— Карта чего? — уточнила Катя, все так же завороженно таращась в сияющий экран.

Я сглотнул от волнения и ответил:

— Судя по всему, мира. Смотрите, вот Красный град.

Ткнув на пятнышко внизу карты среди густой желтизны, я приблизил изображение роликом, потом передвинул выше со словами:

— А это Рязна град. Мы оттуда прилетели.

— Я никогда не видела карт… — произнесла Катя зачарованно. — Почему тут все желтое?

Рядом, такой же очарованный, хотя старается хмурить лоб, чтобы это скрыть, стоит Миха. Он почесал макушку и предположил:

— Так песок же видать.

Я кивнул, а Катя спросила:

— А это что?

Она указала на зеленую точку вверху экрана. Я приблизил. Вокруг этой точки цвет местности зеленовато-серо-бурый. Дальше красные «х», а после них размытая картинка.

— Судя по всему, зеленая точка это мы, — пояснил я. — Вернее, место, где мы находимся.

Миха ткнул на крестики.

— А это что такое похеренное? Зачеркнутое то есть.

— Не знаю, — честно признался я. — Но здесь точно была какая-то база. Сам оглянись. Такие крестики могут означать что угодно. Возможно цели, которые были уничтожены, а может точки, куда удалось добраться. Кого сюда занесло, интересно.

— Смотрите, — произнесла Катя и указала на самый край экрана, где на корпусе слабо блестит едва различимый шильдик.

Наклонился. Пригляделся. Рассмотрел небольшой круг, в котором заключена буква «Т» и поморщился.

— Ну, конечно. Можно было сразу догадаться. Оазис-Техно.

— Значит, Лютецкий был и здесь? — предположила Катя.

Я кивнул, возвращаясь к карте.

— Очевидно. Но, судя по тому, что здесь все давно заброшено, пользы для себя он тут не нашел.

Орудуя колесиком, я принялся изучать местность. Само наличие обозначенных территорий дальше Ново града и старой столицы уже открытие. Причем давно известное Лютецкому. Что значит, моя разработка по обеспечению людей зелеными фермами шла не только в разрез с его планами на Красный град и остальные грады, но и на весь мир. Мотор за грудиной застучал бодрее — похоже, мы сковырнули что-то крепко запечатанное.

— Я считала, что за старой столицей ничего нет. Только каменная пустыня, — проговорила Катя, приложив к раскрасневшимся щекам ладони.

— Все так считали, — отозвался я, орудуя колесиком. — Это результат пропаганды Лютецкого.

— Но зачем?

Я ответил:

— Он обманывает людей и сильнее узурпирует власть.

Катя помотала головой.

— Но почему сюда никто не добрался из простых людей?

— А ты бы ломанулась на север без единого ориентира, когда тебе из всех утюгов говорят, что дальше Ново града и Казна града жизни нет? Что там безжизненные пустоши и твари? Что спасение есть только в градах под заботливым крылом Оазис-Техно?

Опустив плечи, Катя вздохнула.

— А если кто-то вроде Никифора утверждает обратное, его считают чокнутым.

— Именно. Лютецкий сам довел мир до состояния коллапса, потом предстал героем-спасителем. Уверил людей, что только он может защитить их.

Смотреть с нами на карту Михе надоело, он полез шарить по столам, гремя, как верблюд в загоне. На пол посыпались подставки, карандаши, какие-то папки.

Катя посоветовала ему:

— Ты бы поаккуратнее.

— Какая разница, здесь все равно никого нет. И не будет, судя по всему. Ого, какая тяжелая.

Он покачал на ладони пластиковую папку, толщиной сантиметров десять, потому перекинул на другую ладонь. В полете защелка расстегнулась и на пол рассыпались серо-бежевые листы. В воздух взвился запах дымка, чего-то сухого, немного пряного и приятного.

— Из лишайников, — удивился я.

— Чего? — не понял Миха и стал собирать листы.

Я пояснил:

— Бумага, говорю, настоящая. Из лишайников сделана.

— Надо же, — заметил детина, заглядывая в листы, — значит у нас бумага стоит как баллон с кислородом, а у них вон, гляди сколько листочков! Стало быть производили где-то. Вопрос, чего они такое замечательное место покинули?

Я кивнул на карту и предположил:

— Видимо, не нашли, что искали.

— Знать бы, что им понадобилось в этой дивной глуши, — продолжил вещать непривычно рассудительный Миха, складывая листочки в папку один на другой. — Здесь трава, папоротники, дожди идут. Никакой пустыни, песок в рот не лезет. Почему не построить здесь град?

— Затратно, — догадался я. — Прибыльнее выкачивать природные ресурсы из донорских земель, а в основных держать население в ежовых рукавицах. Предстать, если люди узнают, что здесь не жарко, трава сама по себе растет из земли, а не на зеленых фермах, все рванут сюда. Власть Лютецкого пошатнется. Оно ему надо?

Вглядываясь в строчки на листах, Миха сощурился, пытаясь разобрать что-то, потом проговорил:

— Читаю я, конечно, не очень прытко, но кажется здесь что-то про артефакты и… Корреля… Тьфу ты, швора, что за слово такое.

Мы с Катей переглянулись, я оторвался от блуждания по карте и развернулся к детине.

— Ну-ка дай посмотрю.

Когда Миха передал листы, жестковатые, немного вощеные, с характерным запахом, который оставил лишайник, я пробежался взглядом по заголовку.

— «Корреляция назначения артефактов по генам-мутантам в прикладной программе Оазис-Техно по повышению эффективности производства и жизни», — прочитал я вслух, и меня до онемения в спине окатило льдом.

Сглотнув слюну, которая в раз стала вязкой, я поднял голову на Миху и Катю и проговорил:

— Твою… швору… Я понял, зачем он за нами гонится.

___________________________________

Если эта глава соберет больше трех комментариев, то следующую сделаю побольше.

Лица у обоих членов моей команды вытянулись, брови напряглись, рот Кати раскрылся, а Миха нервно шагнул вперед.

— Ну-ка удиви, — произнес он.

Открытие ударило под дых тупым кулаком Снова и снова пробегая взглядом по строчкам, я все больше убеждался в его логичности. Мозаика складывалась в четкую картину, напоминая иллюстрацию к детской страшилке.

— Вы только в обморок не падайте, — предупредил я, с трудом осознавая догадку, и отложил листы на стол. — Лютецкому нужны люди с геном-мутантом.

— На кой? — не понял Миха.

Я набрал побольше воздуха и проговорил одним разом:

— Он делает из них артефакты.

Повисла тишина. В ней легкое гудение экранов звучит непривычно громко. Оба посмотрелаи на меня долгими взглядами, Катя захлопала ресницами, а Миха загоготал нервно.

— Да ну, — проговорил он с сомнением, — прямо из людей? Как так?

Пришлось объяснять, хотя и самому верилось с трудом.

— Понимаю, как это звучит, — проговорил я. — Но сами посудите: детей с геном-мутантом служебники забирали в самом детстве. Куда они делись и что с ними стало не известно. Зато артефакты разного назначения стали появляться после этого регулярно. Ну, вспоминаете?

Кривя губы, Миха неоднозначно покачал головой, но в разговор вступила Катя. Прикладывая к лицу ладошки, она произнесла:

— Вообще-то пока я не попала к Никифору, то жила в приюте немного восточнее от Красного града. Мне было пять, когда на моих глазах забрали мальчика и девочку. Они точно были с геном-мутантом, до этого мы играли часто. Мальчик одной рукой поднимал тумбочку, а девочка как-то упала с дерева, расшибла колено. А оно затянулось прямо на глазах. Больше их никто не видел. А когда я спросила воспитателя, что с ними стало, мне ответили, чтобы не совала нос, куда не надо. Тогда я и решила никому не рассказывать о своем слухе.

Я кивнул.

— Аналогично.

Все еще кривясь, Миха отозвался нехотя:

— Ну, ладно, пускай так. То, что служебники забирали детей-мутантов мы все знаем. Но мы не дети-то.

— А какая разница? — ответил я и поднял над головой листок. — Тут нигде не сказано, что донорами должны быть именно дети. Судя по всему, важно само содержание. Детей забирали активно. Видать всех поизымали. А тут мы, целых трое.