Когда МакАртур получил известие о своей отставке, он был на обеде в Токио. Он сказал жене: «Джинни, наконец-то мы едем домой».[557] Через несколько дней он вылетел в Соединенные Штаты, где ему оказали героический приём в Токио, на Гавайях и в Сан-Франциско, после чего он прибыл в Вашингтон вскоре после полуночи 19 апреля. Там его встречали члены Объединенного комитета начальников штабов, которые единогласно рекомендовали его увольнение, и многочисленная толпа. Около полудня того же дня он отправился на Капитолийский холм, чтобы выступить с обращением к обеим палатам Конгресса. Это была драматическая сцена, и МакАртур не разочаровал своих поклонников. Он уверенно прошел по проходу, после чего Конгресс устроил ему овацию. Он выступал в течение тридцати четырех минут, и за это время его речь тридцать раз прерывалась аплодисментами. Присутствующие были поражены его самообладанием, когда он излагал свои ставшие уже привычными разногласия с американской политикой. Закончил он драматично. «Я завершаю свой пятидесятидвухлетний срок военной службы», — сказал он. «Мир перевернулся много раз с тех пор, как я принял присягу на равнине в Вест-Пойнте… Но я до сих пор помню припев одной из самых популярных казарменных баллад того времени, которая с гордостью провозглашала: „Старые солдаты никогда не умирают, они просто исчезают“. И подобно старому солдату из этой баллады, я завершаю свою военную карьеру и просто угасаю — старый солдат, который пытался выполнить свой долг, как Бог дал ему свет, чтобы увидеть этот долг. До свидания».

Конечно, не все нашли речь захватывающей. Трумэн в частном порядке на сайте назвал её «стопроцентной чушью». Но некоторые конгрессмены, в том числе и те, кто хотел его уволить, открыто плакали. Дьюи Шорт, консервативный республиканец из Миссури, сказал: «Мы слышали, как сегодня здесь говорил Бог, Бог во плоти, голос Бога». Из Нью-Йорка пришёл вердикт бывшего президента Герберта Гувера, который назвал МакАртура «реинкарнацией Святого Павла в великого генерала армии, пришедшего с Востока».[558] Опрос Гэллапа показал, что 69% американцев встали на сторону МакАртура в этом споре.[559]

Впереди было ещё много интересного. После выступления МакАртур триумфально проехал по Пенсильвания-авеню, где его приветствовали около 300 000 человек. Над головой в строю пролетали бомбардировщики и истребители. На следующий день в Нью-Йорке ему устроили парад с бегущей лентой, подобного которому город ещё не видел. По некоторым оценкам, толпа достигала 7,5 миллиона человек. Офисные работники и жители сгрудились на балконах, крышах и пожарных лестницах и бросали вниз метель из рваной бумаги. Люди кричали: «Да благословит тебя Бог, Мак!». На реке гудели буксиры и океанские суда, дополняя шум праздника. Генерал в белой от бумаги фуражке взобрался на откидной верх открытого автомобиля и признал всеобщее обожание. В мэрии он принял золотую медаль и воскликнул: «Мы никогда не забудем» этот грандиозный приём.[560] Пока шла оргия по случаю возвращения домой, американцы по всей стране давали Трумэну и Конгрессу знать, что они думают по этому поводу. За двенадцать дней после увольнения в Белый дом поступило более 27 000 писем и телеграмм, в которых двадцать к одному было против президента. Многие из них были настолько враждебными и оскорбительными, что их пришлось показать сотрудникам Секретной службы. Члены Конгресса получили ещё 100 000 сообщений в течение первой недели, многие из которых требовали импичмента Трумэна:

Злорадство окрасило и дебаты в Конгрессе. Сенатор Роберт Керр, демократ-первокурсник, осмелился защищать увольнение. «Генерал МакАртур, — сказал он, — утверждал, что если мы начнём всеобщую войну с Красным Китаем, Россия не придёт к ней на помощь… Я не знаю, сколько тысяч американских солдат спят в безымянных могилах в Северной Корее… Но большинство из них — молчаливые, но непреложные свидетельства трагической ошибки „великолепного МакАртура“, который сказал им, что китайские коммунисты по ту сторону Ялу не будут вмешиваться».[562] Дженнер, однако, кричал: «Наш единственный выбор — объявить импичмент президенту Трумэну и выяснить, кто это тайное невидимое правительство, которое так ловко ведет нашу страну по пути разрушения».[563] Маккарти, не уступая, позже осудил Трумэна как «сукиного сына» и возложил вину за увольнение на «обдолбанную бурбоном и бенедиктином» шайку Белого дома.[564] Партизаны, такие как Дженнер, Маккарти и другие, продолжали атаковать его ещё долго после увольнения. А Трумэн держался в тени, не появляясь на крупных публичных мероприятиях вплоть до дня открытия бейсбольного сезона на стадионе Гриффита, где его освистала толпа. Но поразительно, как быстро после первых вспышек ярости поддержка МакАртура сошла на нет. С самого начала многие ведущие газеты, в том числе и те, которые обычно выступали против Трумэна, отстаивали право и обязанность президента наказывать за неповиновение. Среди них были New York Times, Baltimore Sun, Christian Science Monitor и даже республиканская New York Herald-Tribune, которая высоко оценила «смелость и решение» Трумэна. Близкие наблюдатели за толпой в Нью-Йорке согласились, что явка была удивительной и беспрецедентной, но отметили, что многие из зрителей были скорее любопытны, чем что-либо ещё.[565]

К началу мая эмоции, охватившие страну в апреле, уже улеглись. Риджуэй, назначенный вместо МакАртура, держал курс на Корею. Слушания в Конгрессе, проведенные сенатскими комитетами по международным отношениям и вооруженным силам, медленно и неумолимо завершали этот процесс перестройки. Возглавляемые серьёзным и обходительным Ричардом Расселом, влиятельным сенатским демократом из Джорджии, сенаторы добились неоднократной поддержки конституционного принципа, которым руководствовался Трумэн, а также его поддержки ограниченной войны. Особенно эффективными были представители Объединенного комитета начальников штабов, которые, вопреки утверждениям МакАртура, указали на то, что они никогда не разделяли его взглядов на эскалацию или центральное место Азии в большой стратегии Соединенных Штатов. Брэдли произнёс реплику, которую помнят все, сказав, что политика МакАртура «вовлечет нас в неправильную войну, не в том месте, не в то время и не с тем врагом».

И ХОТЯ В МАЕ И ИЮНЕ 1951 года температура в стране понизилась, она выявила упрямый факт: американцы не испытывали особого терпения по поводу затянувшейся «ограниченной войны». Большинство людей, похоже, были согласны с Трумэном в том, что эскалация войны с Китаем и применение ядерного оружия будут дорогостоящими и кровавыми. Однако в то же время американцы были разочарованы. Изначально они поддерживали войну, полагая, что на карту поставлен «авторитет» Соединенных Штатов и «свободного мира». Но они ожидали победы — Америка всегда побеждала (так они думали). Как сказал МакАртур, «победа не заменима». По мере того как этот очень разный и сложный конфликт превращался в кровавый тупик после марта 1951 года, их разочарование росло, а «война Трумэна» вызывала все большее недовольство.

Подобное разочарование наводило на мысль, что демократия и затянувшийся военный тупик не так-то легко сочетаются. И действительно, разочарование было вполне объяснимо, ведь бои продолжались, проливая много крови. Потери китайцев и северокорейцев стали ошеломляющими. Почти 45% американских потерь пришлись на последние два года боев. Это была война «Хребта разбитого сердца» (сентябрь 1951 года), «Холма свиной отбивной» (апрель 1953 года), кровавых ночных патрулей, засад, мин, летящей шрапнели от артиллерии, внезапных набегов на уже обглоданную войной недвижимость. Бомбардировки и артиллерия уничтожили ландшафт вокруг 38-й параллели. Снова знойная жара и ливни, холод и завывающие ветры, снова жара и ливни, снова холод. И ни одной завоеванной позиции. Закончится ли когда-нибудь война?