Уголки губ Феликса поднимаются в улыбке.

Мои глаза без моего разрешения падают на его рот, и я не могу отвести взгляд, когда он проводит зубами по нижней губе, что выглядит гораздо более завораживающе, чем должно быть.

Резкий звук моего телефона вырывает меня из оцепенения. Я инстинктивно отпускаю его и отскакиваю от него.

Феликс смотрит на меня, его выражение лица возвращается к обычной маске безразличия. Когда я отхожу на полдюжины шагов, он отталкивается от стены и небрежно подходит к своей кровати. Я могу только смотреть, как он берет книгу в мягкой обложке с прикроватного столика, забирается на матрас и устраивается на подушках.

Он бросает на меня быстрый взгляд, на его губах появляется намек на улыбку.

— Хороший разговор.

Прежде чем я успеваю отреагировать или ответить, он открывает книгу и сосредотачивается на ней, чтобы отпустить меня.

Это наконец-то разбивает чары, под которые я, по-видимому, попал, и я ухожу в ванную, не обращая внимания на своего сводного брата. Когда дверь за мной закрывается, я прислоняюсь к раковине и делаю несколько глубоких вдохов. Они не помогают успокоить бурю, бушующую внутри меня.

Подняв глаза на зеркало, я безучастно смотрю на свое отражение и прокручиваю в голове последние несколько минут. То, что Феликс сдался и начал сопротивляться, должно было быть победой. Это не должно было меня возбуждать, и уж точно не должно было заставлять меня хотеть большего.

Но, с другой стороны, я не был единственным, кого это возбудило — или единственным, кому это понравилось.

Феликс, может, и выиграл этот раунд, но он даже не представляет, с кем имеет дело. И как далеко я готов зайти, чтобы остаться на вершине.

Феликс

Приняв готовую позу, я ныряю в темные глубины бассейна дома Гамильтона.

Прохладная вода обволакивает меня, как знакомое одеяло, успокаивая мою раскаленную кожу, пока я плавно скольжу по ней. Я остаюсь под водой так долго, как могу, продвигаясь вперед мощными дельфиньими ударами ногами, пока мои легкие не начинают гореть, а разум не кричит мне, чтобы я дышал.

Я выдерживаю еще несколько секунд, преодолевая боль и замешательство, пока не вынужден всплыть на поверхность, чтобы не потерять сознание.

Как только моя голова появляется из воды, я делаю несколько глубоких вдохов и перехожу на баттерфляй, чтобы закончить круг.

Плавание — это одно из немногих занятий, когда я чувствую полный контроль над собой и своей жизнью. Я решаю, нырять мне или всплывать. Я могу выбрать, хочу ли я плавать не спеша или играть с инстинктами и испытывать пределы своей смертности. Это единственное место, где никто не может мне навредить, и единственное время, когда я чувствую себя по-настоящему свободным.

По крайней мере, так бывает обычно. Сегодня все по-другому, и все из-за моего проклятого сводного брата.

Жизнь с Киллианом хуже, чем я мог себе представить, и не по тем причинам, которые я предполагал.

Хотя мы знакомы с десяти лет и последние шесть лет являемся сводными братьями, мы не проводили вместе много времени.

Наши родители отправили нас в одну и ту же школу-интернат, как только высохли чернила на их свидетельстве о браке, но поскольку Киллиан на год старше меня, мы жили в разных общежитиях, учились в разных классах и практически не виделись, разве что мимоходом. Он, близнецы и остальные их дружки издевались надо мной при каждой возможности, но это было не постоянно, так как нас разделял целый кампус.

В прошлом году я наслаждался относительным спокойствием здесь, в Сильверкресте, но теперь, когда мы живем в одной комнате, становится все труднее и труднее избегать его.

Фрагментарные воспоминания о том, что произошло в нашей комнате ранее, пронзают мое сознание, вторгаются в мои мысли и увлекают меня подальше от моего счастливого места.

Сегодня не первый раз, когда я вижу, как Киллиан злится и теряет контроль. Это даже не первый раз, когда он направляет свою необузданную злость на меня или поднимает на меня руку.

Но это первый раз, когда его гнев возбудил меня, и именно об этом я не могу перестать думать.

Я знаю Киллиана почти десять лет, и он всегда был взрывным и легко выходил из себя. За эти годы я стал чертовски хорош в том, чтобы выводить его из себя, и доводить его до такой ярости, что он прибегает к детским оскорблениям и расплывчатым угрозам, — это одна из немногих вещей в этом мире, которые доставляют мне настоящее удовольствие.

Но это было ничто по сравнению с тем, что я почувствовал, когда он швырнул меня в стену и прижал своим большим телом, и я понятия не имею, что, черт возьми, с этим делать.

Интенсивность его взгляда, напряжение его мышц, даже то, как он прижимался ко мне своим телом, возбуждали меня. Так же, как и осознание того, что он был так же сбит с толку, как и я, когда наконец отступил.

Это безумие, но видеть, как он теряет контроль, заставило меня захотеть поддаться своей собственной ярости. Отпустить себя и позволить себе почувствовать все то, что я так много лет подавлял.

Это почти так же опасно, как возбуждение, которое я видел в Киллиане. То, как он отдался моменту и как он наслаждался им так же, как и я. Это заставляет меня хотеть большего.

Отгоняя эти мысли из головы, я замечаю, что быстро приближаюсь к краю бассейна, и сосредотачиваюсь на том, чтобы правильно рассчитать время для поворота. Это то, что мне нужно. Потерять себя в воде и разбить мир на крошечные моменты, которые имеют смысл. Раз, два, три, четыре. Удар, поворот, гребок, вдох.

Блаженное спокойствие окутывает меня, когда я заканчиваю второй круг и начинаю третий. Моя цель — сто двадцать кругов за час, та же цель, которую я ставлю перед собой каждый вечер, когда прихожу плавать, чтобы измотать свое тело настолько, чтобы впасть в коматозный сон.

Мои мысли снова начинают блуждать, и я возвращаю их в настоящее, добавляя как можно больше силы в каждый удар ногами и гребок руками. При такой скорости я не смогу проплыть даже двадцать кругов, но боль в мышцах и жжение в груди — это именно то, что мне нужно, чтобы вернуться в зону и перестать думать обо всем, от чего я пытаюсь сбежать.

Я как раз подплываю к дальнему краю бассейна, когда что-то на бортике привлекает мое внимание. Это человек?

Смущенный, я поднимаю голову. Темная фигура приседает на краю бортика прямо передо мной. Я настолько удивлен, что мне нужно несколько секунд, чтобы понять, что эта фигура — не один из моих соседей по общежитию, пришедший поплавать в полночь. Если бы это был он, он не был бы одет с ног до головы в черное и не надел бы капюшон, скрывающий его лицо.

Этих нескольких драгоценных секунд колебания достаточно, чтобы выбить меня из ритма, и я пропускаю следующий гребок. Еще несколько секунд уходит на то, чтобы вернуть тело в синхрон, и это закрывает окно времени, которое у меня есть для выполнения поворота. В панике я пытаюсь остановить свой импульс, чтобы не врезаться в стенку.

Мои попытки не приносят результата, и у меня даже нет времени полностью поднять руки перед лицом, прежде чем я врезаюсь в стену почти на полной скорости.

Опираясь на свой тренировочный опыт, я заставляю себя расслабиться, и я как бы складываюсь в бок, как муха, разбивающаяся о лобовое стекло.

Все вокруг погружается в темноту и тишину, и на несколько мгновений я застреваю в этом состоянии между потерей сознания и ошеломлением, погружаясь все глубже в воду. Тьма вокруг меня рассеивается, и я пытаюсь отряхнуть последние остатки оцепенения и начать двигаться.

Мне кажется, что я плыву через патоку, когда я отчаянно хватаюсь за борт бассейна. Я хватаюсь за край и вытаскиваю голову из воды, но прежде, чем я успеваю вдохнуть, меня снова толкают под воду.

В голове взрывается боль, когда человек на бортике хватает меня за волосы и держит под водой.