Озадаченная дама ощутила, как по спине пробежали мурашки. Она сделала шаг вперёд, затем ещё один, медленно, как будто преодолевая невидимое сопротивление воздуха.

— Девочка, ты...

Её голос сорвался, когда малышка подняла голову. Глаза. Слишком взрослые, слишком глубокие для ребёнка. В них отражалось что-то древнее, как будто смотрела не пятилетняя девочка, а кто-то... намного старше.

Девочка протянула руку, и в этот момент всё вокруг словно замерло. Исчез шум фонтана, стих шелест листьев. Даже дыхание библиотекарши застряло в груди.

— Садитесь...

Голос ударил по сознанию, как удар колокола. Не детский, а низкий, бархатистый баритон, звучавший не в ушах, а прямо в голове. Он вибрировал каждой клеточкой её тела, наполняя разум странной покорностью.

Ноги сами подкосились, опуская её на скамью. Руки автоматически сложились на коленях в ожидающей позе.

— Сегодня в библиотеке...

Голос растягивал слова, как карамель, в каждом слоге чувствовалась неоспоримая власть.Дама в бежевом пальто заметила, как девочка улыбается — осознанно, с едва заметным прищуром, будто знает что-то недоступное простым смертным.

Малышка вложила ей в ладонь маленькую коробочку из чёрного дерева. Ледяное прикосновение обожгло кожу, словно в её ладонь вложили осколок льда.

— Вы приколете этот значок человеку с читательским билетом...

Голос начал расплываться, как утренний туман.Хранительница книг почувствовала, как сознание сопротивляется, пытается вырваться из этого странного транса. Но маленькие пальцы сжали её запястье с недетской силой.

В последний момент, перед тем как реальность вернулась на место, она успела заметить три вещи: кукла в руках девочки медленно подмигнула ей; тень от фонтана легла не туда, куда должна была; а на внутренней стороне крышки коробочки мерцал странный символ — три переплетённых круга.

Затем всё стало обычным — шум воды, крики птиц, шелест листьев. Девочки на скамье не было. Только холодная коробочка в руке напоминала, что это не сон.

Пожилая женщина медленно поднялась. «Сколько времени прошло?» — мелькнула тревожная мысль. Часы показывали ровно 7:55. Всего две минуты. Но она знала — что-то изменилось навсегда.

Сердце забилось чаще. Что это? Галлюцинация? Гипноз? Или, может быть, Вадим был прав насчёт технологий будущего?

После стольких лет, проведённых среди книг,библиотекарша знала: иногда самые невероятные истории начинаются именно так — с тихого шелеста страниц и таинственного шёпота между строк.

Она вновь оглянулась, поправила на себе одежду и, как ни в чём не бывало, продолжила путь на работу.

Всё произошло так, как сказал голос. К её столу подошёл молодой человек лет двадцати пяти-двадцати семи. Высокий, статный, с благородными чертами лица, он напоминал героя из старинного романа. Но опытный взгляд библиотекарши сразу заметил — за внешним спокойствием этого парня скрывалась настоящая буря.

Его глаза, похожие на предгрозовое небо, казалось, хранили глубину невысказанной тоски. Беспокойные пальцы нервно взъерошили и без того непокорные пряди волос цвета тёмного янтаря. А этот прищур... Казалось, он не просто смотрит на мир, а вглядывается сквозь него внутрь себя, пытаясь найти ответ на неведомые вопросы.

— Марсель Маратович Кольцов, — представился он, кладя на стойку читательский билет. Тот самый номер... Его голос звучал ровно, но в нём чувствовалась какая-то робость, словно молодой человек стеснялся её потревожить. — Пять дней назад я заказывал несколько книг. Мой заказ должен быть у вас в системе. Вот его номер.

Наталья Борисовна машинально проверила компьютер, но не могла оторвать глаз от парня. В его печальном взгляде читалась осязаемая боль и необъяснимая, завораживающая сила. Когда он улыбался, в уголках его глаз появлялись лучики морщинок, делая его лицо ещё более загадочным.

— Да, ваш заказ готов, — кивнула библиотекарша, стараясь сохранить профессиональный тон. — Красивое имя, Марсель. Ваш отец увлекается французской культурой?

— Это семейная традиция, — ответил он, и его прищур стал чуть заметнее. — Мой дед жил на улице Марата и боготворил идеи французской революции. Назвал именем кумира моего отца, а тот продолжил традицию.

— О, какая интересная история! — оживилась почтенная дама. — Кстати, сегодня мы вручаем значки членам клуба любителей фантастики. Позвольте... — Она вышла из-за стойки и аккуратно прикрепила значок к лацкану его пиджака. — Идеально подходит!

Марсель поблагодарил лёгким кивком, и библиотекарша снова отметила необычный цвет его глаз — они действительно напоминали грозовое небо. Тёмно-серые, глубокие, полные скрытой энергии.

— Проходите в читальный зал, — жестом указала она. — Ваши книги будут у вас через пару минут. Добро пожаловать в Российскую государственную библиотеку!

Когда он ушёл, Наталья Борисовна ещё долго смотрела ему вслед, задаваясь вопросом: какая же тайна скрывается за этим Эдмоном Дантесом Александра Дюма? А ведь красавцу с печальным взглядом было всего двадцать пять...

***

Всё началось с ощущения, что за мной следят.

Я шел по улице, и мне казалось, будто чьи-то глаза впиваются в спину. Оглядывался — никого. Прохожие шли мимо, не обращая на меня внимания. Машины проезжали, не замедляя ход. Но чувство не исчезало.

«Это паранойя», — убеждал я себя.

Я не шпион, не преступник, не должник. Врагов не нажил. Я всегда старался избегать конфликтов и со всеми находил общий язык. Про таких обычно говорят — скучный и правильный. Одним словом — серая мышь. Меня даже девушка из-за этого бросила. Звёзд с небес, видите ли, не хватал. Некому было за мной следить. Ценного я с собой не носил, ничего не украл и к государственным секретам доступа не имел.

Бред. Или наваждение.

Я — Марсель Кольцов, человек, чья жизнь словно застыла в туманной пустыне неудач. Врач по профессии, мечтатель по натуре и вечный беглец от самого себя.

Каждое утро погружало меня в однообразие будничного существования. Унылый звон будильника разрывал тишину спальни, и я, как механическая кукла, подчинялся рутине: потёртый халат, который уже давно потерял свой первоначальный цвет, становился моей бронёй для встречи с очередью пациентов. Их голоса сливались в монотонную какофонию:

— Доктор, у меня давление!

— Доктор, мне бы больничный!

— Доктор, да что вы вообще понимаете?!

Истина заключалась в том, что я действительно ничего не понимал. Особенно в самом себе.

Но хуже всего было осознавать, что Вика оказалась права...

Последний разговор с ней случился в её съёмной квартирке, где пахло свежесваренным кофе и булочками. Она стояла у окна, за которым мерцали вечерние огни Москвы, и аккуратно складывала в чемодан свои вещи — книгу на английском, любимый шарф, флакон духов с ароматом, который ещё долго будет преследовать меня в пустой квартире.

«Нью-Йоркский университет берёт меня на программу, Марсик. Это шанс, о котором я мечтала», — сказала она, не глядя на меня. В её голосе не было злости, только усталая решимость. «Ты мог бы поехать со мной. У тебя же диплом международного образца...»

Я сглотнул ком в горле. Мы оба знали — я не поеду. Не потому что не хотел. А потому что боялся. Боялся не найти работу, боялся не потянуть финансово, боялся, что у неё там появится кто-то смелее, успешнее... Кто-то не я.

«Ты хороший человек, но...» — она наконец повернулась, и в её глазах я увидел то, что ранило больше любых слов: жалость. «Ты никогда не рискуешь. Не бросаешь вызов. Ты... как будто заранее сдаёшься. А я хочу жить, а не существовать. Мне нужно, чтобы ради меня доставали звезду с небес, бросали мне под ноги покорённые царства и сражались на дуэли».

Мои пальцы сжали спинку стула так, что побелели костяшки. Я мог сказать, что поеду. Мог упасть на колени и умолять подождать. Мог... Но вместо этого просто прошептал: «Я понимаю».

И остался один.

Через неделю после её отъезда главврач Сидоренко вызвал меня в кабинет. Запах лекарств, жёсткий свет лампы, его пронзительный взгляд поверх очков.