Теперь, когда я нахожусь над землей и в общественном месте, я замедляю шаг и пытаюсь вести себя так, как будто я не выбежал из подвала как сумасшедший, и пересекаю вестибюль, чтобы добраться до лестницы.

Лестничная клетка, как и вестибюль, пуста, и я мчусь наверх, как будто у меня задница в огне. Когда я наконец попадаю в нашу комнату, я направляюсь прямиком в ванную, двигаясь как можно тише, чтобы не разбудить Киллиана. Мне на самом деле плевать, выспится он или нет, но я не в том настроении, чтобы иметь дело с ним или его истерикой, если я случайно разбужу его.

Оказавшись в ванной и заперев за собой дверь, я снимаю одежду и купальник, а затем включаю душ. Я не жду, пока вода нагреется, и вхожу под струю, держа в одной руке кусок мыла, а в другой — мочалку. Мне нужно смыть с себя хлор, и я не щажу себя, натирая кожу мочалкой с мылом и мою волосы.

Когда я снова чувствую себя чистым, я останавливаюсь и прислушиваюсь, не разбудил ли я Киллиана. Не услышав ничего, я вытираюсь и тихонько возвращаюсь в главную комнату.

Бугор под простыней Киллиана говорит мне, что он все еще спит, и я крадусь к своей кровати голый, с сумкой на плече.

Двигаясь как можно тише, я прячу сумку под столом, а затем подхожу к комоду. Я проверяю, чтобы Киллиан все еще спал, затем снимаю с полки одну из своих книг и открываю ее, обнаруживая потайной отсек между страницами.

Стараясь не издавать лишних звуков, я вытаскиваю из отсека несколько флаконов с таблетками. Мне приходится прищуриться, чтобы разглядеть названия в тусклом свете, но я нахожу нужные флаконы и заталкиваю остальные обратно в отсек.

Я высыпаю в ладонь две таблетки Амбиена и три Ативана, затем бросаю их в рот и проглатываю, не запивая, после чего закрываю бутылочки и кладу их обратно в книгу. Когда все убрано, я забираюсь в постель и накрываюсь одеялом.

Мне нужно продержаться еще минут двадцать, потом лекарства начнут действовать, и я наконец смогу погрузиться в глубокий сон без сновидений и избавиться от паники и страха, которые все еще кружат в моей голове.

Киллиан

— Извини, Киллиан?

Я поворачиваюсь в сторону мягкого голоса, останавливаясь как раз в тот момент, когда собираюсь подняться по ступенькам к дому Гамильтона.

Иден стоит позади меня и выглядит так, будто не может решить, упасть в обморок или убежать. Ее щеки покраснели, глаза широко раскрыты, а руки нервно сжимаются перед грудью.

— Что? — спрашиваю я, когда она ничего не отвечает. — Ты меня остановила, помнишь?

Ее румянец усиливается.

— Прости. Я просто… С Феликсом все в порядке? — пищит она.

— Да, а почему бы и нет? — Я смотрю на здание перед нами. — Он сказал тебе, что собирается сделать какую-то глупость?

Она так энергично качает головой, что ее длинные волосы развеваются вокруг лица, и прядь прилипает к ее блеску для губ. Она поспешно отрывает ее.

— Нет. Я просто…

Я делаю жест рукой, означающий «продолжай».

— Ты просто…

— Я сегодня от него ничего не слышала. — Она вытаскивает телефон из заднего кармана и протягивает его, как будто пытается решить, стоит ли мне это доказывать и показывать их переписку.

— И это странно?

Она кивает.

— Вчера вечером мы о чем-то болтали, и он сказал, что мы закончим разговор утром. Я писала ему несколько раз с тех пор, как проснулась. — Она показывает мне телефон. — Но он даже не прочитал.

— Может, он тебя игнорирует, — говорю я без эмоций.

— Может быть, — быстро соглашается она, ничуть не обеспокоенная моим пренебрежительным тоном или словами. — Но последние несколько дней он какой-то не такой, я волнуюсь за него.

Я смотрю то на нее, то на Гамильтон-Хаус.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, и мой голос звучит гораздо резче, чем нужно. — В каком смысле «какой-то не такой»?

Она даже не вздрагивает и скромно заправляет прядь волос за ухо.

— Отстраненный, тише, чем обычно, и я не знаю, как это описать, но он был действительно… не вовлечен.

— Не вовлечен?

Она кивает.

— Как будто он просто выполняет привычные действия, но ничего его не интересует. Вчера вечером мы разговаривали о… чем-то, что обычно его очень интересует, но было такое ощущение, будто я разговариваю с другим человеком, и все казалось не так.

— Так ты беспокоишься о нем из-за своих ощущений? — спрашиваю я, не скрывая скептицизма в голосе.

Она пожимает плечами и смотрит на меня с беспомощным выражением лица.

— Я знаю, это звучит безумно, но что-то происходит. Ты знаешь, что он пропускает занятия?

Это привлекает мое внимание.

— Правда?

Она кивает.

— Он пропускал как минимум одно утреннее занятие каждый день на этой неделе. Это похоже на него?

Это заставляет меня задуматься. Феликс — один из тех ботаников, которые действительно любят школу и учебу. Он уже пропустил всю прошлую неделю, чтобы скрыть травму головы, поэтому то, что он пропускает кучу занятий на этой неделе без причины, странно.

— Нет, не похоже. — Я киваю в сторону здания. — Пойдем.

Она широко улыбается мне и следует за мной по ступенькам.

Несколько парней в холле бросают на нас странные взгляды, когда мы проходим мимо, но они достаточно умны, чтобы держать свои мысли при себе.

Я понятия не имею, что Джордан имеет против Иден, но я знаю, что лучше не оспаривать его приказы. И когда он сказал всем в доме держаться от нее подальше, иначе им придется иметь дело с ним, я понял, что это не пустая угроза.

Феликс, похоже, является исключением из его правила, и, насколько я знаю, Джордан никогда не имел проблем с тем, что они дружат. Какова бы ни была причина, это не мое дело, но я бы солгал, если бы сказал, что не задумывался, почему Джордан так сильно ее ненавидит и почему он поставил себе целью убедиться, что все в кампусе держатся от нее как можно дальше.

К счастью, Иден, похоже, рада просто следовать за мной и не говорит ни слова, пока мы поднимаемся в мою комнату.

Когда мы наконец подходим к моей двери, я открываю ее и распахиваю. Я ожидаю увидеть Феликса на диване или, может быть, за его столом, но он лежит в постели, укрытый одеялом, и все еще спит.

Иден бросает на меня обеспокоенный взгляд, когда я закрываю за нами дверь.

— Это странно, правда? — спрашивает она.

Я киваю. Уже почти обед. Он вернулся в комнату, чтобы вздремнуть, или просто еще не проснулся?

— Феликс? — зовет она, ее голос слишком тихий, чтобы кого-то разбудить. — Ты в порядке?

Она несколько раз смотрит то на меня, то на Феликса, явно спрашивая разрешения зайти дальше в комнату. Я киваю, и она спешит к его кровати, чтобы осторожно потрясти его за плечо.

— Феликс?

Он не шевелится, и я уже иду к ней, когда она поднимает глаза, на ее лице отражается страх и беспокойство.

— Что-то не так, — говорит она, когда я подхожу к кровати.

— Что ты имеешь в виду? — Я оглядываю пространство вокруг нас, чтобы убедиться, что нет никаких угроз — или подсказок — о которых мне нужно знать.

Она снова трясет его за плечо, достаточно сильно, чтобы встряхнуть все его тело на матрасе.

Он не шевелится. Даже его дыхание не меняется.

— Феликс? — Я откидываю одеяло, чтобы лучше его рассмотреть.

На первый взгляд, все кажется в порядке. Он свернулся калачиком на боку, обнимая запасную подушку, как плюшевого мишку. Никаких следов крови или травм, он дышит.

Почему, черт возьми, он не просыпается?

— Феликс. — Я беру его за плечо и встряхиваю.

Он выдыхает небольшой поток воздуха, но это все.

— Что нам делать? — спрашивает Иден, в ее голосе слышится страх. — Звонить школьному врачу?

— Нет. Пока нет. — Я прикладываю тыльную сторону ладони к его лбу. Он теплый, но это может быть из-за того, что он лежит под одеялом, а не из-за того, что у него жар.