Узнал я и про свой бывший 365-й стрелковый полк и его эпопею, причём случайно, от однополчанина, который с недавним пополнением попал служить к нам. Встретились мы когда бойцы маршевой роты перекуривали после перехода, разместившись в тылах полка. А мы с Махмудом возвращались с дивизионного склада боеприпасов. Вот мы к ним и подрулили, стрельнуть покурить, погреться у костерка и поговорить. Начали с поиска земляков, а когда выяснилось, что один из Красноярска, я и спросил у него, — где он до этого служил и воевал? Вот тут-то «мне масть и попёрла». Парнишка до ранения служил писарчуком в штабе 365-го стрелкового полка, и знал много больше любого пехотного лейтенанта, поэтому всю информацию, которая мне была нужна, я из него вытянул, задавая ненавязчивые вопросы, и направляя поток красноречия в нужном мне направлении.

Выяснить удалось следующее. Командир полка полковник Кузьменко погиб в одной из контратак, лично поднимая бойцов в атаку. После чего полком стал командовать наш комбат — майор Селиванов. И хотя полк понёс большие потери, но боеспособность сохранил, тем более с тыла подошла 18-я танковая бригада, с которой и организовали взаимодействие. Вот вместе с ней и отступали по рубежам, вдоль Минского шоссе. И хотя соседа слева не было (танкистам приходилось загибать фланг), зато справа полк находился в локтевой связи с 18-й стрелковой дивизией, ну а общее руководство осуществлял штаб 16-й армии. По железной дороге курсировал бронепоезд, который своей артиллерией работал по заявкам командования полка. С противотанковой артиллерией тоже всё было в порядке, остатки противотанкового полка зенитных орудий, да и батарея 57-мм противотанковых пушек танковой бригады перекрывали основную магистраль, а на второстепенных грунтовых дорогах организовывались танковые засады. Без потерь, конечно, не обошлось, но до Бородинского поля добрались, и пока Полосухинцы отражали очередной удар противника, подготовили оборонительный рубеж восточнее, а полк под своим номером влили в 18-ю стрелковую дивизию, бывшую 18-ю ДНО. Вот так на нашем правом фланге и оказалась 16-я армия, ну а 5-я сражалась на её месте, и командовал ей генерал Говоров.

Обстановка на фронте тоже не особо изменилась, разве что северная клешня немецкого наступления продвинулась немного дальше на восток, но увязла в обороне, и в конце концов, её обрубили. И теперь остатки немецкой танковой дивизии оказались в котле. Надеюсь, там их и сварят. Южнее Гудериан всё же зарвался, нарвался и просрал Калугу дня на три раньше чем в моей истории, ну и 24-й танковый корпус немцев также попал в окружение. Зато у нас дела шли не шатко, не валко и окружать противника не получалось. Удалось только выдавить немцев за реку, а там центр армии упёрся в долговременную оборону немцев. В центре как раз наша дивизия, 1-я гвардейская мотострелковая — справа, 338-я стрелковая дивизия слева.

Из медсанбата вернулся капитан Лобачёв и принял командование полком. Топтание на месте и напрасные потери его не устраивали, поэтому целую ночь несколько разведывательных дозоров провели на нейтралке, а небольшая разведгруппа даже сходила в тыл к противнику. После чего была проведена командирская разведка, где комполка лично проинструктировал каждого командира подразделения, до роты включительно. Так что до обеда почти весь личный состав отдыхал (в окопах оставались только дежурные огневые средства и небольшое охранение), а после обеда, когда в штабе проанализировали данные разведки, подразделения полка начали перегруппировываться, согласно разработанному плану. Про нас тоже не забыли. Днём в штаб вызвали командование миномётной роты, а вечером в расположение пришёл комполка, а потом меня вызвали в командирскую землянку и выслушав мои предложения, поставили боевую задачу, которая заключалась в следующем. Больше всего наша пехота страдала от миномётного огня противника. Пулемёты, конечно, тоже давали жизни или смерти, но от них хотя бы можно было укрыться, и на сильном морозе иногда случались задержки, а вот миномёты доставали везде. Тем более с минами у немчуры проблем не было, в отличие от нас. Вот я и предложил капитану идею, насчёт захвата миномётной батареи, и её использования по бывшим владельцам. Тем более такая попытка уже была, но она не увенчалась успехом, фрицы в тот раз вовремя смылись, тем самым спасли свои жизни. А вот нынешние гансы оборзели, стреляют с одних и тех же огневых, делая вид, что работает две батареи. Хотя на самом деле стреляет одна, просто периодически меняет позицию. Сегодня с одного места, завтра с другого. Так что подловить их можно, тропинка там должна быть натоптана, не найдём на первой, подловим на второй. 'Всё что есть перекалечим, артподготовку обеспечим". Видимо мои задумки упали уже в подготовленную почву, так как пока я говорил, командиры весело переглядывались между собой, а в конце моего монолога, капитан Лобачёв усмехнулся, обращаясь к нашему комиссару.

— Ну, а что я вам говорил, товарищ комиссар. Не простой парень этот сержант, мы над решением этой задачи полдня голову всем штабом ломали, а он готовое решение предоставил.

— Так я и не спорю, товарищ капитан, сержант Доможиров у нас и так взводом командует, не хватает командных кадров. Не присылают с пополнением.

— Свои растите. Вот у вас, готовый командир взвода, смело можно присваивать очередное звание и ставить командовать взводом. Кого с собой возьмёшь, Доможиров? — переходит на деловой тон комполка.

— Так своё отделение и возьму, товарищ капитан. Люди проверены, да и сработались мы с ними. И нам бы ещё снайпера, Федотова. Где он сейчас?

— Федотова, говоришь. — задумался комбат. — А что, это мысль, хороший снайпер вам в рейде не помешает. Будет вам Федотов. Миномёт с собой будете брать?

— Нет, не будем. Получится уничтожить батарею, вдарим из трофейных, а не получится, миномёт нам не поможет.

— Хорошо. Сколько времени нужно для подготовки?

— Полчаса. Только нужно боеприпасы получить, патроны, гранат побольше, сухпай на сутки. Как с этим быть?

— Придёте в расположение разведчиков, там всё и получите. А насчёт сухого пайка мысль дельная, я распоряжусь, выдадут.

— Тогда через пятнадцать минут будем готовы, товарищ капитан.

— Хорошо, жду вас в двадцать ноль ноль у разведчиков. Сверим часы. На моих девятнадцать десять.

— У меня четверть восьмого.

— Торопятся твои часы, сержант.

— А может ваши отстают, товарищ капитан.

— Спорить не будем, встречаемся по моим, так что не опоздаешь. Свободен, сержант. — Закругляет разговор Лобачёв.

— Есть! — Отмахиваю я воинское приветствие и выхожу из землянки.

Строю своё отделение и обхожу строй. Со мной все те же. Дядя Фёдор, Макар, братья Телепузики и Махмуд он же Рафик. Неподалёку пасётся Шайтан, который она. Рафик подружился со своей кобылой, она с ним тоже, и больше не кусала, а еще хитрый татарин научил её ложиться на землю при артобстрелах, либо прятаться где-нибудь если местность позволяла. Нашёл седло и мог ездить верхом, обучил и еще кое-каким штучкам. В общем, сделал из обозной «клячи» — артиллерийскую лошадь. На вооружении у нас в основном карабины Мосина, один МП-40 и трофейные пистолеты у каждого. К карабинам штыки не идут, но у меня на поясе висел штык-нож от СВТ-40, консерву там открыть, проволоку порубить или зарезать кого нехорошего. Такие же штыки были и у других бойцов расчёта, и только Махмуд ходил со штык-ножом от СВТ-38, клинок которого был длиннее на двенадцать сантиметров, и не расставался с ним никогда. И если я иногда убирал штык в вещмешок или снимал вместе с портупеей, то Рафик даже спал с ножом. Видимо так на него повлияло попадание в плен, что он заимел такой бзик, причём не один. Хитровыделанность по отношению к товарищам по оружию с Рафика сняло как рукой, филонить он практически перестал, и вызывался на любую работу, хоть на «песчаный карьер», хоть на «цементный завод». Фрицев стал ненавидеть люто и при любой возможности просился на передок, откуда без «добычи» не возвращался.