Рать Ардагаста забиралась всё дальше на север. Родные днепровские леса стояли в осеннем золоте, а здесь падал снег. Могучую Печору морозу ещё не удавалось сковать, но мелкие речки и болота быстро замёрзли. Обширное болото Усванюрт росы пересекли напрямик и вышли к берегу Усы у устья речки Сыни. Здесь их глазам открылось невиданное. Через реку, замерзшую лишь у берегов, текла другая река — пёстрая, живая, с колышущимся над ней лесом рогов. Огромное стадо оленей переправлялось через Усу. Олени были необычные: всё больше чёрные и серые, сплошь рогатые, с густой шерстью и гривами.
А вокруг оленей шныряли на лёгких кожаных лодках низкорослые человечки в меховой одежде. Одни били зверей костяными острогами и тут же подтягивали добычу за длинный ремень, привязанный к другому концу остроги. Другие стреляли в оленей из луков. Третьи доставали животных с берега копьями и стрелами. И вся эта охотничья работа шла на редкость слаженно — как у лесных венедов на расчистке леса или в жатву.
— Тундренные печорцы оленей добывают. Каждую осень так. Стада идут из тундры в леса, охотники их тут ждут. Зимой в тундре ни оленям, ни людям не прокормиться, — пояснила ненка Сята-Сава, жена Лунг-отыра.
Росы и манжары, сплошь бывалые охотники, оживились. Ардагаст поднял руку:
— Дружина! Добудем себе мяса в дорогу, а заодно печорцам подсобим! Помогите нам, боже Велесе и Девана-богиня!
С радостным шумом, со свистом устремились всадники на бесконечное стадо. Загудели тетивы, засвистели клинки, длинные копья вонзились в бока оленей. Дружинники не пытались перекрыть дорогу живой реке, только нападали сбоку, растягиваясь по лесу. Вскоре Або ударил в бубен и крикнул неожиданно громко:
— Хватит-убивать! Небесная Олениха велит. Вы уйдёте, а печорцам здесь ещё всю зиму жить.
Тут же остальные волхвы принялись утихомиривать раззадорившихся охотников. Даже Шишок, только что промышлявший оленей на пару с Серячком, теперь во всё лешачье горло покрикивал на увлёкшихся охотой, а то и вразумлял тумаком. Наконец поредевшее стадо скрылось в лесу, а войско вновь собралось на берегу Усы. Печорцы стали с поклонами приглашать пришельцев в своё стойбище. Казалось, жителей тундры совсем не удивили ни приход росов, ни их вмешательство в охоту.
Стойбище было неподалёку, чуть выше по реке. Невзрачные чумы из жердей, крытых оленьими шкурами, вызвали усмешки даже у сарматов, привычных к юртам. Люди в стойбище, однако, были простые, весёлые и приветливые. О приходе царя росов здесь, похоже, знали заранее. Встречать Ардагаста вышли старейшины и шаманы нескольких родов. Но что-то удивляло в них. Лесные печорцы приветствовали Зореславича, спасшего их от незнаемых, радушно, но с достоинством. Эти же вели себя совсем уж угодливо, заискивающе, словно бы напуганные. Або, всю дорогу державшийся отчуждённо, теперь стал и вовсе угрюм. Небрежно, отрывисто, с каменным лицом переводил он:
— Хвалят тебя. Много хвалят. Говорят, боги послали тебе большое стадо оленей, теперь и печорцы сыты будут. Перед тем подземные люди прошли, всех оленей поели, разогнали, совсем добычи не стало. Просят большую дань не брать, младший вождь росов с вождём ненцев уже много взяли.
Кто такой младший вождь росов, Ардагаст понял сразу. Значит, Андак обирает печорцев, и чуть ли не от его имени. Но при чём тут ненцы? А старейшины уже принялись предлагать ему и другим вождям красивейших девушек племени. Ларишка недовольно нахмурилась. О таком бесстыдном обычае у каких-то далёких племён она слышала, но нигде ещё с ним не сталкивалась.
— Если так нужно, уважь их, только не заводи здесь наложниц, — вполголоса сказала царица мужу.
А Лунг-отыр уже высматривал себе печорку попригоже, не стесняясь стоявшей возле него Сята-Савы.
Вдруг рядом со старейшинами появилось несколько человек, ещё более низкорослых, узкоглазых и скуластых. Они не носили шапок, но, как и у Або, откидные башлыки были у них пришиты к глухой меховой одежде. Шагнувший вперёд юноша решительно спросил на ломаном сарматском:
— Ты ли Ардагаст, царь росов?
Зореславич кивнул, и тут же ему в горло из рукава юноши полетел костяной нож. Не долетев чуть-чуть, он наткнулся на незримую преграду и, с шипением рассыпая зелёные искры, упал в снег. Выхватив из ножен у пояса второй, кремнёвый нож, парень бросился на царя. Но тут сверкнула секира Ардагунды, и молодой северянин рухнул наземь. Амазонка знала, что таких убийц нужно тщательно допрашивать, и потому била плашмя. Парню ещё повезло: окажись он ближе к Ларишке, уже выхватившей махайру, его голова лежала бы в снегу.
Подоспевшие дружинники скрутили его, подняли на ноги. Вышата подобрал оба ножа, пригляделся.
— Кремнёвый — обычный. А этот — из зуба Змея Глубин. Ещё и с самыми зловредными рунами. Откуда он только попал сюда? Я почувствовал злую силу, успел преграду поставить — еле выдержала.
— Нож перед тем мою преграду пробил, потому слабо ударил, — спокойно заметил Зорни-шаман.
Осознав, на каком волоске только что висела жизнь её мужа (и где — не в бою, а среди такого вроде бы дружелюбного народа!), Ларишка в ярости принялась хлестать юношу плетью по лицу:
— Говори, кто тебя подослал! Змея, шакал, ублюдок дэва!
Парень, не отводя лица, что-то злобно выкрикивал, мешая сарматские слова с сииртянскими. И вдруг оба разом стихли, услышав властный голос безмолвствовавшего до сих пор Або:
— Не нужно его бить. Он храбрый, не скажет. Я, Або-шаман, всё скажу. Твои росы, царь, вместе с ненцами вождя Хан-Хаденготы, на Священный остров напали, великого шамана Сэвсэра-Белоглазого убили. Святилище разорили, идол Нума в провал бросили, Чернущего Идола поставили. Сииртя и печорцев убивали, грабили, жён их бесчестили. — Он обернулся к Ардагасту, бросил ему в лицо гневные, беспощадные слова: — Два мирных племени, свободных племени рабами сделали, трусами сделали! Думаешь, они тебя любят? Нет, боятся: ты — главный вождь росов! Ты искал солнечную стрелу? Она f у ненецкого шамана Паридэ-Хабта, Чёрного Быка! Он теперь хозяин Священного острова. Вот что ты принёс на север, Солнце-Царь!
Услышав имя ненецкого колдуна, Зореславич вздрогнул. Сразу вспомнился бой с быкоголовым демоном Махишей десять лет назад в страшных пещерах Гиндукуша, а потом — в подземельях у Таксилы. А ещё — гуннский шаман Карабуга, Чёрный Бык, под личиной которого прятался маг Чжу-фанши, готовый опустошить целую страну, чтобы сделаться богом. Чёрный Бык, древний зверобог, извечный враг Солнца... Снова и снова встаёт он на пути у него, Ардагаста, словно напоминая: кто обретает на земле власть и славу Солнца, обретает и его врагов.
А возмущённая Ларишка набросилась теперь уже на шамана:
— И когда же ты узнал всё это? Ещё перед битвой, от своих тёмных сородичей? Ты же видишь: мы не грабим, не притесняем, не берём дани, как Андак и его люди. А злой силы ножа ты что, не заметил? Аристей, разве ты тоже ничего не знал?
Ворон Аполлона безмолвно восседал на плече Або, то ли соглашаясь с ним во всём, то ли чего-то терпеливо выжидая. А шаман спокойно отвечал:
— Андаку нужны богатство, женщины, власть, слава. Вам — только слава. Всё остальное у вас есть. Какое вам дело до сииртя, до печорцев? Давно вы про них услышали, железные люди? Силу ножа я заметил. И решил: пусть боги защитят тебя, Солнце-Царь, если ты чист перед ними. Но тебя защитили два шамана.
— Чист ли я, тебе сейчас скажет сама Огненная Правда, которая сильнее богов. Вышата, дай Колаксаеву Чашу! А заклятый нож отдай этому молодому сииртя. Пусть бросит его сквозь священное пламя.
Все притихли. Ардагаст поднял перед грудью Огненную Чашу. Золотое пламя вырвалось из неё, раздалось в ширину и высоту, скрыв царя за собой. Дружинники отпустили парня. Вышата, поколебавшись, протянул было ему нож, но тут волхва схватил за плечо Сигвульф:
— Стой! Здесь родовой знак Горма Злобного, конунга герулов[173]. Этот нож зовётся Пожиратель Душ и убивает навсегда не только тела, но и души. Горм с дружиной исчез сто лет назад на Северном пути[174] после резни, учинённой в Ютландии. Говорят, теперь они служат владыке преисподней.
