«Кольцов, в Хабаровском крае наводнение. Нужны врачи в полевой госпиталь. Месяц работы. Опасная зона, но...» — он бросил на стол моё личное дело. «...я подумал, вам это могло бы быть полезно. Развеяться после... ну, вы понимаете».

Ему было известно о Вике. Об этом знал весь этаж. Благодаря болтливости подруги Вики, работавшей у нас медсестрой в процедурном кабинете, я ощутил, как моё лицо заливается краской.

«Спасибо, но я...» — язык будто онемел. «...у меня мать болеет. У нее операция. И... она просила посмотреть за квартирой...»

Сидоренко медленно снял очки, протёр линзы. «Ясно», — сказал он, и в этом слове было столько разочарования, что мне захотелось провалиться сквозь пол. «Знаете, Кольцов, медицина — это не только выписывать больничные офисному планктону. Настоящий врач идёт туда, где больно и страшно. Но, видимо, это не про вас».

Он не кричал. Не оскорблял. Просто посмотрел мне в глаза. Когда я выходил из кабинета, мне казалось, что на лбу у меня клеймо: ТРУС.

Его взгляд — полный разочарования — преследовал меня всё лето.

Я проработал до самого конца августа — четыре месяца, сто двадцать дней. Каждый день тянул за собой цепь воспоминаний, вины и бесполезных оправданий. Каждое утро я шёл в больницу, как на казнь, чувствуя на себе груз осуждения — не только со стороны других, но и собственного.

Люди смотрели с недоверием, будто пытались разглядеть то, что скрывалось за маской врача. А я пытался убедить себя, что всё не так уж плохо. Что я поступил правильно. Что есть вещи важнее совести.

Но правда была другой. Я знал её. Просто боялся сказать вслух.

Найти компромисс с совестью не получилось... Не вышло.

В последний день августа я положил на стол Сидоренко заявление. «По собственному», без объяснений. Отработал две недели — ровно столько, сколько требовалось по договору.

И вот теперь я свободен. Свободен от больницы. От их осуждения. От необходимости каждый день доказывать, что я не трус...

А потом наступила осень. Библиотека...

В тот роковой день, когда всё изменилось, я зашёл в Ленинку полистать что-нибудь о законах гравитации и принципах работы антигравитационных двигателей. Но если честно, за толстыми томами я прятался от себя, пытаясь заглушить голос совести, твердивший, что жизнь проходит мимо. Пожилая библиотекарша — такая же мудрая и древняя, как книги из зала редких изданий, — внимательно посмотрела мне в глаза и внезапно одарила тяжёлым металлическим значком с выгравированной цифрой «17» и незнакомым фиолетовым минералом. Она собственноручно приколола его к лацкану пиджака и еле заметно улыбнулась каким-то своим мыслям.

«Вам идёт», — произнесла она с загадочной улыбкой, и в её голосе звучала такая уверенность, будто она знала обо мне больше, чем я сам. Значок странным образом нагрелся у меня на груди, и по спине пробежали мурашки. Что это?

Москва, Земля « U-333 », недалёкое будущее

После библиотеки я решил прогуляться. Погода стояла чудесная, и я хотел немного отвлечься. Я шёл по Маховой, мимо журфака, в сторону метро «Охотный ряд». Люди наслаждались ещё одним тёплым днём, подаренным осенью, а меня охватила хандра. Нужно было что-то с этим делать.

Пришло время повзрослеть и принять жизнь такой, какая она есть. А для начала — научиться жить без Вики. Это у книжных героев всё получалось легко, а мне требовалось время.

Как назло, вокруг всё напоминало мне о ней: в этом кафе мы когда-то пили кофе, а в эту аптеку она забегала за пластырем, который просила купить её бабушка.

Моя душевная рана была ещё совсем свежей, а отвлекаться на что-то другое я толком не научился. Зря я выбрал этот маршрут. От потока воспоминаний мне стало только хуже. Лучше бы я отправился на Третью Песчаную, где армейцы играли с самарскими «Крыльями». Я мог бы поболеть за нашу команду вместе с ребятами, и, возможно, это помогло бы мне прийти в себя.

Но я сразу же отказался от этой идеи. Поездка на футбол заняла бы слишком много времени, а меня дома, в ожидании прогулки, терпеливо ждал пёс. Её пёс. Не знаю зачем, я сам согласился оставить его себе.

Что тут поделаешь? Животное не виновато. Между прочим, Джек скучал по Вике так же, как и я.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как провести остаток дня дома за компьютером.

На улице всё было как обычно. Город жил своей жизнью: по тротуарам гуляли беззаботные люди, а по дорогам ехали машины с такими же горожанами. Пробок не было — просто красота!

И тут снова появилось это навязчивое чувство, будто за мной кто-то наблюдает. Я огляделся: вокруг ничего подозрительного — обычная суббота. Я резко повернул голову, пытаясь поймать взгляд наблюдателя, но... ничего. Всё шло своим чередом, и никому не было до меня дела.

Как врач, я понимал, что такое чувство возникает из-за усталости и хронического недосыпа. Кстати, я забыл упомянуть, что по вечерам писал книгу — ничего серьёзного, просто лёгкое чтение, фантастические рассказы. Это было отличным способом отвлечься от мыслей о Вике.

В книгах всё просто: герой смелый и отважный. Рыцарь без страха и упрёка — стальные мускулы и железная воля. Он легко побеждает пиратов, голыми руками крушит каменные стены. Страх ему неведом: он на равных сражается с джинном, борется с чарами сказочной пери и, конечно же, в него влюбляется очаровательная принцесса. Ну, знаете, как в кино. В боевике. Круто.

В реальной жизни всё сложнее, и мы с «принцессой» пока идём разными дорогами.

Вот, кажется, я сам себе всё объяснил. Наверное, рептилоиды из моих рассказов обиделись на меня и решили подкараулить в каком-нибудь укромном уголке, чтобы утащить в свою параллельную реальность.

В вагоне метро наваждение повторилось. Что тогда, если не паранойя? Может, надо было кому-то уступить место? Нет, вагон почти пустой, свободные сиденья были. Пустое. Нервы.

Напротив меня сидела женщина, и я почему-то подумал, что она, вероятно, работает заведующей продовольственного склада или поваром в какой-нибудь рабочей столовой. У её ног стояла большая хозяйственная сумка, туго набитая продуктами. Заметив мой взгляд, женщина осмотрела себя и плотнее прижала к ногам сумку. Нет, не она. Зря только женщину смутил.

В углу у дверей расположилась влюблённая пара — увлечённые друг другом, они будто растворились в собственном мире и не замечали ничего вокруг. Рядом, уткнувшись в книгу, сидел парень: даже пушечный выстрел не отвлёк бы его от чтения. Слева примостился тщедушный мужчина. Он нервно прижимал платок к покрасневшему носу — сезонная аллергия или вирус. Ведь есть же маски. Ничему пандемия не научила.

В глубине вагона я заметил подозрительную фигуру. Воротник его плаща был плотно застёгнут, а сам он постоянно подтягивал рукава, словно пытаясь скрыть запястья. «Точно рептилоид», — мелькнула у меня мысль.

Поезд остановился, я вышел на своей станции. Странный тип остался сидеть на своём месте, продолжая кутаться в плащ.

На улице моя паранойя никуда не делась. Всё опять повторилось. Тени между домами казались неестественно густыми, а случайные прохожие бросали на меня слишком пристальные взгляды.

Дома все мои страхи как будто улеглись, но лишь на время, чтобы с новой силой обрушиться на меня уже вечером. Раздался настойчивый звонок в дверь. На пороге стоял курьер с конвертом из плотной бумаги. Он внимательно, даже я бы сказал, пристально смотрел мне в лицо, словно собирался запомнить каждую его черточку.

— Марсель Кольцов? Поздравляю вас с выигрышем! — произнес он с неподдельной радостью в голосе.

— Ка...кой выигрыш? — мойголос предательски сорвался, когда пальцы коснулись шершавой поверхности конверта.

— Поездка в Андорру на лекции Джека Морриса. — Он сделал паузу, и следующую фразу произнёс почти шёпотом с интонацией заговорщика. — Вы ведь обладатель значка номер семнадцать?

Это прозвучало как пароль, а не вопрос. Прежде чем раствориться в темноте коридора, он бросил напоследок: