правда, а что вымысел. А ещё он пожаловался, что до наступления зимы всё было хорошо, они успешно делали вылазки, местное население делилось продуктами, насобирали целую гору оружия и боеприпасов, трофеи тоже неплохие попадались, а с наступлением холодов началось. Новая администрация стала выгребать продукты у крестьян подчистую. Деревни, которые находились близко к линии фронта, расселялись. Людей просто выгоняли из домов. Потом стали реквизировать тёплые вещи, забирать скот. Ну и в каждой деревне появились полицаи из западных республик Советского Союза, да и своих каллаборационистов, а попросту предателей, хватало. Начались аресты, допросы, экзекуции, казни. За связь с партизанами вешали, причём не сразу, а запытав до полусмерти. Вот народ и начал бояться. Пробовали с этим как-то бороться, сначала агитировали, но агитаторов хватали и вешали, поэтому стали убивать предателей, только в ответ полицаи начали расстреливать заложников, по три местных жителя за каждого убитого в этой деревне предателя и сразу десяток за каждого немецкого зольдата. Так что местное население начало виноватить в своих бедах партизан и подпольщиков, ну и выдавать их фашистам. Людей в отряде, особенно с боевым опытом, стало не хватать, кого-то убили, кого-то ранили, а кто-то и сам ушёл, когда разбойничью вольницу стали прижимать с двух сторон. С одной стороны — немцы и полицаи, которые не хотели просто так отдавать награбленное, с другой стороны — командование отряда, которое начало укреплять дисциплину, не допуская пьянок, мародёрства и насилия над местным населением. Так мы и проболтали до самого конца похода и уже на подходе к базе, мне либо что-то померещилось, либо и правда, какая-то серая тень меж кустов и деревьев промелькнула.