— Жаль твою ферму, — с сочувствием проговорил я.

Тот отмахнулся.

— А мне не жаль. Ферму у бати хотели купить кочевники. Чтобы точку бивака обосновать. Огромные рубы предлагали. Могли бы Натуську, невесту мою, свозить в Красный град, вылечить от песчанки на них. А он в позу встал и отказался. Так что шмора с этой фермой.

На это осталось молчаливо покивать. Таких историй по миру ходит немало. А песчанка зараза такая, что лечится легко, но, если не лечить — ничего хорошего. Вызывает ее песок, который в далеких двухтысячных впитал частицы инсектицида. В Красном граде антидоты есть в медпункте каждого человейника. На ферме среди пустыни такому взяться негде.

— Сожалею о твоей невесте.

— Спасибо.

Обернувшись к Кате, я спросил:

— А ты что расскажешь?

Катя подошла ко мне и селя рядом на циновку, Миха при этом зыркнул хмуро, но промолчал, а она вытянула ноги и стала разминать икры, видимо, затекли от езды в багажнике.

— Да что рассказывать? — с кроткой улыбкой ответила она. — Как зовут меня вы знаете. А что было в прошлом, то не важно. Воспитывал меня с трех лет Никифор с Полиной. Пою красиво. Больше и нечего сказать.

— Ты и сама хороша, — ляпнул я и отвернулся, чтобы по глазам не поняла, что мне неловко.

Катя хихикнула, а Миха покосился на меня сурово, как экзаменатор. Неловкую паузу я прервал словами:

— Тогда сделаем так. Миха, сможешь закрепить артефакт на дрезине? Тогда вытащим ее на солнце, пускай копит заряд. А как спадет жара, двинемся в путь. Идет?

По лицу Михи скользнула тень, взгляд стал цепким, будто и впрямь проверяет меня на пригодность, но все же кивнул и подошел, протянув руку.

— Давай артефакт, — проговорил детина. — Присобачу.

— Спасибо, — поблагодарил я, передавая артефакт. — Как справишься, толкни меня, выведем на солнце. Я пока покемарю.

— А если служебники нагрянут? — так же хмуро поинтересовался Миха, всматриваясь в сиреневые переливы внутри шестеренок.

Я, укладываясь на бок, ответил:

— Не нагрянут.

— С чего такая уверенность?

— Им нет интереса за мной гнаться так далеко, — пояснил я. — То, что они притащились в такую даль, как «Медный ковчег», уже слишком много для моей чести. Разработки они, скорее всего нашли и сожгли. А без ресурсов Оазис-Техно я для них пыль.

— Смотри сам, — буркнул Миха и бережно убрал артефакт в карман.

Когда он вышел, я сомкнул глаза и попытался подремать, но запах Кати слишком яркий и близкий, что значит, сидит и испытующе смотрит на меня. Судя по всему, надеется, что я передумаю и кинусь в сомнительный поход ради спасения того, что осталось от человечества.

Как она сверлит взглядом, я ощущал спиной. Прошли пара минут, и я произнес, не разлепляя век:

— Я не передумаю.

— И очень зря, — донеслось за спиной совсем близко, Катя заерзала, я уловил движения воздуха — она придвинулась ближе. — Откуда ты знаешь, может на севере что-то есть. Ты же там не был.

— Если бы было, туда бы добрался Лютецкий, — снова привел я бетонный аргумент.

— А если он не знает?

— Если он не знает, то я футболист. Знаешь, что такое футбол? Игра такая, мячик ногами гонять надо. С его деньгами он бы первым там был. Катя, все хотят верить в лучшее, но ты, вроде умная. Сними розовые стекла с глаз и посмотри на правду: грады и пустыни это все, что осталось от мира.

За спиной послышался горестный вздох, Катя всхлипнула:

— Ты совсем ни во что не веришь! И даже не пытаешься помочь!

Меня аж перевернуло, обернувшись к ней, я оказался так близко от лица, что разглядел крошечные черточки у глаз, что говорит — Катя любит посмеяться.

— Да ладно? Меня уволили из Оазис-Техно и преследовали как раз за то, что пытался помочь. И я очень даже верю. В науку, в артефакты, в человеческий организм.

— И все равно не хочешь искать северные земли, — надув губы, не отступила Катя.

— Потому что это сказки! Выдумка! Байки для тех, кто верит в землю обетованную! — не выдержал я.

— Ты все равно пойдешь на север, — упрямо заявила Катя и поднялась, отряхивая со штанин песок.

— И не подумаю.

— Посмотрим.

Проводив взглядом подтянутую фигуру Кати, которая вышла наружу, я перевернулся поудобнее. В проходе видно, как Миха возится с дрезиной. Он быстро обошел ее, подергал рычаги, потом завел, а когда она поднялась в воздух, нашел камни и подставил под нее. Затем снова отключил и лег под дрезину. Выполнял он это, как прожженый механик, который знает где, какая деталь у аппарата.

В полудреме и медленно моргая, я наблюдал, как он ловко раскрутил нижнюю коробку, вложил в сердцевину дрезины артефакт и так же умело завинтил. Такой скорости я не видел даже в Оазис-Техно на этаже механиков. А они там верблюда съели на этом. Потом я все-таки задремал и во сне видел каменистую пустыню, а в дали что-то зеленое. Вроде бы даже пытался к бежать к этой зелени, но ноги вязли в чем-то. Потом снилась Катя в коротенькой юбке и тонкой маечке, Лютецкий, которого в живую никогда не видел, только на картинках и баннерах. Дальше пошел сумбур из песка, дрезин и пчел, во главе которых почему-то Никифор с пчелиными крыльями.

Сколько проспал не знаю, но проснулся от того, что в плечо мягко, но настойчиво толкнули. Отрыв глаза, обнаружил над собой встревоженное лицо Кати.

Она шепнула:

— Мечников, вставай.

— Уже обед? — попытался пошутить я и сел, сразу размяв шею и плечи.

В дальнем углу Миха на циновке тоже дремлет, откинувшись на стену и придерживая широкой ладонью рюкзак. Мясистые губы пошлепывают, а из груди доносится негромкий, но плотный храп. Катя быстро переместилась к нему и тоже осторожно потрогала за плечо. Детина, не открывая глаз, отмахнулся от нее, как от прилипчивой песчинки, и перевернулся, пряча ладони подмышками.

Катя всплеснула руками и уже настойчивее потолкала его в спину со словами:

— Миха, просыпайся.

Тон девушки насторожил, через секунду я стоял во всей готовности с рюкзаком на спине.

— Что такое? — спросил я.

— Служебники, — коротко ответила Катя.

Я покосился на проход. Судя по солнцу, там примерно полдень, значит я не просто дремал, а неплохо доспал то, чего не хватило ночью. Ветер гонит песок с бархана на бархан, горизонт плавится маревом, кое-где торчат верблюжьи колючки и катятся сухие кусты.

— Тебе сон плохой приснился, Катенька? — чуть расслабившись, поинтересовался я и спустил рюкзак с плеча.

Но Катя толкать Миху стала с двойным усердием, а мне бросила через плечо:

— Они еще за барханами. Но минут через пять, максимум десять, будут тут.

От ее толчка в поясницу Миха недовольно заворчал и нехотя сел, надув сонно губы, как большой круглолицый ребенок, которого разбудили спозаранку и гонят умываться.

— Катя, да ну что ты заладила? — простонал он, протирая кулаками глаза. — Какие служебники? На кой им в эту дыру?

— Это хороший вопрос, — согласилась она. — Можете мне не верить. Но когда они сюда вломятся… В общем, я предупреждала.

Девушка выглядит взволнованной, щеки розовые, то ли от жары, то ли от нервов, прядь из низкого хвоста выбилась и прилипает ко лбу. Ее дорожная сумка уже на плече, а спина покрыта камуфляжной желтовато-коричневой мешковиной. Значит и правда собралась в дорогу.

Прищурив один глаз, я побежденно выдохнул и проговорил:

— Ладно. Схожу проверю, что тебе там примерещилось в пустынном мареве.

Бросив рюкзак в угол, я вышел из укрытия под раскаленное до бела солнце. Макушку нагрело моментально, я вытер лицо от песка, который тут же снова на него налип, и трусцой побежал к ближайшему бархану, утопая ногами в рыхлом песке.

С высоты обзор всегда лучше. Хотя и меня будет заметно отлично. Но только в случае, если Катя и впрямь что-то видела. Что вряд ли. Лютецкому нет резона посылать служебников так далеко ради поимки рядового работника. Разве что сами служебники хотят выслужиться и получить повышение, а значит прибавку к кислородному пайку, провизии и рубам.