ВСЕГО ЧЕТЫРЕ ДНЯ СПУСТЯ, 4 апреля, мощная пуля из снайперской винтовки нанесла серьёзный урон надеждам Джонсона и других людей на смягчение расовой поляризации в Соединенных Штатах. Она раздробила челюсть Мартина Лютера Кинга, стоявшего на балконе мотеля в Мемфисе, штат Теннесси, где он поддерживал бастующих чернокожих работников санитарной службы, добивавшихся признания профсоюза. Присутствие Кинга в Мемфисе было характерно для тех ненасильственных усилий, которые он предпринимал с 1965 года, чтобы добиться экономической справедливости для масс чёрной бедноты в городах. Пуля, убившая его, во многом разрушила шансы на ненасильственное лидерство в борьбе за социальную справедливость для чернокожих.[1698]
Новость об убийстве Кинга напугала Конгресс, который в течение недели принял законопроект Джонсона об открытом жилье.[1699] Но ничто не могло остановить ярость, охватившую многих чернокожих американцев. В ночь убийства в Вашингтоне вспыхнули беспорядки: мародеры и поджигатели уничтожали магазины, принадлежавшие белым (и чёрные дома над ними), в чёрных районах города. В ходе последовавших за этим беспорядков были убиты девять человек. Беспорядки затронули ещё более 130 городов, причинив материальный ущерб, оцениваемый более чем в 100 миллионов долларов. Полиция арестовала 20 000 человек. В общей сложности сорок шесть человек, все, кроме пяти, были чернокожими, погибли во время волны насилия.[1700]
В апреле и мае 1968 года насилие и экстремизм, казалось, были повсеместны. За рубежом от них пострадал Париж, где левые студенты захватили Латинский квартал, сотрудничали с рабочими фабрик и в итоге свергли правительство Шарля де Голля. В Чехословакии повстанцы «Пражской весны» подняли восстание против коммунистического правления, но в августе были подавлены советскими танками. Беспорядки охватили Свободный университет в Западном Берлине. Кровавые столкновения между студентами, рабочими и властями захлестнули Токио, Болонью, Милан и Мехико, где осенью проходили Олимпийские игры. Повсеместные вспышки, в большинстве своём вызванные студентами, и жестокие репрессии, которые они часто вызывали со стороны полиции, привели в ужас политических лидеров всего промышленно развитого мира.[1701]
В Соединенных Штатах воинственно настроенные студенты также угрожали статус-кво, в основном на нескольких самых престижных университетских кампусах. События, произошедшие в Колумбийском университете в конце апреля, положили начало этому. Марк Радд, страстный поклонник Че Гевары, недавно вернувшийся из поездки на Кубу, возглавил демонстрацию протеста студентов против целого ряда предполагаемых проступков незадачливой администрации университета. Среди этих проступков была поддержка секретных военных исследований и безразличие к нуждам чернокожих жителей Гарлема, проживающих неподалёку. Отказавшись от вежливости, Радд написал открытое письмо президенту университета Грейсону Кирку, в котором процитировал слова Лероя Джонса: «К стенке, ублюдок, вот это удар». В ходе последовавших за этим длительных столкновений около 1000 студентов (всего в университете 17 000 человек) — часть из них возглавляли Радд и SDS, другие — воинствующие чернокожие — сумели захватить пять университетских зданий и разграбить папки в кабинете президента. На двух зданиях они вывесили красные флаги, а стены кабинетов украсили портретами Маркса, Малкольма Икса и Че Гевары. После шести дней оккупации полиция была вызвана в 2:30 ночи. Их реакция выявила обратную реакцию, которая возбудила американцев из рабочего класса, возмущенных протестами привилегированных. Размахивая дубинками, полицейские набросились на студентов. Более 100 человек, плюс несколько полицейских, получили ранения. В общей сложности было арестовано 692 человека. Университет практически закрылся, к ужасу тысяч студентов и преподавателей, не участвовавших в демонстрации.[1702]
Конфликт в Колумбии стал самым жестоким и негражданским на тот момент; он получил чрезвычайно широкую огласку и послужил толчком для множества выступлений в других университетских городках, большинство из которых произошли в 1968–1970 годах. По оценкам, только в 1968–69 учебном году в американских кампусах, включая многие престижные, прошло 150 демонстраций с применением насилия (и гораздо больше ненасильственных). Некоторые из этих демонстраций превосходили по масштабам Колумбийскую, в частности, демонстрация в Корнелле в 1969 году, где чернокожие студенты с оружием в руках и бандольерами с боеприпасами вынудили администрацию университета пойти на уступки. Другие студенты толкали преподавателей и сотрудников, устраивали акты вандализма в библиотеках, срывали занятия, а во время второго случая в Колумбии весной 1968 года сожгли многолетние научные записи одного из преподавателей.[1703]
Как и демонстранты в Корнелле, студенты «выиграли» некоторые из этих сражений. Например, президент Кирк подал в отставку, а большинство протестующих студентов не были привлечены к дисциплинарной ответственности за причиненный ими ущерб или нарушение порядка. Университеты ввели изменения, которые позволили студенческим группам играть более активную роль в принятии решений на кампусе. Учебные программы были расширены, обычно с большим выбором курсов и меньшим количеством требований. Стали появляться программы по изучению чернокожих. Самое важное, что волнения 1968 года значительно повысили сознание студентов в области прав человека. С тех пор многие университетские администраторы и преподаватели действовали осторожно, чтобы не спровоцировать восстания в кампусе.
Конечно, вопрос о том, были ли эти изменения в учебном плане «реформами», вызвал громкие и продолжительные споры. Многие родители и профессора сетовали на упадок «общего образования». Ряд новых курсов, введенных для успокоения протестующих, не отличался академической строгостью. Другие американцы, включая нескольких профессоров, которые сами принадлежали к левым, были потрясены тем, что они считали высокомерием и игрой демонстрантов, которые, казалось, подражали театральным постановкам уличных агитаторов и революционеров третьего мира. Историк Юджин Дженовезе, ведущий ученый-марксист, назвал студентов «псевдореволюционным средним классом тоталитаризма».[1704] Уильям О’Нил, другой историк, язвительно заметил, что многие университеты до начала студенческих волнений, по крайней мере, требовали усердной работы и дисциплины — подготовки к жизни в реальном мире. В некоторых университетах после протестов, — сетует он, — «протестантская этика уступила место принципу удовольствия в колледже, но не в жизни».[1705] Подобная реакция отражала широко распространенное среди американцев мнение о том, что студенты были испорченными детьми.[1706]
Активизм чернокожих за пределами университетских городков вызывал не менее бурные эмоции. После убийства Кинга преподобный Ральф Абернати, самый доверенный помощник Кинга, попытался подхватить упавшее знамя, продолжив реализацию плана, который Кинг одобрил перед смертью, — Марша бедных на Вашингтон. Абернети надеялся стимулировать национальные действия по борьбе с бедностью среди чернокожих. Однако результат марша оказался для Абернати и его соратников плачевным. Пытаясь драматизировать бедственное положение бедняков, организаторы построили на торговом центре в Вашингтоне город трущоб, Resurrection City. Но строительство было поспешным и некачественным, в результате чего в середине мая прибывшие в город не имели ни электричества, ни воды, ни санитарных условий. Из-за сильных дождей образовались моря грязи. Число тех, кто отважился поселиться там, никогда не превышало 2500 человек, а обычно составляло около 500. Пикетчики у правительственных зданий не привлекли особого внимания. Активисты, представлявшие мексикано-американцев и индейцев — марш должен был быть многонациональным — вступали в столкновения с Абернати и другими чернокожими организаторами, которых они обвиняли в попытке доминировать в процессе. Некоторые участники марша били окна и бросали друг друга в фонтаны.
