В 1930-х и 1940-х годах Маршалл и его коллеги-адвокаты сосредоточились на том, чтобы покончить с «раздельным, но равным» образованием в высших учебных заведениях. В то время это была логичная стратегия, поскольку большинство южных штатов вряд ли могли претендовать на равенство на этом уровне, а у чёрных университетов не хватало ресурсов, чтобы восполнить пробелы. В то время ни одно чернокожее учебное заведение не предлагало работу, ведущую к получению степени доктора философии, и только два (Говард и Мехарри в Нэшвилле) предоставляли медицинское образование. Чернокожие могли изучать стоматологию, право, фармакологию и библиотечное дело только в одном или двух южных учебных заведениях, а получить высшее образование в области инженерии или архитектуры они не могли нигде на Юге.[974]
Борьба за реформу высшего образования заставила Маршалла и его единомышленников терпеливо вести судебные тяжбы на различных уровнях американской судебной системы. В июне 1950 года они добились заметного успеха в Верховном суде; в тот же день суд вынес два важных решения. Одно из них предписывало штату Техас, который создал отдельную и неполноценную полностью чёрную «юридическую школу» (в ней было три аудитории и три преподавателя), принять чернокожего истца в свою полностью белую школу. Другое решение запретило штату Оклахома продолжать сегрегацию помещений в своей высшей школе образования. До этого времени школа заставляла истца, шестидесятивосьмилетнего чернокожего педагога, пользоваться отдельными столовыми и библиотеками, а также сидеть одному в классах с надписью RESERVED FOR COLOREDS (ЗАРЕЗЕРВИРОВАНО ДЛЯ ЦВЕТНЫХ).[975]
Затем Маршалл и другие члены Фонда правовой защиты и образования NAACP взялись за борьбу с сегрегацией в государственных школах, которые в то время посещали около 40 процентов американских детей в 21 штате, десять из которых находились за пределами Конфедерации.[976] Дискриминирующие штаты и школьные округа пытались утверждать, что раздельные помещения, в которых обучались чернокожие, были равными. Но их доводы были абсурдны, особенно на глубоком Юге. В 1945 году Южная Каролина тратила на белые школы в три раза больше средств на одного ученика, чем на чёрные, и в 100 раз больше на перевозку белых учеников. Стоимость имущества белых школ в шесть раз превышала стоимость имущества чёрных. В школах Миссисипи было ещё большее неравенство: в 1945 году белые школы получали в четыре с половиной раза больше средств на одного ученика, чем чёрные. Почти везде, где существовала сегрегация, школьный год для чернокожих был короче, учителям платили меньше, а учебники были устаревшими, выброшенными из белых школ.[977]
Бросая вызов такому обширному и институционализированному ядру американского расизма, Маршалл и его союзники в значительной степени зависели от помощи чернокожего населения и его организаций, особенно местных отделений NAACP. Пульмановские носильщики, представлявшие элиту во многих чёрных общинах, часто обеспечивали местное руководство. Джим Кроу, как это ни парадоксально, помог сохранить полностью чёрные институты и сообщества, которые обеспечивали солидарность, необходимую для протеста. Многие из тех, кто помогал NAACP, были неизвестны за пределами своих общин и оставались в основном невоспетыми участниками движения даже в своё время. Поддерживая Маршалла и NAACP, они рисковали подвергнуться жестокой мести со стороны белых, которая варьировалась от потери работы до страха за свою жизнь. Когда Леви Пирсон, чернокожий фермер из Саммертона, Южная Каролина, осмелился помочь NAACP в борьбе с сегрегацией в школах, белые банкиры перекрыли ему кредит, чтобы он не мог купить удобрения. Белые соседи отказались одолжить ему свой комбайн, как делали это раньше, и его урожай сгнил на полях. В его дом стреляли. Пирсону повезло больше, чем некоторым: преподобный Джозеф ДеЛейн, чернокожий священник, который убедил его подать иск, сжег свой дом. Делейн и большинство других чернокожих, участвовавших вместе с Пирсоном в этом деле, были вынуждены покинуть графство.[978]
Однако терпение Пирсона и многих других чернокожих иссякло, и они выступили в качестве истцов в исках, поданных Маршаллом против сегрегации в школах. Пять из этих исков, включая иск Пирсона, к 1953 году дошли до Верховного суда, оспаривая школьную политику в Вирджинии, Делавэре, округе Колумбия, Южной Каролине и Канзасе. Самым известным истцом был преподобный Оливер Браун, сварщик из Топики, штат Канзас, чья восьмилетняя дочь Линда должна была ходить в негритянскую школу, расположенную в двадцати одном квартале от дома, в то время как белая школа находилась всего в семи кварталах от её дома. Его иск, к которому присоединились ещё двенадцать родителей, был подан в 1951 году как дело «Браун против Совета по образованию Топики» (Brown v. the Board of Education of Topeka).[979]
В то время Верховный суд казался активистам движения за гражданские права хрупкой тростинкой, за которую можно было ухватиться. Хотя суд согласился оспорить «раздельное, но равное» на уровне выпускников, он оставался внутренне разделенным по многим другим вопросам. Самые видные либеральные судьи, Хьюго Блэк и Уильям Дуглас, открыто спорили с самыми известными сторонниками судебной сдержанности, Робертом Джексоном и Феликсом Франкфуртером. Главный судья Фред Винсон не пользовался уважением ни в одном из лагерей. Когда в 1953 году школьные дела дошли до суда, Франкфуртер помог организовать повторное слушание аргументов, чтобы не столкнуться с тем, что, по его мнению, произойдет, если дела будут решены тогда: узкое решение 5:4 против «раздельного, но равного», которое вызовет сопротивление южан и уничтожит шансы на значимую реализацию. Когда новые слушания были назначены на декабрь, Винсон умер в сентябре. «Это первый признак того, что Бог есть, — с облегчением признался Франкфуртер своему бывшему юристу, — и что он есть».[980] Новый председатель Верховного суда, губернатор Калифорнии Эрл Уоррен, стал доказательством того, что люди имеют значение в истории. Назначая его, президент 1600 Эйзенхауэр знал, что скоро Суду придётся решать дела о сегрегации — решения Высокого суда не приходят внезапно, — и он должен был догадаться, что Уоррен, либерал-республиканец, поддержит истцов. Чего президент не подозревал, так это того, насколько резко Уоррену, теплому, общительному и прямолинейному человеку с большим даром дружбы, удастся обуздать вражду, которая поляризовала Суд. Уоррен приступил к этой работе сразу после своего назначения в октябре 1953 года, сосредоточившись на достижении консенсуса по школьным делам. Эйзенхауэр также не понимал, насколько глубоко Уоррен переживает расовую несправедливость. Хотя новый председатель Верховного суда в 1942 году, будучи генеральным прокурором Калифорнии, помог интернировать американцев японского происхождения, он глубоко сожалел об этом упущении и в 1954 году решил сделать то, что считал правильным для чернокожих детей и их родителей.[981] В школьных делах, как и во многом другом за свою историческую пятнадцатилетнюю карьеру на посту председателя Верховного суда, Уоррен подходил к решению вопросов, не слишком заботясь о тонкостях юридического прецедента или о судебной сдержанности. Он ясно дал понять, что суд должен содействовать социальной справедливости.[982]
Уоррену удалось заставить коллег подчиниться, и 17 мая 1954 года — так называли этот день его критики — суд потряс нацию, единогласно отменив расовую сегрегацию в государственных школах де-юре. «В сфере государственного образования, — заявил Уоррен, — доктрине „раздельного, но равного“ нет места. Раздельные образовательные учреждения по своей сути неравны». Опираясь на психологические теории, выдвинутые истцами, Уоррен добавил, что сегрегация «порождает чувство неполноценности [у учащихся] в отношении их статуса в обществе, что может повлиять на их сердца и умы таким образом, который вряд ли когда-либо можно будет исправить».[983]
