Старлей также пообещал, что как только предоставится возможность, он сообщит командованию и отправит помощь, так как в партизанском лагере оставались и раненые разведчики, а куда-то эвакуировать людей без прояснения обстановки, было рискованно. Брать с собой лишнюю обузу командир тоже не хотел, ещё не известно как сложатся обстоятельства. А тут хоть какая-то крыша над головой, тепло и медицинское обслуживание. Так что поправив, обрушившиеся окопы и откопав из-под завалов чудом выживших людей или их тела, разведчики отправились выполнять боевую задачу, а мы остались помогать партизанам.

Пока мы с помощью Пашкиных людей оборудовали огневые позиции для двух орудий на флангах траншеи, я наслушался рассказов выживших партизан о бое в лагере и смог представить всю картину, развернувшейся трагедии.

Боевые действия немцы начали на рассвете, шквальным миномётным огнём по территории партизанского лагеря, под прикрытием которого выкатили на прямую наводку свои орудия и принялись разрушать дзоты, а также уничтожать огневые точки. В споре снаряда и дерева победили снаряды, так что в конце концов, укрепленные деревом и землёй позиции пулемётов по углам были разрушены, хотя на это и потребовалось довольно продолжительное время. Пока немецкие канониры и оцепление из полицаев отвлекали на себя внимание по периметру оврагов, основные силы егерей подходили со стороны «заколдованного леса». Быстро, при помощи приданных сапёров и «добровольцев» из местных жителей преодолев ложное минное поле, гансы дошли до настоящего. Так как впереди прочёсывающих лес подразделений, шли, конвоируемые полицаями, крестьяне, согнанные с окрестных деревень, то от первых подрывов егеря не пострадали, зато определили, где начинается «поле чудес». Разминировать полностью всё минное поле не хватало ни времени, не ресурсов, поэтому сделали два широких прохода на флангах. Сначала обстреляв местность из миномётов, а потом пустив вперёд мирных граждан, в основном стариков, женщин, детей, на некотором расстоянии от которых двигалась цепь полицаев, а следом, уже на значительном удалении, егеря. И если слева этот метод сработал на сто процентов, партизаны не решились привести в действие фугас, и люди гибли в основном от подрыва на противопехотных минах. То справа бомбу рванули, так что накрыло всех, и правых, и виноватых, почему и наступление на этом фланге развивалось медленнее. Тут уже пришлось потрудиться немецким пионерам, разминировав проход до конца. И хотя полицаям не повезло, их практически полностью уничтожили ружейно-пулемётным огнём, зато немцы преодолели минное поле и подобрались к рубежу перехода в атаку практически без потерь. Потери начались, когда они пошли в атаку, так что егерям пришлось несколько раз откатываться на исходные и возобновлять штурм после коротких миномётных налётов. Но таяли и ряды защитников, хотя Малыш и направил в передовую траншею всех кого смог найти, возглавив оборону этого рубежа, оставив за себя Машу, этого оказалось недостаточно. Так что в конце концов, немцы захватили траншею и прорвались на своём левом фланге, а вот справа им не дали этого сделать. Ну и опорный пункт в центре продолжал держаться, несмотря на то, что его жестоко обстреливали как из ротных так и из батальонных миномётов. И даже когда разрывом восьмисантиметровой мины покорёжило пулемёт и заклинило башенку наверху дзота, его защитники не сдались, а продолжали отбиваться гранатами. А вскоре на выручку подоспел наш отряд, и противнику стало не до партизан.

— Ты куда бегал? — спросил я у Лёхи, когда он присоединился к нам.

— Фугас рванули. — Просто ответил он. — А что, нельзя было?

— Да нет. Вовремя. Только предупреждать же надо.

— Дык, я сам не знал, получится — нет. С Петрухой разговорились, вот он меня и надоумил.

— Это сапёр который?

— Ага, он самый. Я знал, где спрятаны провода и подрывная машинка, а он, как это всё подсоединяется и работает. У нас ведь фугасы не только из фланговых дзотов рвануть можно было. Резервная цепь от всех ловушек и в центральный выведена. Подрывная машинка в каждом дзоте. Вот только знали про это не все.

— И кто знал?

— Только самые надёжные и проверенные в бою люди. Я знал.

— Понятно. Защита от дурака или юного очумельца.

— От кого? — не сразу сообразил Лёха, услыхав новое слово.

— От дурака. — Включаю мозг уже я, пытаясь придумать отмазку.

— Это то понятно. А кто такой очумелец?

— Очумелец или очумельцы — это такие юные техники с очень умелыми ручками, которые им не мешало бы оторвать, чтобы они не совали их куда не надо. Если сократить, то получаются очумелые ручки или очумельцы. — Все, кто прислушивался к нашему разговору, выпали в осадок, держась за животы от смеха. А я перекрестился про себя, допустив очередной ляп.

Потом стало не до смеха. Нашли Малыша, Машу и остальных партизан, разобрав завалы в окопах и обрушившихся землянках. Живым оказался только Емельян, он как обычно кидался гранатами, засев в одном из отнорков опорного пункта, пока ему не прилетело в ответ. Малыша контузило и слегка поцарапало осколками гранат, а после очередного обстрела ещё и присыпало мешаниной из земли и снега. Маше пуля попала в грудь, прямо в сердце, когда она бежала из своего блиндажа к опорному пункту. Зачем она это сделала, непонятно, хотя, скорее всего сердце подсказало, что с её любимым случилось несчастье, оно же и перестало биться. Емеля её и нашёл, когда, немного очухавшись, пошёл прямо к своему жилищу. Поняв, что любимую уже не вернуть, на руках отнёс её в только одному ему понятное место, сам выкопал могилу и похоронил. Помощи он не просил, а добровольных помощников, кивком поблагодарив за принесённый шанцевый инструмент, молча послал подальше. Тем и одного взгляда хватило, чтобы понять, что они лишние на этой поляне.

Остальных погибших хоронили в братской могиле, на месте одной из землянок, разобрав, обрушившийся жердяной потолок и выровняв дно, убрав всё лишнее. Комиссару я настоятельно порекомендовал, чтобы при всех погибших были импровизированные смертные медальоны (гильза от разобранного патрона с запиской), кто этот человек, из какого партизанского отряда и когда погиб. Отдельный список со всеми двухсотыми вложили в гильзу от сорокапятимиллиметрового снаряда, заклепали и захоронили в просторной братской могиле. Комиссар сказал пару слов, и после троекратного траурного салюта, люди разошлись по своим местам.

Вернулась разведгруппа из дивизии, и её командир передал, что как только захватят опорный пункт противника в деревне Порядино, то сразу вышлют помощь отряду. Также у него был приказ для старшего лейтенанта Дерзкого, поэтому отправили группу по следам разведроты, выделив им сани с полным бэка гранат и патронов на всю роту. После чего засобирались в поход уже мы.

— Ну что, Леонид Матвеевич, будем прощаться? — подхожу я к комиссару, через час после ухода разведчиков.

— А вы куда это собрались? — озадаченно спросил он.

— Вперёд, на запад. Будем громить тылы противника, помогая наступать нашей армии.

— А мы? А как же наш отряд? — ещё не врубаясь в ситуацию, начал задавать вопросы комиссар.

— А вы дождётесь, когда Красная армия освободит эту территорию от фашистских захватчиков и продолжите жить и работать на благо родины.

— Но мы хотим воевать, уважаемый товарищ лейтенант Доможиров. — Рассеянно начал комиссар. — После сегодняшних боёв люди поверили в свои силы, и поняли как можно бить врага. Я поговорил с некоторыми товарищами и они…

— Хорошо, Леонид Матвеевич. — Перебил я лесника, пока он не присел на своего любимого конька. — Соберите всех, кто хотел бы продолжить бить врага, но уже в составе нового отряда. Учтите, я возьму только добровольцев. Балласт мне не нужен. Десяти минут вам хватит?

— Я постараюсь. — Неуверенно начал комиссар.

— Через пятнадцать минут построение на плацу. Время пошло. — Демонстративно смотрю я на часы.

Через четверть часа подхожу в условленное место, где собрались почти все, кто остался от партизанского отряда. Встаю лицом к строю и жду доклада. Ищу глазами комиссара и, увидев его, стоящим на правом фланге, молча киваю головой.