Никсон также разделял страсть Киссинджера к секретности и интригам. Киссинджер, такой же подозрительный человек, как и Никсон, настолько боялся утечек, что санкционировал неконституционное прослушивание телефонов членов своего штаба. Оба мужчины с презрением относились к правительственным бюрократам, даже в самом Совете национальной безопасности. Они не испытывали особого уважения к Конгрессу, который, по их мнению, играл на руку избирателям, когда занимался мировыми делами. Никсон с особым презрением относился к так называемым экспертам в Государственном департаменте: они были теми самыми людьми из восточного истеблишмента, которые насмехались над ним всю его жизнь. По этим причинам Киссинджер и Никсон намеренно обошли стороной госсекретаря Уильяма Роджерса, друга президента, который был мало знаком с иностранными проблемами.[1850] Чтобы справиться с этими уловками, Киссинджер и Никсон создали целый лабиринт секретных «чёрных каналов», связывающих их с лоялистами в различных офисах и посольствах по всему миру. По этим каналам они могли вести сложные переговоры и скрывать их от бюрократии Госдепартамента. Эти каналы сохранились и после того, как Киссинджер сменил Роджерса на посту госсекретаря в 1973 году.[1851]

Нет нужды говорить, что это был циничный и высокопарный способ управления внешними отношениями. Уклоняясь от официальных каналов и в значительной степени игнорируя Конгресс, Никсон и Киссинджер сузили сферу своих консультаций и ещё больше укрепили и без того централизованные процедуры в формировании политики. Наступило время имперского президентства, возвысившегося при Кеннеди и Джонсоне. Во многих случаях стремление Никсона к личному контролю саботировало переговоры, которые вели Роджерс и другие сотрудники Госдепартамента.[1852] Более того, Киссинджер и Никсон глубоко не доверяли друг другу. Киссинджер иногда пренебрежительно отзывался о президенте (за спиной Никсона). Он называл Никсона «нашим пьяным другом», «корзинкой» или «фрикаделькой ума». Киссинджер также был склонен к вспыльчивости. После одной из таких истерик Никсон признался, что, возможно, ему придётся уволить Киссинджера, если тот не получит психологическую помощь. Никсон, очевидно, добавил позже: «Бывают моменты, когда Генри нужно дать по яйцам. Потому что иногда Генри начинает думать, что он президент. Но в другие моменты нужно погладить Генри и обращаться с ним как с ребёнком».[1853]

Эта неустойчивая личная химия, тем не менее, выдержала ряд кислотных испытаний и принесла, казалось, ощутимые результаты, особенно в отношениях с Советским Союзом. В сентябре 1970 года Никсон и Леонид Брежнев, советский лидер, достигли взаимопонимания по кубинским вопросам, которые гноились со времен ракетного кризиса 1962 года. Советы согласились прекратить строительство базы подводных лодок на Кубе и воздержаться от вооружения Кастро наступательными ракетами; американцы в ответ пообещали, что не будут вторгаться. Характерно для Никсона, что соглашение было достигнуто в тайне; даже после того, как оно было заключено, практически никто в правительстве даже не знал о нём. Поэтому оно не имело юридической силы. Тем не менее, оно свидетельствовало о поиске обоими мужчинами точек соприкосновения по острому вопросу. В сентябре 1971 года лидеры двух стран также приняли соглашение четырех держав, которое ослабило напряженность в отношении Берлина, ещё одного из мировых очагов напряженности. Хотя эти шаги к разрядке не остановили холодную войну, они в некоторой степени смягчили враждебность.[1854] К 1972 году «реальная политика» администрации, казалось, творила чудеса. В феврале Никсон, путь которого был проложен тайными поездками в Пекин, предпринятыми Киссинджером в 1971 году, совершил щедрый недельный визит в Китайскую Народную Республику, показав тем самым свою приверженность улучшению отношений с одним из самых решительных врагов Америки. То, что Никсон, всю жизнь бывший «холодным воином» и ругавший Трумэна за «потерю Китая», смог совершить такое путешествие, ошеломило и взволновало современников. Сближение обещало смягчить враждебность между двумя странами и позволить Соединенным Штатам играть на стороне Китая против Советского Союза, чьи отношения с Мао Цзэдуном оставались недружественными. Теплый приём, оказанный Никсону в Пекине, также позволял предположить, что китайцы могут закрыть глаза или два глаза, если Соединенные Штаты прибегнут к эскалации в Северном Вьетнаме.

Ни один акт президентства Никсона не был так тщательно срежиссирован. Ни один не продемонстрировал гибкость, которая сделала его таким грозным политиком.[1855] Более того, сомнительно, что любой лидер демократов смог бы совершить такую поездку, не подвергнувшись серьёзным политическим обвинениям, ведь чувства холодной войны оставались напряженными. Вьетнамская война все ещё бушевала. Кроме того, президент дал понять, что Соединенные Штаты сократят своё военное присутствие на Тайване; позднее в том же году Тайвань был исключен из ООН. Никсон решился на эти шаги, потому что знал, что его репутация воина «холодной войны» защитит его от нападок правых. Он сказал Мао: «Те, кто справа, могут сделать то, о чём те, кто слева, только говорят». Мао радостно кивнул: «Мне нравятся правые».[1856]

Три месяца спустя, в мае, Никсон совершил ещё одну широко разрекламированную поездку, на этот раз в Москву на встречу на высшем уровне с Брежневым. Там два лидера нанесли последние штрихи на ранее проведенные переговоры, которые привели к заключению Договора об ограничении стратегических вооружений (SALT I). Договор устанавливал верхние пределы на будущее наращивание МБР в течение пяти лет. Лидеры двух стран также подписали договор об ограничении развертывания обеими сторонами систем противоракетной обороны (ПРО). Оба соглашения получили одобрение сената позднее в 1972 году. Эксперты, следившие за сложными, высокотехничными переговорами, пришли к выводу, что соглашения не имели большого значения. SALT I не останавливал строительство МБР, которое уже велось, и не препятствовал установке на ракетах MIRV (многозарядных ракет с независимым наведением на цель). Договор по ПРО оставлял достаточно места для развития сложных оборонительных систем. Наращивание советских и американских вооружений продолжалось быстрыми темпами, особенно ракет с разделяющимися головными частями и бомбардировщиков дальнего действия. Тем не менее, соглашения продемонстрировали готовность Никсона к переговорам со старым врагом. Они имели большое символическое и политическое значение для Белого дома.[1857]

Не вся внешняя политика Никсона в этот период вызывала похвалу. Сосредоточившись на отношениях между великими державами, президент оказался столь же слеп, как и его предшественники в Белом доме, по отношению к остальному миру. Даже такие восходящие державы, как Япония, чувствовали себя обделенными. Концентрация на том, что делают Советский Союз и Китай, привела к особому игнорированию региональных конфликтов. Это было очевидно в Южной Азии, где Никсон и Киссинджер в 1971 году проявили чрезмерное стремление обхаживать Пакистан в качестве проводника для своих тайных подходов к Китаю. По этой и другим причинам (они считали, что Советы организовывают индийскую оппозицию Пакистану) они встали на сторону Пакистана, жестоко подавлявшего бенгальцев, которые стремились отделиться. Позднее было подсчитано, что в Пакистане погибло до миллиона человек. Чрезвычайно секретная политика Никсона, основанная на представлениях о балансе великих держав, игнорировала опыт специалистов Госдепартамента в этом регионе. Она вызвала длительные неприязненные отношения с бенгальцами и с Индией.[1858]