Уничтожив два пулемётных расчёта, подвернувшихся под выстрел и нескольких шутцев, осматриваю поле боя в бинокль, выискивая цели. У якута «охотничий сезон» начался, он помогает разведчикам, так что приходится совмещать, работая за командира и за наводчика. Снарядов нам ещё хватит, несколько выживших партизан подтаскивают ящики по траншее. Обоз также подтянулся, и Пашка распределил своих вдоль границы с минным полем, прикрыв нам фланг со стороны леса. Я ещё послал туда Васю, чтобы помог отцепить и установить второе орудие. При нужде просто перебежим к этой пушке и откроем огонь.
Перекатив свою сорокапятку на пару десятков метров вдоль траншеи и уничтожив ещё один пулемёт, укрываемся в ней и отстреливаемся из карабинов. Дистанция стрельбы минимальная, орудие не окопано, картечь закончилась, остались только осколочные, ну и егеря, разобравшись, с какой стороны к ним подкрался главный писец, одним взводом начали обходить нас справа. Так что всеми наличными силами организую оборону в траншее. Вместе с партизанами нас дюжина при двух пулемётах и снайперской винтовке, есть ещё и парочка автоматов.
— Ну, что замолчали, артиллеристы? Кисло без вас стало. — Спустившись в окоп, спрашивает старлей.
— Будет ещё кислей, если егеря ближе подберутся. — Отвечаю я.
— Да вижу, сейчас сюда ещё одно отделение проберётся и займёт позицию.
— Вот тогда и мы вдарим, главное фрицев близко не подпускать, а на дальней дистанции мы им укорот сделаем.
— Где-то наши задерживаются, сейчас бы самое время ударить, тогда и мы поднажмём.
— Не надо жать, товарищ старший лейтенант. Выбьем с базы, а там пускай уходят, а то засядут в траншеях и окопах, и нам их оттуда не выковырять. Тогда уже точно больших потерь нам не избежать. А проса на дорожку мы им подсыплем, как и перца под хвост, лишь бы фрицы в лагере не остались.
— Лады. — Поразмыслив несколько секунд, согласился с моими доводами Дерзкий. — Я тогда полностью второй взвод сюда перенаправлю, будем фрицев из траншеи выдавливать.
— Вася, посмотри в обозе картечь, хотя бы несколько снарядов найди. — Посылаю я подносчика за просто необходимыми на данный момент боеприпасами, а сам открываю огонь из своей «Светки». Стреляю как в промелькнувшие силуэты фрицев, так и в деревья за которыми они прячутся. Убойной силы патрона, при начальной скорости пули 830 м/с вполне хватит, чтобы пробить не очень толстый ствол дерева и воткнуться в укрывающуюся за ним тушку. Егеря оценили наши успехи и залегли, ведя огонь с места, а когда количество стрелков с нашей стороны увеличилось больше чем в два раза, стали пятиться.
Рядовой Гусев нашёл и притащил целую укупорку картечных снарядов, поэтому под прикрытием ружейно-пулемётного огня остальных, занимаю своё место за прицелом орудия и начинаю зачистку прилегающей местности.
— Вася, заряжай картечью. — Кручу я маховички, наводя пушку на один из эмгэшников, работающих как швейная машинка — Зингер.
— Выстрел. — Предупреждаю я заряжающего, чтобы успел отскочить, нажимая на спусковой рычаг.
После нескольких просек, проделанных свинцовыми шариками картечи, егеря стали отходить гораздо быстрее, поэтому перехожу на осколочные, постепенно собирая расчёт до кучи. Наконец-то со стороны реки ударил третий взвод разведчиков с партизанами, отжимая противника к траншее. Поэтому орудие приходится доворачивать влево, провожая и подгоняя выстрелами, отступающих фрицев. Желательно сделать так, чтобы они не засели в траншее, а отошли в лес и вообще свалили отсюда. Красная армия наступает, штурмуя и захватывая опорные пункты немцев, так что нечего этим егерям в лесу делать, погостили, пора бы уже и «нах хаузе» убираться. Но нах хаузе гансы не захотели, а засели в траншее, хотя и не все. Своих раненых они начали эвакуировать в тыл, используя в качестве санитаров чуть ли не половину уцелевшего личного состава (всё-таки партизаны отстреливались из укрытий, а егеря наступали). Вот оставшиеся и прикрывали отход. Возможно они потом и отойдут, а может и нет, дождутся подкрепления или «санитаров», и продолжат уничтожать партизан и нас вместе с ними.
А сейчас мы пока превосходили противника в силах. Но это ненадолго. Во-первых, немцы укрылись в траншее справа, и теперь нам придётся наступать. Во-вторых, их там стало намного больше, чем было изначально. Так что сил разведчиков явно не хватит, чтобы выдавить егерей с рубежа обороны. Третий взвод с партизанами уже залегли в ста метрах от позиции противника. Второй продвинулся только до центрального дзота и на этом все его успехи закончились, хотя они можно сказать и не начинались, хоть опорник и заняли большими силами. Центральный дзот изначально оставался за партизанами, и гарнизон этого опорного пункта героически сражался в окружении, отбиваясь гранатами и огнём из стрелкового оружия. Разведчики из первого взвода также воевали на своём прежнем месте, азартно перестреливаясь с егерями. Установилось шаткое равновесие, и нужен был какой-то нестандартный ход, чтобы его нарушить, желательно с минимальными потерями для нас и максимальными для противника. О чём мы накоротке и поговорили со старлеем.
После чего, прикрываясь щитом, катим орудие вдоль траншеи, останавливаясь через каждые десять метров и стреляя в слишком назойливых фрицев, которые пытаются помешать нам это делать. Хотя как Берген, так и залегшие впереди разведчики, пресекают на корню старания мешальщиков. Я же аккуратно расчищаю себе сектор обстрела как бронебойными так и осколочными снарядами, стараясь не попасть в те деревья, которые растут недалеко от наших, зато прицеливаясь в другие, растущие на рубеже обороны немцев. Такая вот санитарная рубка с уничтожением зелёных писов. Спросив у меня разрешения и предупредив, чтобы дальше центрального дзота не лезли, Лёха прихватил Петруху-сапёра, и они скрылись в извилистом ходе сообщения. Я сначала не придал этому значения, а минут через пять после их ухода, у меня снова заложило уши, а земля содрогнулась от строенного взрыва мощных фугасов в тылу у противника.
А вот такого не ожидал никто. Разведчики перед моим орудием даже начали откатываться назад, пока не нарвались на своего старлея, который криками, командами и матом, остановил их. А потом попятились уже немцы, и не просто попятились, а побежали, причём не в сторону лесного взрыва а вдоль траншеи, скатываясь с крутого откоса прямо в овраг. Не решаясь больше отступать через минное поле и проклиная этих сумасшедших русских. Момент отступления мы прощёлкали, а когда кинулись преследовать, было уже поздно. С высокого берега удалось только напугать ружейно-пулемётным огнём, бежавших по льду речки егерей и добавить им прыти, пока они не скрылись за очередным поворотом оврага.
Мой расчёт в этом уже не участвовал, а прицепив орудие к передку, мы переехали на другую сторону траншеи и оборудовали огневую позицию в двадцати метрах от оврага. Угловой дзот был разбит артиллерийским огнём, так что на случай повторной атаки, это будет неплохим подспорьем. Хотя не факт, что она вообще состоится. Канонада доносилась как с северо-востока так и с юга от нас, причём достаточно близко, наша 33 армия наступала. Организовав оборону периметра, старлей выслал две усиленных разведгруппы по обоим берегам оврага: одну в сторону деревни Порядино, а вторую с донесением в дивизию, так как интенсивная перестрелка раздавалась уже на подступах к этому населённому пункту. Свою задачу разведчики можно сказать выполнили досрочно, хоть и не в полном объёме. Уничтожив артиллерийскую и миномётную батареи противника, они обеспечили дивизии продвижение вперёд. А подкрепление из обосравшихся егерей не добавит стойкости пехоте, засевшей в этом батальонном узле обороны. А ещё старший лейтенант Дерзкий предупредил, что как только вернётся разведка, он сразу выступит для выполнения поставленной боевой задачи, а пока его бойцы приводили себя в порядок и пополняли боекомплект, как трофеями, так и партизанскими запасами.
Из завалов, щелей и разрушенных землянок стали выбираться выжившие партизаны и искать и раскапывать своих убитых и раненых. Партизанский отряд, как боевая единица, можно сказать перестал существовать, выживших бойцов, способных держать в руках оружие, осталось очень мало, а неспособных ещё меньше. Ведь в отражении нападения на базу участвовали практически все, кто находился в лагере, за исключением грудных и малолетних детей, которых укрыли в недоделанном блиндаже, (бывшем зиндане), вместе с тяжелоранеными, находящимися в бессознательном состоянии. Все трёхсотые, кто мог хоть чем-то помочь, оставались в окопах. В одном из которых мы и нашли нашего Рафика, живого, но слегка контуженного. Он сперва отстреливался до последнего патрона из пулемёта, а потом кидался гранатами, пока немецкая колотушка не рванула на бруствере. А когда мы положили его в сани, Шайтана так обрадовалась, что чуть не выпрыгивала из упряжки, пришлось даже распрячь кобылу, пока она не сломала оглобли, после чего обрадовался уже Махмуд, лошадь чуть ли не до полусмерти его зализала.