- Отомстил ли ты им? - осторожно спросил Каллиник. Гот сверкнул глазами:

   - Отомстить им может только очень сильный конунг. Я был солдатом кесаря, теперь я - дружинник конунга росов. У него и без готов хватает врагов и дел. Почему он должен затевать войну из-за моих старых обид? А легионы я в родные места ни за что не приведу.

   - Они и нас, волынских словен, обижают. Приходят на ладьях, грабят, людей уводят. Проучили бы вы их, могучие степные цари, - взглянул на Ардагаста и Инисмея Собеслав. - Защитили бы нас, друзей своих.

   - Что же ты, друг, только теперь стал нам дань давать? А прежде пировал то с Ардагастом, то с Беригом, - иронически прищурился Инисмей.

  -- Нам, словенам, дороже всего воля, - проворчал в пышные вислые усы Собеслав.

  -- Разве мое царство похоже на невольничий базар? - в упор взглянул на него Зореславич. - Или тебе по душе такая воля, как у готов?

  -- Забери ее Чернобог в пекло! Чтобы мой сын в нелюди-берсерки подался? Хватит с нас своих волколаков!

  -- А вдруг не хватит? - хитро осклабился Волх. - Одно дело - злые ведуны-оборотни. Другое - бедолаги, ими обороченные. А третье - мы, серые воины Ярилы. Волков бояться - в лес не ходить! - он захохотал, блеснув крепкими белыми зубами.

   Следуя вдоль Буга, отряд вошел в земли племени мазовшан. Здешние венеды с опаской поглядывали на хорошо вооруженных пришельцев, но быстро успокаивались. "Раз никого не трогают, значит, и впрямь для святого, благочестивого дела идут". За устьем Нужеца, где Буг уходит на юго-запад, росы собирались повернуть на север и напрямик через леса выйти к Нареву. И тут навстречу им выехал десяток нагловатых молодцов в рогатых шлемах, с серебряными шпорами. Сорочек они не носили, плащи, застегнутые на плече, были на германский лад наброшены прямо на голое тело. Их предводитель, поигрывая секирой, обратился к Ардагасту:

  -- Что же это ты, царь росов, по земле нашей едешь, а князя нашего Прибыхвала не уважишь: даров не послал, в гости не приехал? Как раз русальная неделя начинается, набожным людям время русальничать - пить да гулять.

  -- С теми, кто готов пропускает наши земли разорять, я не пью, не гуляю, и даров таким не шлю, - отрезал Зореславич. - Да и недосуг мне: в святую ночь Купальскую в святом месте Лады нужно быть, а не у твоего князя на гулянке.

  -- Гневишь князя, степняк... и богов. Ты чтишь Солнце, а наш князь - Йешу-Перуна. Видишь герб Прибыхвала? - Молодец постучал секирой по щиту. - В нем два грозовых зверя, две черные тучи. Скроют они твоего бога - кому будешь молиться?

   На красных щитах мазовшан мрачно красовались черный медведь с черным вепрем. "Свиньей да медведем нас пугать?" - возмущенно зашумели росы. Инисмей гордо указал на свое знамя:

  -- А эту тамгу видели? Солнце и две молнии. Это значит: мне, Инисмею, великому царю аорсов, помогают и Солнце, и Гром. И не я в гости езжу ко всяким лесным князькам, а они ко мне!

   Ардагаст примирительно произнес:

  -- Мы в вашей земле никого не тронули. А теперь и вовсе уходим. Туда, на север.

  -- Через пущу? - рассмеялся ему в лицо мазовшанин. - Кто тебя без нас проведет? Леший да волк?

  -- Они самые! - рявкнул Шишок, выпятив косматую бороду. - Леший - вот он я, а вот и песик мой, Серячок!

  -- И не он один! - сказал Волх и призывно завыл. Пуща ответила ему воем сразу в нескольких местах. Из зарослей вышли трое крупных волков. Один из них, пристально взглянул на мазовшан и произнес по-человечески:

  -- А не много ли скотины у князя вашего? Если надо - убавим.

   Наглость враз оставила Прибыхваловых дружинников. Не найдя, что ответить, они развернули коней и ускакали прочь. Три волка перекувыркнулись и поднялись статными молодцами с волчьими шкурами на плечах.

  -- Это наши ятвяжские братья. Они нас на север проведут. Ты уж, Шишок, отдохни, - сказал Волх.

   В это время князь Прибыхвал в своем доме на берегу Вислы принимал совсем других гостей. Стол ломился от яств. Были тут и вепрятина, и лосятина, и тушеная капуста с мясом и грибами, и мучная похлебка с колбасой, и громадные калачи с брынзой. Меды, хмельные и простые, яблочные, вишневые - в узорчатых горшках, похожих на римские ведра-ситулы. А привозное вино - в настоящей ситуле, бронзовой, с ручками в виде развеселых сатиров. Все говорило о том, как богат и щедр князь мазовецкий. А оружие, шкуры и рога зверей на стенах - о том, сколь славен он на войне и на охоте. Сам хозяин с важным, самодовольным видом восседал под щитом со своим гербом, держа в одной руке жирную гусиную ножку, в другой - полный меда турий рог в серебряной оковке, с бычьей головой на конце. В его длинные, по грудь, рыжеватые усы были вплетены янтарные бусины и мелкие самоцветы.

   Гости собрались подстать хозяину - гордые и важные, в плащах с серебряными застежками, мечи - в вычурных бронзовых ножнах, на сапогах серебряные шпоры. Все - римской работы или хоть от бродячих ремесленников с Дуная. В крепких, привычных к оружию, но не к плугу, руках - турьи рога и кубки финикийского стекла. Это - старейшины, лучшие дружинники, волхвы, все те, кого словене зовут "панами".

   Рядом с князем племени - божий князь, верховный жрец Триглава Черноха. Длинные темные волосы падают на черный плащ, на черной же сорочке выделяется серебряный трехглавый идольчик на медной цепи. По худому вытянутому лицу волхва никак не догадаешься, что он - любитель поесть и выпить, не хуже остальных панов.

   Но самые почетные сегодня - дальние гости, братья Медведичи и сестра их Лаума. Будто зачарованные, слушают паны о том, как ходили Черные Медведи к горам Уральским, полным сокровищ, как обороняли неведомые племена от хищной орды росов, как загнали ее в холодную северную степь, что зовется "тундра". Да, были когда-то и у словен великие могуты и храбры[213], от медведей рожденные! На валах городков бились со скифами, а после ели их мясо, пили кровь из черепов. Теперь только в восточных дебрях такие и остались, да и то мало. А степь шлет орду за ордой, и трудно защитникам леса выстоять даже и в родимых пущах. Только не слабеет их гордый дух. Вон как уминает жареное и вареное, круша медвежьими челюстями кости и хвалясь своими подвигами, Бурмила. Шумила же ведет речь степенно, с достоинством:

  -- Хоть и тяжко нам, однако, не помощи просить мы пришли, а вам самим помочь. Пришел и к вам окаянный и безбожный Ардагаст, будто бы на богомолье. Не верьте волку степному, хищному! Он для своей орды путь разведывает, а в орде той - бродяги и разбойники изо всех племен и вовсе без роду и племени, и зовутся те бродяги - росы. Думаете, есть еще на востоке венеды? Кто сберег чистую венедскую кровь - тех сарматы в леса загнали. Остались под росами одни ублюдки, которых девки блудливые со скифами да с сарматами приживали. Не ведают ни чести, ни законов дедовских. Самый последний мужик смеет царю на своего пана старейшину жаловаться! В царстве росов все рабы, а пан один - Ардагаст, такой же сарматский ублюдок и раб Инисмея!

  -- А кто окаянному не покорится, тех он в рабство продаст, да не грекам, а сииртя - есть у него такие друзья, возле самого Ледяного моря в подземных норах живут, одну сырую рыбу едят, - сказал Бурмила.

   Шумила довольно кивнул: хоть соврать сумел братец. Кому тут знать, что у сииртя рабов вовсе нет. А Лаума бойко заговорила, глядя на божьего князя:

  -- Ардагаст не только обычаи ваши, и веру прадедовскую порушит: волхвов святых и ведьм изведет, капища разорит. Он, безбожный, Триглава вовсе не чтит: тот-де не владыка над тремя мирами, а сам Чернобог и змей трехглавый, преисподний.

   Шумила, упершись руками в стол, обвел взглядом гостей и сказал:

  -- Поняли, лучшие люди мазовецкие, какое рабство вас ждет?