Даже не оборачиваюсь. Что мне до остальных? Где-то поблизости ребенок, который явно находится в опасности. А я один из тех самых семи нянек: лежал, дылда, в небо пялился, упустил ребенка из виду…

На пути встает какая-то деревяшка. Надо же, впереди чистое поле, а я умудряюсь на что-то напороться. Сношу ее, не глядя, и тут же натыкаюсь на другую! Ее же не было… Была только одна!

Ладно. Останавливаюсь и смотрю повнимательнее.

Приплыли.

Это же тот самый предупреждающий щит из сна с костями черепом и советом не идти дальше.

А где же замок? Во сне щит был на фоне замка, стоящего на перекрестке.

Так, стоп. Вот почему Хрюн выделял тоном слово «перекресток»!

Это что получается, я сейчас стою на пороге какой-то очередной авантюры? До этого ничего не было, и только сейчас все начинается?!

Мое сюда попадание, все эти сны, логично продолжающие друг друга — все это ради того, чтобы я в реальности попал в этот самый замок?

Нет, братцы, мы так не договаривались. Это не сон, здесь я не пойду на убой, как бычок на веревочке. Детьми еще меня заманиваете. Думаете, что, где тонко, там и рвется?!

У меня здесь сотни потенциальных спасателей, пускай идут и спасают, а меня носом тыкать и детскими страданиями шантажировать не надо — не на того напали!

Злой как черт разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и вижу своих друзей, замерших в таких позах, словно их кто-то моментально заморозил прямо на бегу. Остальной народ стоит возле какой-то невидимой мне черты сразу за их спинами.

Друзья стоят совсем близко ко мне, поэтому я хорошо вижу их глаза. В них плещется боль.

Не знаю, бежали ли они спасать девочку, или просто следовали за мной, но эту уже невидимую для меня черту они переступили осознанно.

Надо поскорее им помочь. Вот только выталкивать их обратно нельзя. Ребята уже в плену своего прошлого и борются со своими внутренними демонами. Если просто вытеснить тела назад, то уже отравленные души от этого не исцелятся. Да и я зря тут разоряюсь. Ведь часть пути уже пройдена во снах. Пускай то был не мой выбор, но тот, кто его делал, слишком хорошо меня знал: я ведь не сверну. Чтобы там сам себе ни говорил, и как бы ни накручивал.

Итак, кому хуже всего? Кажется Стуну. Его обычно каменное лицо сейчас оплавляется, словно свечной воск.

Как ему помочь? Думай, Женя, думай! У него ведь там не твои сопливые розовые обиды, там у него ужас, который второй раз очень даже легко можно и не пережить! И Рине с Гарром не проще!

Они тогда были вместе, и теперь они все время вместе. Вместе они должны с этим справиться! А ведь и сейчас они стоят рядом, плечом к плечу. Прыжок, и я уже возле Рины, которую как бы прикрывают с боков Гарр и Стун. Хватаю твердую, но безвольную руку тающего здоровяка и вкладываю ее в прохладную ладонь девушки. Не ожидая никаких результатов Делаю то же самое с рукой Гарра и второй ладонью Рины. А теперь замыкаю их кружок собой.

И тут же получаю удар ментальной бури в лицо.

Да, у них здесь несладко, но теперь в этом буране они не одиноки, здесь нет места «Я», здесь только «Мы», и никакие страхи, способные в порошок стереть одиночку нам уже не страшны. Нет, вру, страшны, но уже не смертельны.

— Ну же, хорошие мои! — шепчу я им, не размыкая губ, чтобы ядовитая вьюга не проникла внутрь тела. — Давайте! Сделайте всего один шаг, и сразу станет легче.

Рина, милая красавица Рина, кивает. С ее длинных ресниц при этом срываются две крошечные капли. Нога девушки приподнимается и перемещается вперед всего на пару сантиметров. Но и это более, чем достаточно! Великан Стун расправляет отекшие, опустившиеся плечи и делает свой богатырский шаг, едва не врезаясь в меня и буквально таща за собой друзей, словно на буксире.

И это замечательно, что буксиром был не я, а тот, с кем они это переживали.

Я же просто пячусь назад, подбадривая их из всех душевных сил, и чувствую слабенькую обратную связь. Они меня слышат, я им помогаю, вместе мы сила.

Второй шаг инициирует уже Гарр. Даже не знаю, что там у них творится на следующих этапах, но их ребята уже щелкают, как семечки.

Все, я больше за них не боюсь — последние шаги команда делает уже без всяких пауз, словно бы прогуливаясь по ровной приятной дороге.

И вот этап пройден. Все, кроме меня, валятся с ног, и их лица выражают разные эмоции: Рина стоит на коленях и, улыбаясь, тихо плачет, даже не пытаясь сдерживать слезы; Гарр сидит, обхватив колени руками, на его лице — сильнейшая работа мыли; Стун стоит на одном колене, всем своим видом показывая, что в любой момент готов встать и идти дальше. Великан улыбается, и улыбка на его лице настолько детская и беззаботная, что мне даже немного страшно: А в своем ли он уме?!

— Я снова могу есть мясо, — говорит он мне, явно радуясь, что ему есть с кем поделиться своим огромным, хоть и локальным, счастьем, — я съем быка, как только мы сделаем то, что начали.

Хотел бы я остановиться и уточнить, что же именно мы начали, но нужно возвращаться назад, поскольку там находятся еще два друга.

Флину было кисло, а вот Хрюн стоял, ссутулив плечи, но упрямо выдвинув вперед подбородок. Этот, пожалуй, и сам может справиться — вредный…

Ладно, значит выбор делаю в пользу бывшего посыльного. Интересно, что там наш калека и сирота при живых родителях сейчас переживает; явно не лучшие мгновения своей жизни. Справится ли сам? Вот в чем вопрос. Не станет ли в этом случае моя помощь медвежьей услугой? Не лучше ли будет просто понаблюдать и прийти на помощь, если пойму, что сам он сломается?

К черту сомнения: пускай просто знает, что он не один, что хотя бы я рядом.

Аккуратно кладу руку ему на плечо. Парень порой мелко подрагивает, словно время от времени что-то делает ему неприятно или даже больно. Понемногу сжимаю ладонь, лежащую у него на плече. Вот, теперь я понимаю, что он чувствует мое негласное присутствие. Его дрожь становится все реже, а потом и вовсе пропадает. Без особого напряжения он шагает. Несмотря на хитрую обувь на его ногах, Флин умудряется хромать. Да, нелегко ему там сейчас приходится, очень нелегко. Но долго задерживаться на втором этапе и он не планирует — еще один шаг. Этот тоже хромой, но хромота уже какая-то совсем наигранная — фантомная. Дальше и Флин идет, словно по бульвару, пока со вздохом облегчения не валится с ног от усталости в конце пути.

Эх, дружище, это ведь не конец, а просто остановка для отдыха…

Ну, да ладно, остался Хрюн, как там это моя любимый надменный свин поживает?

Ты смотри… шагает! Шагает, зараза! Прет напролом и не морщится! Ай да библиотекарь, ай да сукин сын!

Еще и попытался не упасть, ну, да куда там: валится с ног, как подрубленное дерево!

Ох…

Тяжело же ему это далось. По всей голове то тут, то там появились серебристые волоски.

— У тебя местами волосы седые, — обескуражено произнес я.

— А у тебя все лицо тупое, — массируя виски, огрызнулся Хрюн.

Да, с кем, с кем, а с ним все в порядке.

Посмотрев на сидящих вместе друзей, я подумал, что у всех нас где-то внутри надежно спрятаны болевые точки — раны, полученные с течением времени, и очень тяжело снова по ним пробежаться без должной подготовки.

Так, а что там у меня во сне было дальше? Кажется огонь, вода и медные трубы — все по классике. А потом были всякие внутренние сомнения и недоверие со стороны друзей.

И как же эти сны будут обыграны здесь в реальности, раз этот процесс уже стартовал?

Сам я пожалуй, с подобной аналитикой не справлюсь. Нужно срочно устроить очередной всеобщий мозговой штурм! Благо в этот раз вина у нас нет! А благо ли это? Вдруг кому-то сейчас то волшебное вино забвения не помешало бы?

Да уж, сегодня, определенно, день вопросов. Надеюсь, никто из них не останется без ответа.

Без введений и прелюдий коротко и ясно вываливаю на друзей все содержание своих странных снов.

— Это все? — в повисшей тишине уточняет Гарр?

— Нет, — признаюсь я, — еще что-то снилось этой ночью, вроде бы я с кем-то дрался во сне, но сам я этого не помню.