— Ты очень усложняешь мне задачу быть джентльменом, — хрипло говорит он, прижавшись губами к моему уху.

— А что, если я не хочу, чтобы ты им был? — Я прижимаюсь щекой к его руке. — Что, если я хочу, чтобы ты был моим большим, плохим сводным братом?

Он стонет, когда я беру его палец в рот и обволакиваю его языком.

— Будь осторожен в своих желаниях, младший брат. — Предупреждение в его голосе так же сексуально, как и то, как его губы которые касаются моего уха.

Я сильнее сосу его палец и прижимаюсь к его члену.

Он осторожно вытаскивает палец из моего рта и проводит рукой по моему телу. Его прикосновения легки, как перышко, когда он проводит кончиками пальцев по моей влажной коже.

Я задыхаюсь и выгибаюсь к нему, молча прося еще.

Он продолжает проводить рукой по моему животу, затем по моему счастливому следу и, наконец, обхватывает мой член. Он не гладит и даже не сжимает меня, а просто держит свободно, как будто ждет, чтобы посмотреть, как я отреагирую.

Не заботясь ни о чем, кроме того, чтобы снова почувствовать его внутри себя, я покачиваю бедрами и провожу членом по кольцу его ладони.

Он отпускает.

— Киллиан, — стону я и прижимаюсь к его члену.

— Чего ты хочешь, котенок? — Он целует меня в ухо.

— Трахни меня, пожалуйста, — бесстыдно умоляю я.

— Ты хочешь мой член?

— Да!

— Тогда ложись на мою кровать, — говорит он своим хриплым голосом. — Прямо сейчас, блядь.

Киллиан

Я падаю на Феликса с стоном, когда последние остатки оргазма угасают. Он обнимает меня с довольным вздохом и крепко прижимается.

Секс с Феликсом — лучший, который у меня когда-либо был.

Мне нравится, как он послушен, как он никогда не колеблется, когда я ему что-то говорю. Наши отношения с ним не похожи ни на что из того, что я испытывал раньше, и то, как он может так легко переключаться между ролью дерзкого мальчишки, который точно знает, как меня завести, и покладистого сводного брата, который просто хочет, чтобы кто-то взял на себя инициативу, просто невероятно.

Он поворачивает лицо и ловит мои губы своими. Я целую его в ответ, давая ему возможность полностью успокоиться и погрузиться в послевкусие, пока наш темп замедляется, и каждое прикосновение его губ к моим становится долгим и томным.

Когда я наконец отстраняюсь, он моргает, глядя на меня, безвольный и ошеломленный. Мои пальцы все еще внутри него, и он тихо стонет, сжимая их.

— Ты хоть представляешь, как возбуждающе чувствовать мою сперму внутри тебя? — Я осторожно вытаскиваю пальцы из него.

Он кивает, и на его губах появляется медленная улыбка.

— Хотелось бы иметь пробку, чтобы я мог оставить ее в себе.

Я стону и прячу лицо в его шее.

— Кто-нибудь еще знает, насколько ты развратный?

Он тихо смеется и поглаживает мою спину широкими круговыми движениями.

— Нет. Но, с другой стороны, ты единственный, кто когда-либо пробуждал это во мне.

— Что ты имеешь в виду?

Он нежно проводит пальцами по моей спине и трется ногой о мою.

— Именно то, что я сказал. Я никогда не был таким с кем-либо еще. Секс всегда был для меня ну…так себе. Я не знаю, почему, но это не то, о чем я действительно много думал или чего хотел. Но с тобой это все.

— Ты с кем-нибудь встречался? — спрашиваю я и сдерживаю то, что, вероятно, прозвучало бы как мурлыканье, когда он нежно проводит ногтями по моим волосам.

— Нет, никогда не хотел. — Он хихикает. — Но, с другой стороны, я никогда раньше не был с парнем, никогда не хотел, чтобы меня трахнули, и определенно никогда не думал о том, чтобы носить чужую сперму как знак отличия, но вот мы здесь. — Он снова хихикает. — Черт, тебе стоило только включить свой властный характер, и я практически растаял, и с радостью поблагодарил бы тебя за то, что ты душил меня своим членом, если бы ты меня об этом попросил.

— Поблагодарил бы меня, да? — дразню я и провожу кончиком носа по его ушной раковине.

Он издает жаждущий стон, от которого мой уставший член задрожал от интереса.

— Жулик. Ты же знаешь, что это одна из моих эрогенных зон.

— Ага. — Я делаю это снова.

Он дрожит и впивается ногтями в мою спину. Небольшие полумесяцы боли приятно ощущаются на моей остывающей коже.

— Что скажешь, младший брат? — Я слегка кусаю его мочку уха. — Ты поблагодаришь меня за лучший член в твоей жизни?

— Ну, это единственный член, который я когда-либо получал, — игриво возражает он. — Но, конечно. Спасибо, что дал мне лучший член в моей жизни, старший брат. — Он издает озадаченный смешок.

— За что это было?

— Просто подумал, как смешно, что я тебе все это рассказываю. Мой мозг говорит: «Заткнись, рот», а мой рот отвечает: «Ха-ха, нет». — Он смеется. — Но, с другой стороны, я дважды, нет, трижды умолял тебя трахнуть меня и поблагодарил тебя за это, так что какая разница в нескольких правдивых признаниях по сравнению с этим?

— Если тебе от этого станет легче, то ты единственный, кто когда-либо вызвал это во мне, — говорю я ему. Затем, просто потому что я могу, я прижимаюсь губами к его шее, где она соединяется с плечом, и несколько раз сильно всасываю ее.

Он выгибает шею и наклоняет голову в сторону, чтобы мне было удобнее.

— Так это не только у меня?

— Не только, — говорю я, а затем перехожу к нежному покусыванию его измученной кожи.

— Боже, как хорошо.

Прежде чем я успеваю увлечься, я отрываю рот от него и наблюдаю, как его кожа меняет цвет с розового на красный. Следы светлые по сравнению с теми, которые я оставил на нем сегодня утром, и мне приходится сдерживать желание покрыть ими весь его торс, чтобы все знали, что он мой.

Я жду, когда эта мысль вызовет у меня панику или замешательство, но этого не происходит.

Феликс мой, и он всегда будет моим.

— Так ты не со всеми такой? — тихо спрашивает он, явно не подозревая, о чем я только что думал, и смотрит на меня своими пронзительными глазами, которые станут моей гибелью.

— Нет. — Я поднимаюсь на локти, чтобы не давить на него своим весом. — Только с тобой.

Его улыбка неуверенная и милая, как будто он боится показать, насколько ему нравится эта идея.

— Только со мной?

— Только с тобой, — повторяю я.

Его улыбка широкая, яркая и такая чертовски счастливая, что у меня в груди что-то сжимается.

Я, может, и не понимаю, что происходит, между нами, или почему это происходит после многих лет взаимной неприязни, но я не могу отрицать, что заставлять Феликса улыбаться так же хорошо, если не лучше, чем злить его.

Не задумываясь о том, что я делаю, я прижимаюсь губами к его улыбающимся губам, а затем осторожно скатываюсь с него.

— Ты устал? — спрашиваю я, когда мы сидим на кровати лицом друг к другу. Уже поздно, и завтра нам нужно возвращаться домой, но он все еще под кайфом, так что есть большая вероятность, что он не скоро уснет.

— Тело устало, но мозг работает на полную мощность, — он кусает нижнюю губу. — Можем мы немного полежать? Как обычно?

Без слов я перемещаюсь так, чтобы оказаться под одеялом с головой на подушке. Феликс скользит под одеяло вместе со мной и прижимается ко мне. Я обнимаю его за плечи и прижимаю к себе, а он кладет голову мне на грудь.

Его твердый вес знаком и успокаивает, а его вздох удовлетворения вторит моему.

— Ты уверен, что не злишься на меня? — тихо спрашивает он, нарушая тишину, которая опустилась на нас.

— Я не злюсь, — уверяю я его.

— А близнецы злятся?

— Никто на тебя не злится.

— Хорошо. — Он прижимается щекой к моей груди. — Но, если бы ты мог замолвить за меня словечко перед близнецами, я был бы тебе признателен. Они чертовски страшные, и я бы предпочел не иметь их в списке своих врагов, если это возможно.

— Они тебя не ненавидят. — Я рассеянно провожу пальцами по его мягким волосам. — Особенно Джейс. У него к тебе слабость.