— Держитесь!
Мне пришлось содрать ладони в кровь, вытаскивая девушек одну за другой. Как говорится, «до свадьбы заживёт», вот только до неё ещё надо дожить.
Последний участок прошли молча, слушая только стук сердец и своё хриплое дыхание. Планета сполна поквиталась с нами за беззаботное прозябание на пляже. Ледник, безмолвный, но безумно красивый убийца, забрал все наши силы. К скалам мы подошли уже в сумерках. Идти дальше — это чистое безумие. Да и сил на это уже не осталось.
Мы затаились среди нагромождения камней, сознательно отказавшись от костра. Каждый язычок пламени мог стать маяком для тех, кто наверняка уже выслеживал нас в этой ледяной пустыне. Я прислушивался к каждому шороху ветра, представляя, как в темноте между ледяными торосами мелькают чужие тени.
Ужин был скудным: вяленое мясо, рыба и терпкий плод вместо воды. Но мы и не ждали уютного кемпинга с полным пансионом. Главное — набраться сил. Пировать будем потом, когда победим.
— Завтра будет проще, — пробормотал я, наблюдая, как звёзды одна за другой зажигаются в ночном небе.
Мелинарис ответила усталой улыбкой. Хетиве молчала, уставившись в темноту — туда, где ждали новые вершины.
Мы сбились в кучу, как птенцы в гнезде, и провалились в сон — измученные, но непобеждённые.
***
Несколько часов нам поспать удалось — погони здесь не стоило опасаться. Даже с рентгеновским зрением никто не отважился бы пробираться сквозь этот лабиринт ледяных расщелин и торосов в кромешной тьме.
Девушки отрубились сразу, будто кто-то их выключил, выдернув вилку из розетки. А я лежал, уставившись в звёздное небо, и слушал, как трещит лёд на леднике. Мой мозг работал на пределе, скрупулёзно собирая воедино все странности последних дней. Словно кто-то небрежно сложил мозаику, оставив между фрагментами зияющие пустоты, и теперь я безуспешно пытался разглядеть в этом хаосе целостную картину.
Сначала — наше с Мелинарис фееричное прибытие на Трон, больше похожее на театральный выход, чем на реальное событие. Затем — неестественное затишье, будто сама планета, едва не убив нас в первый день, внезапно потеряла к нам интерес. Хетиве с её уклончивыми ответами. Горы, будто специально расставленные на нашем пути. Ледяная пустошь, где время текло иначе. И эта странная погоня, где преследователи словно только делали вид, что хотят нас догнать...
Каждый элемент по отдельности можно было объяснить. Но вместе они складывались в слишком уж идеальную композицию — как декорации в плохо продуманном спектакле.
Каждый новый поворот событий ложился на канву слишком уж гладко. Крестик за крестиком, стежок за стежком — кто-то вышивал картину, смысл которой я пока не понимал.
День выжал из меня все соки. Хоть часок, но всё же мне удалось поспать. Прижавшись к теплой спине Мелинарис, я начал механически считать:
— Один... два... три...
На двадцатом счету сознание выключилось.
Я проснулся, когда ночная тьма ещё висела над ледником, но контуры скал уже проступали в предрассветных сумерках. Глаза наотрез отказывались разлипаться, цепляясь за обрывки сна. Голова гудела, словно перегруженный трансформатор. А череп... Его... будто зажали в гидравлическом прессе. Но постепенно, словно луч солнца сквозь туман, через тягучую ночную дрёму пробивались первые проблески ясности.
Скоро рассветёт. Нельзя терять ни минуты. Безжалостное «солнце» днём размораживает склоны, рождая смертоносные камнепады и лавины. При дневном свете взбираться по снежнику — всё равно что сидеть на бочке с порохом и курить. Кулуар он на то и кулуар, что по нему сходят лавины. Нет, надо вставать. Немедленно. Сейчас. И трогаться в путь, пока ещё склон спит, укрытый покрывалом ночи. Пока ещё можно обмануть судьбу и проскочить лавиноопасный участок.
Нам предстояло пройти несколько сотен метров по крутому снежному желобу, а до рассвета оставалось всего пара часов. Как только Сириус поднимется из-за хребта, его лучи растопят лед, и камни начнут падать вниз, словно бомбы с небес.
— Подъём! Быстро! — мой голос сорвался на крик, когда я тряс девушек за плечи.
— Марсель, ничего же не видно, — сонно возразила Мелинарис, протирая глаза.
— Ты когда-нибудь продиралась через пояс астероидов? — спросил я, продолжая её тормошить. — Если полежишь еще немного, то скоро испытаешь те же ощущения.
Эти слова заставили её проснуться. Мелинарис нехотя встала и, шатаясь, всё же забросила рюкзак на плечи. Хетиве уговаривать не пришлось. Она всё сама понимала.
Каждая минута промедления могла стоить нам жизни. Когда просыпаются горы, они не прощают ошибок.
Не дожидаясь восхода Сириусов, наша троица двинулась в путь. Мы не могли жечь факела. Только белый снег. Он искрился, отражая свет ярких звёзд, и освещал нам путь. Наши глаза довольно быстро привыкли к темноте, и дорогу мы прекрасно видели.
Мы шли по плотному насту — ноги уверенно держали поверхность, не проваливаясь в снег. Удивительно, но недостаток кислорода, несмотря на высоту, совсем не сказывался на нашем состоянии. Скоро рассвело. Но мы успели. Проскочили бутылочное горлышко. Как и вчера, как только поднялись на седловину, мы заметили наших преследователей. В отличие от нас, они разожгли костёр и, судя по всему, только собирались завтракать. Они явно не торопились. Они не могли нас не видеть, и их неторопливость, признаюсь, немного напрягала.
Тем хуже для них. У нас будет больше времени подготовиться к встрече с ними.
С перевала перед нами открылась долина, зажатая между трёх горных исполинов. Казалось, будто три черкеса в белоснежных папахах расстелили между собой ярко-зелёную бурку. В её складках сверкали, как серебряные чеканные чаши, горные озёра. Воздух дрожал от зноя, и чудилось, что вот-вот появится их сестра с дымящимися лепёшками на деревянном подносе. Домбайская долина — ни дать ни взять, что рука сама тянулась к кинжалу на поясе.
Завершала эту идиллию небольшая деревня, состоящая из аккуратных каменных домов. С высоты перевала они напоминали кусочки сахара, рассыпанные на зелёной скатерти у подножия высокой горы. Её белоснежный пик пламенел под лучами Сириуса, оповещая округу о начале нового дня.
Горная погода играла с нами в дурные прятки. Пока мы на спуске петляли по змейке серпантина, Сириусы трижды прятались за свинцовыми тучами, будто дразнили нас. Каждый раз небо обрушивалось ледяными иглами дождя, превращая тропу в скользкую ловушку.
Я цеплялся пальцами за скалы, мышцы ног горели от постоянного напряжения. Чёртовы горы. Чёртова планета. Я проклинал Маркуса за этот «отпуск», аннунаков за их жадность, архимага за его коварство. Себя...
Но стоило взглянуть на Мелинарис, стиснувшую зубы и упрямо шагающую вперед, как злость отступала: «Терпи, боец. Если она не сдается, то и ты не имеешь права».
А потом случалось чудо. Тучи расступались, обнажая ослепительный диск Большого Сириуса. Его лучи, словно жидкое золото, разливались по нашим спинам, мгновенно согревая промокшие тела. Мы переглядывались — и на наших лицах расцветали улыбки.
Тепло.
Жизнь снова нам улыбалась.
Ещё поборемся.
Мы на ходу жевали холодное мясо, с каждым шагом удаляясь от перевала. Каждая минута без остановки — лишние метры между нами и погоней. Пусть теряют время у костров они — мы выбрали скорость.
Ноги сами находили дорогу среди мокрых валунов, пока я прикидывал в уме: до деревни — часа четыре хорошим темпом. Успеем до темноты. Там и горячая еда, и крыша над головой, и — главное — время подготовить «гостеприимный» прием.
Мои плечи распрямились — отрыв рос, а вместе с ним и надежда. Если у них нет крыльев, они нас не догонят раньше завтрашнего дня. Целых двенадцать часов на то, чтобы превратить деревню в крепость. О, мы устроим им такое «радушие».
Долина встретила нас буйством жизни. Под ногами вилась тропа, обнимая холмы, где паслись невиданные стада. Мохнатые великаны, похожие на яков, мирно жевали траву рядом с юркими «козами». Видимо, после гибели людей скот расплодился вволю — теперь эти просторы принадлежали только животным. Дети Хаоса стерли с лица земли хозяев, но не тронули их четвероногую скотину. Что ж, природа не любит пустоты. Она быстро её заполнила.
