Однако в этот момент он столкнулся с серьёзными сомнениями внутри своей администрации, и особенно со стороны Кларка Клиффорда, который сменил Макнамару на посту министра обороны 1 марта. Бывший помощник Трумэна, с 1949 года вашингтонский адвокат и неофициальный советник президентов-демократов, выступал против эскалации войны в 1965 году, но затем, как и практически все американские эксперты по внешней и военной политике, поддержал курс Джонсона как лучший способ сохранить некоммунистический Южный Вьетнам. Когда Клиффорд получил запрос на увеличение численности войск, он приказал пересмотреть ход войны. Он спросил чиновников Пентагона: «Видит ли кто-нибудь ослабление воли противника после четырех лет нашего пребывания там, после огромных потерь и массовых разрушений от наших бомбардировок?» Никто не заметил ослабления воли противника к борьбе. Более того, ведущие представители истеблишмента, в том числе Дин Ачесон и Аверелл Гарриман, убеждали Клиффорда, что просьба Уэстморленда серьёзно подорвет финансовое положение Америки в мире. Ведущие деловые круги того времени сомневались в способности страны, которая в то время столкнулась с утечкой золота, пойти на дальнейшую эскалацию. Многие из этих сомневающихся считали, что война подрывает способность Америки выполнять свои стратегические обязательства в Европе, где интересы национальной безопасности были превыше всего. По всем этим причинам Клиффорд советовал воздержаться от значительной эскалации.
Вместо этого 4 марта он рекомендовал Джонсону направить в Соединенные Штаты символические силы в количестве 22 000 человек и призвать неопределенное количество резервистов. Клиффорд также настоятельно рекомендовал подтолкнуть Тьеу и Ки к тому, чтобы они взяли на себя большую ответственность за войну. Это была рекомендация того, что позже стало известно как вьетнамизация: южновьетнамцы должны были нести большее бремя, а Соединенные Штаты — меньшее. Джонсон, успокоенный яростным американским контрнаступлением в то время, был склонен принять эти осторожные рекомендации, но пока откладывал принятие мер.[1694]
К тому времени неустойчивое состояние общественного мнения на родине, возможно, начало сказываться на президенте, который, как всегда, внимательно следил за опросами. Особенно его беспокоили итоги первых президентских праймериз, состоявшихся 12 марта в Нью-Гэмпшире. Хотя имя Джонсона не было включено в бюллетень, партийные завсегдатаи развернули за него кампанию по выдвижению. Однако при подсчете голосов он набрал лишь 49 процентов голосов демократов. Сенатор Юджин Маккарти из Миннесоты, убежденный противник войны, который в январе бросил ему вызов в борьбе за президентскую номинацию от Демократической партии, не только получил 42% голосов — потрясающий показатель против действующего президента, — но и завоевал больше делегатов, чем Джонсон, на Демократическом национальном съезде летом того года. Большинство избирателей Маккарти, как позже выяснилось в ходе опросов, были «ястребами», которые винили Джонсона в том, что он не выиграл войну. В то время, однако, голосование было истолковано как признак левоцентристских антивоенных настроений. Это точно был анти-Джонсон. Когда 16 марта сенатор от Нью-Йорка Роберт Кеннеди, которого Джонсон терпеть не мог, объявил о выдвижении своей кандидатуры, на ЛБДж усилилось давление, чтобы он предпринял какие-то примирительные шаги. Это давление, в сочетании с золотым кризисом и улучшением военной ситуации, похоже, побудило Джонсона 22 марта официально принять относительно умеренные рекомендации Клиффорда.
Клиффорд тем временем продолжал искать новые данные. 26 и 27 марта он созвал многих экспертов по внешней политике, которых современники окрестили «мудрыми людьми», чтобы те помогли ему с дальнейшими рекомендациями. В число мудрецов входили Ачесон, до того времени известный «ястреб» в вопросе войны, Максвелл Тейлор, ещё один «ястреб», Джордж Болл, Макджордж Банди, Мэтью Риджуэй, Генри Кэбот Лодж и другие. Большинство из них были призваны консультировать администрацию в ноябре, и тогда они поддержали президента. На этот раз они более внимательно изучили новые данные. Некоторые, как Тейлор, пришли к выводу, что нужно поддержать Вест-Морленд. Однако большинство мудрецов были глубоко расстроены тем, что они обнаружили. Они пришли к выводу, что противник может сравниться с любой силой, которую Соединенные Штаты бросят на арену сражения. Банди заметил, что Вьетнам — это «бездонная яма». Клиффорд заметил: «Есть серьёзные сомнения в том, что мы добились того прогресса, на который рассчитывали к этому времени. Пока мы наращиваем свои силы, они наращивают свои… Похоже, у нас образовалась воронка… Я вижу все больше и больше боев, все больше и больше потерь с американской стороны, и конца этим действиям не видно».[1695]
Когда Клиффорд и другие передали ему пессимизм мудрецов, Джонсон скривился. «Эти ублюдки из истеблишмента внесли залог», — якобы сказал он.[1696] Однако, столкнувшись с таким мнением, он сделал несколько примирительных шагов, которые обдумывал ранее. В течение следующих нескольких дней он принял совет Раска, который рекомендовал Соединенным Штатам объявить о частичном прекращении бомбардировок Северного Вьетнама. Джонсон также заявил о своей готовности начать мирные переговоры с северовьетнамцами и выбрал Гарримана в качестве представителя Америки в случае, если северовьетнамцы согласятся на переговоры.
31 марта Джонсон выступил по телевидению в прайм-тайм, чтобы объявить об этих решениях. Они были важны тем, что ознаменовали — спустя три года — молчаливое, хотя и не обязательное, признание провала дальнейшей эскалации. Но они не представляли собой значительных изменений в политике, которую он проводил с конца 1967 года. Скорее, это были тактические шаги, направленные в первую очередь на то, чтобы успокоить внутреннее несогласие. Когда Ханой удивил его, положительно отреагировав на идею мирных переговоров, Гарриман в мае был отправлен в Париж, который был выбран в качестве места для их проведения. Но переговоры быстро зашли в тупик. Ханой потребовал, чтобы Соединенные Штаты прекратили все бомбардировки. Джонсон, опасаясь, что это поставит под угрозу американские войска, настоял на том, чтобы Ханой согласился сократить свою военную активность на Юге. Бомбардировки продолжались, а переговоры ни к чему не привели. Мир во Вьетнаме казался далёким как никогда.[1697]
Военные усилия Соединенных Штатов в это время фактически активизировались. На самом деле Джонсон сократил бомбардировки на Севере только потому, что убедился в их бесполезности, а также потому, что в любом случае ожидалось, что плохая погода в ближайшем будущем помешает полетам над северной частью Северного Вьетнама. Тем временем Соединенные Штаты активизировали бомбардировки вражеских ресурсов на юге. В марте и апреле Соединенные Штаты провели крупнейшие в истории войны операции по поиску и уничтожению. Затем они запустили программу ускоренного умиротворения, чтобы обезопасить как можно большую часть сельской местности в случае серьёзных переговоров.
Наконец, они значительно увеличили военную помощь Сайгону, подняв численность армии Южного Вьетнама с 685 000 до 850 000 человек.
В своей телевизионной речи 31 марта Джонсон преподнес большой сюрприз. Дождавшись конца своего выступления, он сделал паузу, а затем добавил. «Сейчас в американском доме царит раскол… и я, как президент всего народа, не могу игнорировать опасность, грозящую перспективам мира… Я не считаю, что мне следует посвящать час в день какому-либо личному партизанскому курсу… Соответственно, я не буду добиваться и не приму выдвижения моей партии на пост президента».
Почему Джонсон пошёл на этот шаг, поразивший многих, кто его слышал, не совсем понятно. Но дело было не в том, что он боялся проиграть борьбу за переизбрание. Хотя Маккарти и Кеннеди бросали ему смелый вызов, у них было мало шансов получить поддержку партии против действующего президента. Скорее, Джонсон решил не выдвигать свою кандидатуру, потому что устал как физически, так и эмоционально, а также потому, что понимал, что утратил политическую способность добиваться поставленных целей. Уйдя в отставку, он надеялся привнести немного больше гармонии в общество, которое и так было сильно раздроблено спорами о войне, расовых отношениях и многих других спорных вопросах, которые вызвали ответную реакцию в предыдущие два года.
