Каспар понимал подозрительность генерала, только что проигравшего крупное сражение.

— На самом деле они с севера. Мужчину по имени Бандамин завербовали далеко на севере. Полагаю, его схватили работорговцы, которые, скорее всего, незаконно сотрудничали с вашими вербовщиками за пределами Мубои.

— Бывало и не такое, — хмыкнул генерал. — Во время войны не до формальностей.

— У него остались жена и сын. Мальчик узнал, что отец в вашей армии, и отправился на юг его искать. Мать последовала за сыном.

— А ты, выходит, последовал за матерью, — заключил Аленбурга.

— Я хочу вернуть их домой, чтобы они были в безопасности.

— А мужа? — спросил генерал.

— Его тоже, если возможно. Есть выкупная сумма?

Генерал рассмеялся:

— Если бы мы разрешали откупаться от службы, у нас была бы очень слабая армия, ведь самые сообразительные всегда нашли бы способ. Нет, его служба продлится пять лет, независимо от способа вербовки.

Каспар кивнул:

— Честно говоря, не удивлен.

— Можешь поискать мальчика и его мать. Обозники расположились к западу отсюда, у ручья. Большинство женщин, как законных жен, так и маркитанток, находятся рядом.

Каспар допил эль и поднялся:

— Не стану отнимать у вас больше времени, генерал. Вы были очень любезны.

Каспар уже собирался уйти, когда генерал остановил его вопросом:

— Что ты думаешь?

Тот замедлил шаг, затем развернулся:

— Война окончена. Пора просить мира.

Аленбурга откинулся на стуле, задумчиво потирая бороду большим и указательным пальцами.

— Почему ты так считаешь?

— Вы собрали всех боеспособных мужчин в радиусе трёхсот миль, генерал. По пути сюда я проехал через два города, шесть поселков и два десятка деревень. Остались только старики за сорок да мальчишки моложе пятнадцати. Каждый, кто мог держать оружие, уже в ваших рядах.

Он сделал паузу, затем продолжил:

— Я вижу, вы укрепляете южные позиции, значит, ждёте контрудара. Но если у Оканалы ещё есть силы, он ударит по вашему левому флангу, прорвёт оборону и прижмёт к ручью. Лучшее решение — отступить к городу и закрепиться там. Генерал, это ваша граница на ближайшие пять, а то и десять лет. Пора заканчивать эту войну.

Генерал кивнул:

— Но у нашего махараджи свое видение. Он хочет продвинуться на юг, чтобы мы могли заявить, что усмирили все Восточные земли вплоть до Города Змеиной Реки.

— Полагаю, ваш честолюбивый повелитель мечтает когда-нибудь завоевать и сам город, — предположил Каспар.

— Возможно, — согласился Аленбурга. — Но в остальном ты прав. Разведка докладывает, что Оканала тоже перешёл к обороне. Мы оба выдохлись.

Каспар покачал головой:

— Я не разбираюсь в местных политических играх, но иногда перемирие — это вопрос сохранения лица, а иногда — необходимость, единственная альтернатива полному краху. Победа ускользнула, а поражение поджидает со всех сторон. Пусть ваш махараджа выдаст кого-то из родни замуж за родственника короля Оканалы, и можно будет считать дело закрытым.

Генерал поднялся и протянул руку:

— Если найдешь своих друзей и проводишь их домой, Каспар из Оласко, моя палатка всегда открыта для тебя. Вернешься — сделаю тебя генералом, и когда придет время, мы вместе двинемся к морю.

— Сделаете генералом? — Каспар усмехнулся.

— Ах да, в прошлую нашу встречу я командовал лишь бригадой, — ответил генерал, возвращая ему его же улыбку. — Теперь мне доверена вся армия. Мой кузен ценит успех.

— Что ж, — Каспар пожал его руку, — если меня охватит честолюбие, я знаю, где вас найти.

— Удачи тебе, Каспар из Оласко.

— И вам, генерал.

Каспар покинул шатер и вскочил в седло. Он шагом повел мерина по склону холма к видневшейся вдали лощине, где петлял довольно широкий ручей.

По мере приближения к обозу его охватывало тревожное предчувствие, поскольку повсюду виднелись следы недавнего боя. Хотя законы войны запрещали атаковать обозных мальчишек и женщин при армии, в пылу сражения такие условности часто забывались, а волны битвы без разбора смывали и тех, кто не участвовал непосредственно в сражениях.

Многие из встреченных им мальчишек были ранены: кто легко, кто серьезно; у большинства виднелись перевязки. Несколько человек лежали на носилках под повозками, их раны не позволяли даже выполнять простую работу.

Каспар подъехал к плотному мужчине в залитой кровью тунике, который сидел на облучке и безутешно рыдал. Рядом лежали снятые кираса и шлем с плюмажем.

— Вы начальник обоза? — спросил Каспар.

Мужчина лишь кивнул, по его щекам медленно текли слезы.

— Я ищу мальчика по имени Джорген.

Челюсть начальника обоза сжалась. Он медленно слез с повозки и, оказавшись перед Каспаром, глухо произнес:

— Пойдемте со мной.

Он провел Каспара за небольшой холм, где отряд солдат копал огромную траншею, а мальчишки таскали дрова и ведра с чем-то, что Каспар предположительно опознал как масло. Индивидуальных погребальных костров здесь не будет — готовилось массовое сожжение.

Мертвые были выстроены в ряд по другую сторону траншеи, их должны были перенести и уложить на дрова перед тем, как облить маслом и поджечь. Пройдя треть длины этого страшного строя, мужчина остановился. Каспар взглянул вниз и увидел три тела, лежащие рядом.

— Он был таким хорошим мальчишко», — прохрипел начальник обоза, его голос охрип от команд, пыли сражения, дневного зноя и сдавленных эмоций.

Джорген лежал рядом с Джойханной, а возле неё — мужчина в солдатской форме. Это мог быть только Бандамин, черты лица выдавали в нём отца семейства.

— Он пришёл искать отца почти год назад, а потом… появилась его мать. Мальчик работал не покладая рук, без единой жалобы, а его мать заботилась обо всех ребятах, как о родных. Когда отец мог, он приходил к ним, и глядеть на них было отрадно. Среди всего этого, — он широко взмахнул рукой, — они умудрялись быть счастливыми просто от того, что были вместе. А потом… — Он замолчал, глаза наполнились слезами. — Я выхлопотал, чтобы… отца перевели в обоз. Думал, делаю им добро. Я и представить не мог, что битва докатится до обозных телег! Это же нарушение военного соглашения! Они убивали мальчишек и женщин! Это против всех правил войны!

Каспар замер, глядя на троих, воссоединившихся по воле судьбы лишь для того, чтобы вместе умереть так далеко от дома. Бандамин получил сокрушительный удар в грудь, возможно, от булавы, но его лицо осталось нетронутым. На нём был потрёпанный, выцветший сине-жёлтая накидка с гербами Мубои. В чертах отца Каспар разглядел, каким мужчиной мог бы стать Джорген — с открытым, трудолюбивым лицом, лицом человека, который когда-то часто смеялся. Он лежал с закрытыми глазами, словно спал.

Джойханна не имела видимых повреждений, и Каспар предположил, что её настигла стрела или копьё в спину, возможно, когда она бросилась защищать мальчишек. Волосы Джоргена слиплись от крови, а голова неестественно вывернута. Лёгкое облегчение мелькнуло в душе Каспара — смерть, должно быть, была мгновенной, без мучений. Неожиданная горечь сдавила горло: мальчишка был ещё так юн.

Он смотрел на них: они казались просто семьёй, уснувшей бок о бок. Мир продолжал вращаться, и никто, кроме него да, быть может, пары людей на далёком севере, не заметит исчезновения Бандамина и его семьи. Джорген, последний отпрыск забытого рода, был мёртв, и вместе с ним прервалась эта семейная ветвь навсегда.

Начальник обоза смотрел на Каспара, словно ожидая каких-то слов. Тот ещё мгновение всматривался в три бездыханных тела, затем вонзил шпоры в бока коня, развернул мерина и двинулся в долгий путь на север.

Покидая поле боя рысью, Каспар ощутил, как что-то внутри него заледенело и окаменело. Как просто было бы возненавидеть Оканалу за нарушение «цивилизованных» законов войны. Как легко ненавидеть Мубою, разлучившую семью. Соблазн ненавидеть всех и вся был так велик. Но Каспар знал: за годы он и сам отдавал приказы, из-за которых сотни Бандаминов были оторваны от семей, а сотни Джойханн и Джоргенов познавали лишения и саму смерть.