Тем временем Советский Союз проводил собственные атомные эксперименты. 14 сентября 1954 года военные руководители взорвали атомную бомбу размером с Хиросиму в воздухе над 45 000 военнослужащих Красной армии и тысячами гражданских лиц в районе села Тоцкое. Это было в Уральских горах, в 600 милях к юго-востоку от Москвы и в 100 милях от миллионного населения. Целью испытания, о котором не сообщалось до 1991 года, было выяснить, смогут ли войска (которых предупредили, что взрыв был «имитацией» атомного взрыва) продолжать сражаться в таких условиях. Видеосъемка этого события показала, что некоторые солдаты, находившиеся менее чем в двух милях от эпицентра взрыва, действительно смогли выдержать маневры в условиях дыма, пыли и 115-градусной жары. Но многие из них практически не носили защитной одежды, и их облучение было огромным. В документальном фильме, посвященном этому эпизоду, позже был сделан вывод, что многие солдаты и жители деревень заболели, ослепли, у них развился рак и другие болезни, связанные с радиацией.[684]
Эти два события стали одними из самых шокирующих в начале холодной войны. Но вряд ли они были уникальными. В период с 1946 по 1961 год Соединенные Штаты взорвали в Тихом океане и в Неваде по меньшей мере 203 единицы ядерного оружия, а в 1962 году — ещё девяносто шесть, в результате чего примерно 200 000 гражданских и военных лиц подверглись той или иной степени облучения. Русские, французы и британцы также проводили испытания. Американцы, находившиеся вблизи полигонов в Неваде, были потрясены и напуганы взрывами и световыми вспышками от взрывов. Тысячи людей, занятых на работах по очистке территории, а также «дауншифтеры» в Тихом океане и в западных штатах утверждали, что страдают от последствий радиоактивного излучения, полученного в результате испытаний.[685]
Вопрос о том, должны ли были ученые, политики и военные руководители в 1940-х и начале 1950-х годов предпринять больше усилий, чтобы предупредить мир о радиации, остается спорным и спустя годы. Некоторые ученые того времени были обеспокоены не только опасными осадками от испытаний, но и сотнями экспериментов, в ходе которых радиация намеренно выбрасывалась в окружающую среду, а люди неосознанно получали дозы или инъекции радиоактивных веществ, чтобы узнать больше о реакциях организма. Один из таких ученых в 1950 году предупредил AEC, что подобные эксперименты «немного напоминают Бухенвальд».[686] К середине 1950-х годов многие люди были встревожены тем, что они слышали и читали. В новостях сообщалось о присутствии радиоактивных веществ в почве и продуктах питания и предсказывалось, что в результате взрывов, произошедших далеко-далеко, могут развиться лейкемия, врожденные дефекты и, возможно, даже ужасные мутации.
Ведущие чиновники администрации Эйзенхауэра склонны были публично игнорировать или отвергать такие тревожные сообщения. По их словам, доказательства опасности были отрывочными и обсуждались учеными. Многие эксперты тогда считали, что радиоактивные вещества обладают полезным потенциалом: Рентгеновские аппараты обычно измеряли размеры ног в обувных магазинах. Атомные испытания и другие виды экспериментов, добавляли они, необходимы для национальной безопасности и медицинских исследований. Однако теперь ясно, что эти эксперты недооценивали опасность экспериментов. Также очевидно, что чиновники, отвечавшие за атомные испытания, сознательно подвергали людей воздействию ядерных осадков. AEC провела хорошо организованную пропагандистскую кампанию, рассказывая о мирных благах атомной энергии, а сам Айк в 1955 году запустил первую коммерческую атомную электростанцию в Америке.[687] AEC пыталась подавить свидетельства о проблемах, связанных с выпадением радиоактивных осадков на большие расстояния, поскольку они стали более очевидными к середине 1950-х годов.[688]
Однако те официальные лица, которых держали в курсе того, на что способно это оружие, все же нервничали. Одним из них был Эйзенхауэр. После брифинга в 1955 году о результатах гипотетической атомной войны с русскими он в частном порядке подсчитал, что Советский Союз (который отставал в гонке ядерных вооружений) понесет в три раза больше жертв, чем Соединенные Штаты, но 65 процентов американцев потребуют медицинской помощи, большинство из которых не смогут её получить. Он заметил: «Придётся буквально выкапывать себя из пепла и начинать все сначала».[689]
Это была действительно немыслимая перспектива — самая страшная из многих бедствий, которые постигли бы мир, если бы холодную войну не удалось сдержать теперь, когда главные действующие лица накапливали запасы термоядерного оружия. Справиться с этим новым миром, который был гораздо более пугающим, чем тот, с которым сталкивались политические лидеры в 1940-х годах, стало самой сложной задачей, стоявшей перед администрацией Эйзенхауэра. Результаты деятельности Айка в области внешней и оборонной политики могли определить судьбу Земли.
ПЕРВЫЕ ДЕЙСТВИЯ Эйзенхауэра в этом отношении, казалось, могли привести к усилению холодной войны. Повторив жесткие антикоммунистические заявления своей предвыборной кампании, он посвятил большую часть своей инаугурационной речи обличению коммунизма. «Свобода, — сказал он, — противостоит рабству; светлое противостоит тёмному». В своём послании о положении дел в стране он добавил, что Соединенные Штаты «никогда не согласятся с порабощением какого-либо народа».[690] Когда Сталин умер в начале марта, Айк не приложил особых усилий для развития дипломатических контактов с новым советским руководством. Его пренебрежение, которое было изучено, возможно, было неудачным, поскольку новый советский премьер Георгий Маленков, казалось, жаждал контактов.[691]
Много позже, когда историки изучили некогда секретные документы, стало ясно, что Эйзенхауэр был мудрее и тоньше, чем можно было предположить по его морализаторской риторике. Он признавал, например, что мировой коммунизм не был монолитным, что у Советского Союза были серьёзные внутренние проблемы, что коммунистическая идеология не была движущей силой поведения России и что советские лидеры не собирались начинать войну. Конфликты между русскими и китайцами, как он понимал, были серьёзными. Необходимо снизить напряженность в отношениях с обеими странами.
Эйзенхауэр иногда выражал эти чувства доверенным помощникам, таким как Эммет Хьюз. «Мы участвуем в гонке вооружений», — сетовал он в марте 1953 года. «Куда она нас приведет? В худшем случае — к атомной войне. В лучшем — к лишению всех людей и наций на земле плодов их собственного труда». Месяц спустя он выступил за ограничение вооружений и за международный контроль над атомной энергией. В декабре 1953 года он выступил в ООН с речью «Атом для мира». В ней он призвал ядерные державы — Соединенные Штаты, СССР и Великобританию — передать часть своих расщепляющихся материалов международному агентству.[692] Однако эти усилия носили спорадический характер и не были доведены до конца. Некоторые из них, такие как «Атом для мира», были, по крайней мере, частично пропагандистскими — предложение ослабило бы Советский Союз больше, чем Соединенные Штаты, которые опережали в ядерных разработках, — и были проигнорированы СССР. Вместо этого Эйзенхауэр был склонен поддерживать жесткую, иногда почти манихейскую риторику предвыборной кампании и инаугурационной речи, особенно в первые два года своего правления.
Эйзенхауэр говорил жестко по многим причинам. Одна из них заключалась в том, чтобы заверить антикоммунистических союзников за рубежом в непоколебимой решимости Америки следовать намеченному курсу. Иное, по его мнению, ослабило бы поддержку НАТО, которая в то время стремилась нарастить военные силы и принять в свои ряды Западную Германию. Эйзенхауэру также пришлось иметь дело с приверженцами жесткой линии внутри страны, в том числе с Маккарти, который был как никогда силен в Конгрессе. Влиятельные политики на Капитолийском холме беспокоились не только о советской активности, но и о сохранении оборонных контрактов, которые стали жизненно важными для экономического здоровья их округов во время Корейской войны. Многие влиятельные сенаторы 1950-х годов — лидеры GOP Уильям Ноулэнд из Калифорнии и Эверетт Дирксен из Иллинойса, демократ из Джорджии Ричард Рассел (один из членов Комитета по вооруженным силам), Линдон Джонсон из Техаса — искренне поддерживали высокий уровень расходов на оборону и твёрдую внешнюю политику. Так же поступали крупные бизнесмены и многие лидеры профсоюзов. Военные расходы в размере более 350 миллиардов долларов в эпоху Эйзенхауэра способствовали укреплению множества корпораций и работников оборонной промышленности страны.
