Я начал издалека:

— Ты всем кидаешься бинтовать руки?

Судя по снисходительной улыбке, Аделаида поняла, куда я клоню, глаза ее хищно сверкнули.

— Только тем, кто этого заслуживает, — ответила она елейным голосом и затянула оборот бинта с такой силой, что я покривился.

— И часто? — не отступал я, потому как ясности все еще нет.

Хмыкнув, Аделаида сделала последний оборот бинта и резким движением затянула узел, я снова скривился, а она завязала бант и проговорила:

— Если девушка смелая, не прячет голову и все, что у нее есть в песок, вовсе не значит, что она шпилька.

От прямоты я поперхнулся слюной, но тут же прочистил горло со словами:

— Что смелая это точно.

— Просто ты мне понравился, — прямо заявила блондинка, закручивая бутыль с мазью, от чего дышать мне стало значительно легче. — Ты ведь не занят? Или у вас с брюнеткой что-то?

— Не занят, — ответил я по факту, потому что намерений относительно Кати я не озвучивал, да и какие намерения после пары дней знакомства. Катя мне интересна, но лучшее, что могу для нее сделать, это быть подальше.

Поправив волосы, Ада улыбнулась шире.

— Тогда не вижу препятствий, — сообщила она и потеребила пуговку на рубашке, под которой вздымается достояние пустыни.

Не соблазниться такими формами нельзя чисто физически. Любой живой мужчина среагирует, я — не исключение.

Но все же сказал:

— Смотря к чему.

— А к чему ты хочешь?

Признайся Аделаида, что шпилька, я бы положил на стол оговоренную сумму, закрыл бы дверь в купе и содрал бы с нее брюки. После погони и пустынной твари разрядиться бы не помешало. Но девушка утверждает, что приличная, а с приличными так не поступают. Впрочем, впервые вижу, чтобы приличная сама вешалась на шею. Платить? Не платить?

— И ты действительно очень красивая девушка, — начал я, аккуратно подбирая слова, чтобы выяснить, что с меня в итоге попросят за услугу.

Но Аделаида поднялась и, приблизившись, наклонилась и прижала палец к моим губам.

— Меньше слов, Андрей.

Сев передо мной на стол, она оперлась ладонью на столешницу и потеребила шнуровку корсета. Боль в пальцах стала меньше. От мази или от тесноты в штанах, ясно не до конца, но вид однозначно приятный.

— Так что вы ищете в Рязна граде? — приглушенно спросила Аделаида, покусывая нижнюю губу.

Вопрос отрезвил, теснота в штанах пропала, хотя боль в пальцах не вернулась. Значит, все же мазь.

Надув щеки, я выдохнул.

— Для начала ночлег. А там посмотрим.

— Неплохо, — согласилась Ада и убрала у меня с волос невидимую песчинку. — Слушай, если вам нужно где-то остановиться, могу помочь.

— Только не говори, что ты хозяйка постоялого двора, — улыбнулся я, чуть отклонившись, чтобы она не дотянулась до моих волос.

Кокетливо пошевелив плечами, Ада проговорила:

— Постоялый двор у маман. В пустыне. Маман говорит, это мое наследство. Только это наследство еле дышит. Надо перезапускать, чтобы стал процветающим. Не хуже «Медного ковчега». Но сам понимаешь, ресурсы.

— Понимаю. И что предлагаешь?

— У меня в Рязна граде есть знакомый, — ответила блондинка, — у него над столовой во владении целый этаж с комнатами. Конечно. Это не те этажи, что в Красном граде, я наслышана о тамошних человейниках. Но все же лучше. Чем ночевать под мостом.

При этом девушка поерзала, ближе придвигаясь ко мне. Теперь я снова в зоне доступа ее длинных рук и тонких пальцев. В довершение она развернулась ко мне, теперь ее достояние пустыни колышется прямо перед лицом, что игнорировать технически невозможно.

Чуть наклонившись вперед, Аделаида добавила приглушенно:

— Ну что? Как тебе предложение?

Смотреть в этот момент в глаза я не мог, и таращился на то, что в зоне прямой видимости. Думать в таком положении затруднительно, пришлось считать дроби в уме, но и это помогало слабо, поскольку отвлекающие элементы все еще перед носом.

— Хорошее предложение, — наконец ответил я. — Что ты за него попросишь?

Небрежно отмахнувшись, девушка отозвалась:

— Все ты про плату спрашиваешь. Неужели так трудно поверить, что люди иногда помогают другим просто так? Разве не встречал такого?

— Встречал, — согласился я. — Но при других обстоятельствах и в иных формах.

— А чем тебе не угодили мои формы? — усмехнулась Аделаида и перекинула копну волос на другое плечо.

Спине стало жарко, футболка прилипла к спине несмотря на хорошую вентиляцию. Сглотнув, я с трудом перевел взгляд с этих форм на кушетку и проговорил:

— Почему не угодили? Очень даже угодили.

Она засмеялась негромко и уверенно.

— Чего тогда теряешься?

— Ты про ночлег или про что-то другое? — уточнил я.

Аделаида снова наклонилась ко мне, приоткрыв пухлые губы и ответила:

— А тут как сам захочешь.

Повисла неловкая пауза. Внутри меня столкнулись два начала: логическое и природное. И как бы ни хотелось верить, что интеллект венец эволюции, что человек оседлал в себе зверя, оседлать требовалось сейчас совсем не зверя. Инстинктам куда больше лет, чем неокортексу, и бороться с ними, когда добычу запихивают в рот почти противоестественно.

Почти.

Вполне возможно, природа взяла бы свое и в этой ситуации, но в момент, когда Аделаида стала приближать ко мне лицо, справа запахло мятным и приятым, послышался тихий вздох.

Обернувшись, я увидел Катю. Глаза круглые, как у козленка, рот раскрыт, лицо бледное, а губы дрожат. От нее донеслось едва разборчивое:

— Извините…

И Катя тенью скользнула обратно в коридор.

— Швора… — выругался я и, высвободившись из пут Аделаиды, вышел следом.

Спина Кати мелькнула в проходе, я сперва рванул следом, но потом притормозил. Собственно, формально ничего не произошло. Свободный мужчина уединялся со свободной, судя по всему, женщиной. Кате я ничего не должен.

Но все равно гаденько.

Момент с Аделаидой уже упущен, так что я вытер лицо незабинтованной ладонью и пошел к своему вагону. В дверях встретил Миху со скрещенными руками и хмурым взглядом, который предвещает разборки.

— Я тебя предупреждал? — произнес он сурово. — Обидишь ее — получишь.

Выдохнув, как готовый к нападению бык, Миха занес кулак, но я успел проговорить прежде, чем он полетел в направлении моего носа:

— Я ей ничего не сделал.

— Да? — сильнее надвинув брови на глаза, прогудел детина. — А чего она убежала носом хлюпать?

— Хороший вопрос, — отозвался я, на всякий случай отшагнув назад, чтобы если Миха все-таки решит атаковать, иметь место для маневра. — Аделаида на меня вешалась, Катя увидела. С чего-то расстроилась.

Плечи Михи чуть опали, но кулак пока не убирает, видимо решает, насколько велика моя вина в слезах Катерины.

В конце концов он согласился, опуская кулак:

— Ну, так-то да. Сговоров у вас Катериной не было. Ну и всякого такого. Предъявить нечего.

— Я о том же, —подтвердил я, поглядывая на дальнюю дверь, где скрылась Катя.

Миха тоже оглянулся и спросил:

— Аделаида, говоришь, сама вешалась?

— Ну, — согласился я.

— Шпилька что ли? — уточнил он и поскреб ногтями щеку, где пробилась небольшая щетина.

Цокнув языком, я пожал плечами и ответил:

— Да непонятно.

На что Миха демонстративно прыснул и, расправив плечи, будто собрался на парад в честь основания Оазис-Техно, хрустнул шеей.

— Ну ты даешь. Щас выясним, — хмыкнул он и, обойдя меня, скрылся в проходе.

Оставшись на месте, я прислушался и принюхался. В воздухе все еще витает едва уловимый мятный запах Кати, со спины подтягивается стойкое амбре Михи. Какое-то время только колеса стучали по рельсам, и негромко разговаривали пассажиры. Но спустя несколько минут из купе проводника раздался шлепок, донеслось возмущенное женское:

— Да пошел ты!

После чего из дверей купе вывалился Миха, держась за щеку. Хаватаясь за стену одной рукой и качаясь в такт поезду, он подошел.