— И выбрал же время Ветродуй со своим кривым кодлом! — с досадой сказал старший. — Все в разлёте. Братцу Яриле с сестрицей Мораной сейчас на земле быть не положено. Дед Святовит на западе с дикими охотниками бьётся, и вся моя грозовая дружина там же. А твои солнечные воины на востоке заняты.

   — Там дело плохо. Маг Чжу-фанши — тот, что всё в боги лезет — из Алтайских пещер освободил мангусов и повёл на юг. Они пострашнее аримаспов: у кого семь голов, у кого девяносто пять, огнём дышат, а самих ни огонь, ни обычный меч не берёт. Да ещё целая орда чёрных шулмусов увязалась за ними. Этим козлоногим только дай людей помучить и пограбить. Если их не остановить — все вольные города на Тариме опустошат и пойдут дальше на запад, покорять мир для Сына Неба... то есть для мага Чжу.

   — Любишь ты эти восточные степи и горы, — усмехнулся старший. — И тебя там любят. Красный Всадник, Майтрейя, Гэсэр-хан... Только с севера спасения и ждут, с твоего Белого острова. А вот меня, верно, нигде не любят, — вздохнул он. — Боятся моих молний, чтут, людей в жертву приносят. Но не любят.

   — Ты сам людей не любишь и не жалеешь. Только караешь.

   — Зато ты к ним больно добрый, — огрызнулся старший. — Рай земной для арьев в этих местах устроил: ни тебе голода, ни холода, ни жары...

   — ...Ни рабства, ни войн, ни неправды. — Взгляд младшего озарился радостным воспбминанием.

   — А кончилось тем, что твой любимчик Йима Сияющий возгордился и себя богом объявил. Пришлось у него царство отобрать, — безжалостно напомнил старший.

   — И всё равно люди уже тысячи лет помнят о Золотом Царстве. Помнят и ищут к нему дорогу, и ещё тысячи лет искать будут, пока не найдут! — Голос младшего дрожал от затаённой боли.

Старший положил ему руку на плечо:

   — Не мучься ты из-за них, младшенький. Что с людей возьмёшь, если их дед Белобог с дядей Чернобогом вместе создавали? Вот и вышло: ни бог, ни скотина, одно слово— смертный.

   — Люди лучше, чем ты думаешь! — упрямо произнёс .младший. — И ты это скоро увидишь.

К ним мягкой походкой подошла женщина средних лет, с красивым добрым лицом, в белой вышитой рубахе и наброшенной на плечи шубе из золотистых бобровых шкур.

   — Ну что, детки, кто защитит мамин дом? Мои птички одни не справятся. И Симаргл где-то запропастился.

   — Было бы что защищать, — проворчал старший. — Все дворцы давно перенесены в небесный Ирий. А подземелья с золотом и самоцветами только завалить да заклясть хорошенько.

Женщина удручённо вздохнула:

   — Помните, как тут было хорошо тогда? Даже зимой. Вы, маленькие, с детьми людей играли. С вершины вниз на лыжах до самой Pa-реки съезжали. Ты, Даждь, грифонов объезжал, земных девчонок на них катал... А теперь, на небе, то и дело думаешь: не начнут ли люди нас забывать? Вот нечисть никуда с земли не уходит, зубами и когтями держится за свои проклятые места.

Из-под скалы выбрался старичок с бородкой, в островерхой шапочке и сокрушённо покачал головой:

   — Что будет-то, если бесы гору захватят... Мало что все сокровища себе заберут, на все копи лапы немытые наложат. Тут их и чарами не остановишь. Хуже всего — налетят, как воронье на падаль, со всего света самые паскудные людишки, что за золото душу свою и чужую продадут, ещё и чёрта-купца надуют! Ох, не люблю я таких, хоть я и бог богатства. А потом как пойдут народы друг на друга войной из-за здешних сокровищ! Бесам только того и надобно... И ведь было время — люди совсем бедно жили, одной охотой, а между собой воевали редко и недолго. Это теперь за мешок золота целое племя перебить могут, а потом непременно кому-то из вас, молодых, жертву принесут...

   — Ты прав! Нельзя Золотую гору нечисти отдавать. Чтобы люди не думали, будто Правда на небо ушла, а землю Кривде оставила, — решительно сказал златоволосый.

   — А кто гору защитит? Я, что ли? Так я не воин, а просто Велес, всем вам, добрым и злым, прадед, — развёл руками старичок.

   — Могу послать только десяток грозовых воинов с Гремиславом Властимиричем. Он один многих стоит, — сказал черноволосый.

   — А мне и послать некого. И так Белый остров почти без охраны оставил, — виновато произнёс молодой бог.

   — Так что же, смертным ваш дом защищать? — с ехидцей спросил старик. — Это где же такие могуты водятся?

   — В земле росов! — Златоволосый резко указал рукой на запад. — Видите? Идёт с дружиной Ардагаст, племянник Гремиславов. А в руке его — моя Огненная Чаша.

   — Твой избранник, — усмехнулся старший. — Мы ему, помнится, назначили добыть стрелу Абариса. Ну-ну, посмотрим, чего он стоит в битве богов. До сих пор он воевал только за своё царствишко.

   — Он наш избранник. И воевал всегда за нас, Светлых богов, — строго произнесла женщина. — Ладно, мальчики, летите. Вам обоим неблизкий путь. А я останусь здесь. Я ведь Хозяйка Золотой горы.

Оба бога поклонились матери, сели на коней. Те разом оттолкнулись от скалы копытами, уже в прыжке развернули неведомо откуда взявшиеся крылья и полетели: синий конь — на запад, а красный — на восток. Большой чёрный ворон с золотым клювом, до сих пор сидевший на скале рядом с красным конём, полетел на юго-запад — туда, где долиной между двумя хребтами шла дружина росов.

   — А там, внизу, ещё думают, будто мы всемогущи, — задумчиво произнёс старик.

Росы шли долиной Инзера, потом Юрюзани. Аримаспов почему-то не было видно. Хотя попадались следы их становищ. Наконец миновали Золотую гору, и справа, за невысоким хребтом Бахты, встала во всей своей загадочной красе Золотая гора. Вид её то и дело менялся. Скроется солнце — и гора тёмно-синяя, будто туча. Снова выглянет — и она покрывается весёлыми зелёными пятнами. А то вдруг озаряется чистым золотым сиянием. Что же там сияет — золотые дворцы богов, груды невиданных сокровищ? Вышата рассуждал вслух:

   — Если это Хукарья, Золотая гора, высочайшая и лучшая из гор, почему она ниже Злой горы?

Вишвамитра недоумевал ещё больше:

   — Высочайшая из гор — золотая Меру, обитель богов. Только куда этим горам до Гималаев, даже до Кавказа? Слушай, великий волхв, да там ли мы ищем эту гору?

   — Вдруг Солнечная река — это не Ра? А, скажем, наш Вахш или Яксарт? Тогда Золотая гора — на Крыше Мира[159]. А мы забрались куда-то в Ахриманово логово, — сказала Ларишка.

   — Скажи лучше — за Бактрией соскучилась, — усмехнулся Ардагаст.

   — Да, соскучилась! Отца с мамой девять лет не видела.

   — Если Рипеи — дальше на север, то настоящая Золотая гора может быть там. И настоящий исток Солнечной реки тоже, — спокойно, будто разглядывая карту, сказал волхв.

   — Так что, забраться ещё дальше в эти дебри? К каким ещё дэвам? — произнесла царица совсем уже раздражённо.

   — А почему самая святая гора должна быть самой высокой? — неожиданно вмешалась Ардагунда. — И Вышата, например, ниже Вишвамитры, а кто из них праведнее?

   — Да, кто пьёт больше вина? А кто заигрывает с нашими сёстрами, когда жены рядом нет? — подхватила Меланиппа.

— Муж мой! Ты помнишь, что ждёт священного царя мужеубийц за измену царице? — воинственным тоном обратилась Ардагунда к супругу.

Амазонки с весёлым смехом принялись заверять свою царицу в том, что ни с кем из них муж ей пока что не изменял. Смеялись, слушая их, и остальные. А сам великан-индиец лишь улыбался в роскошные чёрные усы. Есть грехи, простительные для кшатрия. Вот если бы кто обвинил его, даже в шутку, в трусости или в измене не царице, а царству...

Было пасмурно и сыро. Холодный ветер раз за разом налетал, неся в лицо брызги мелкого дождя. Но удивительный свет священной горы всё чаще пробивался сквозь облака, и на душе становилось легко и радостно. Пропадало желание ссориться, даже думать о чём-то дрянном и мелком. Золотая вершина манила к себе, будила желание совершить что-то доброе и славное. Ларишка тряхнула тёмными волосами, падавшими из-под шлема на плечи, и запела чистым, высоким голосом: