Сторонники Лекомптона также утверждали, что администрация никогда не собиралась обещать избирателям возможность проголосовать за или против Конституции в целом. По всей видимости, это было правдой, поскольку в мыслях и словах было много двусмысленности. В большинстве случаев «подчинение» не обсуждалось прямо, а просто упоминалось «право народа решать», но не уточнялось, каким образом. В связи с последующими утверждениями антирабовладельцев о том, что первоначальное намерение, впоследствии извращенное, состояло в том, чтобы предложить выбор между полным принятием и полным отказом, важно отметить, что ряд представителей демократов (включая редакторов газеты Washington Star, сенатора Уильяма Биглера из Пенсильвании и секретаря территории Фредерика Стэнтона) ещё в мае предложили съезду в Лекомптоне подготовить отдельную статью о рабстве для представления избирателям.[549] В то время эти предложения не вызвали никаких протестов со стороны антирабовладельческой партии, из чего можно сделать вывод, что вопрос о полном или частичном подчинении ещё не был поставлен. Сам президент Бьюкенен позже настаивал на том, что это не так. Он утверждал, что Акт Канзаса-Небраски, само воплощение народного суверенитета, не требовал, чтобы избирателям была предоставлена возможность принять или отвергнуть конституцию в целом, а только то, что они должны быть (цитируя акт) «совершенно свободны формировать и регулировать свои внутренние институты [эвфемизм для рабства] своим собственным способом». По словам Бьюкенена, его собственные заявления были «в общих чертах», и хотя он имел в виду, что съезд «обязан вынести этот важный вопрос о рабстве на рассмотрение народа», он никогда не имел в виду, что «они обязаны вынести какую-либо часть Конституции на всенародное голосование, чтобы придать ей законную силу».[550]

Возможно, это и верно с точки зрения намерений Бьюкенена, но на самом деле это серьёзно вводит в заблуждение относительно того, что он сказал на самом деле. Ведь в его письменных инструкциях Уокеру было категорически заявлено, что народ Канзаса «должен быть защищен в осуществлении своего права голосовать за или против этого документа». В декабре Бьюкенен публично процитировал свои собственные слова в послании к Конгрессу. Однако десять дней спустя в письме, приняв отставку Уокера, он отрицал, что когда-либо «разделял или выражал мнение, что конвенция обязана представить народу любую часть конституции, кроме вопроса о рабстве». В его неспособности осознать, что его последующее заявление явно не соответствует предыдущему, проявилась удивительная слепота — настолько слепая, что он даже не попытался скрыть это несоответствие.[551]

Вполне возможно, что Бьюкенен слишком благосклонно отнесся к принятому положению о «частичном подчинении», потому что вместо того, чтобы сравнивать его с тем, чего хотели антирабовладельцы, он сравнивал его с тем, чего опасался сам — а именно, что съезд в Лекомптоне откажется выносить на рассмотрение избирателей любой вопрос. Опасность того, что съезд ничего не уступит, заставляла сторонников администрации быть излишне благодарными за то, что он вообще хоть что-то уступил. Таким образом, «частичное подчинение» можно было рассматривать как частичную победу над прорабовладельческими экстремистами, и Джон Кэлхун, очевидно, считал, что заслужил благодарность своего шефа, Бьюкенена, и своего покровителя, Дугласа. Даже сам Бьюкенен, похоже, испытывал некоторую эйфорию по поводу результата. Он убеждал себя в том, что его обещание было выполнено и что канзасский кризис вот-вот будет исчерпан. Пусть Канзас будет принят, свободным или рабом, думал он, и волнение, которое «в течение нескольких лет занимало слишком много внимания общественности», «быстро пройдет».[552]

Это был опасный настрой для человека, которому предстояло принять критическое и ужасно трудное решение. Бьюкенен действительно оказался перед дилеммой. Если бы он отказался поддержать Лекомптона, то оказался бы в неприемлемом положении, отвергнув работу конвента, законность которого он упорно отстаивал. Таким поступком он оттолкнул бы от себя почти весь южный контингент партии, а это было не просто крыло партии, а почти сама партия. Сто двенадцать из 174 голосов выборщиков были получены на Юге. В Конгрессе 75 из 128 представителей демократов и 25 из 37 сенаторов-демократов были южанами. Кроме того, он зависел от своих южных соратников, с которыми всегда был в теплых отношениях. Уильям Р. Кинг из Алабамы и Джон Слайделл из Луизианы были его самыми близкими друзьями. Три сенатора от рабовладельческих штатов — Слайделл, Баярд из Делавэра и Бенджамин из Луизианы — и один рабовладелец-эмигрант, живший на северном берегу Огайо, Брайт из Индианы, способствовали его выдвижению. Четыре члена кабинета были южанами, и одного из них, Хауэлла Кобба, постоянно приглашали остаться в Белом доме в качестве компании для одинокого холостяка-президента во время частых отлучек миссис Кобб в Джорджию. Бьюкенен не мог заставить себя порвать с южанами. Он не смог бы сделать это в 1861 году, даже когда они разорвали Союз, президентом которого он был. Конечно же, он не мог сделать этого из-за Лекомптона.[553]

Если рассматривать их один за другим, то каждый из шагов, приведших к Лекомптонской конституции, имел определенное правдоподобие, и каждый из них можно было признать законным.[554] Но конечный результат оказался несостоятельным. Две тысячи избирателей на территории с 24 тысячами человек, имеющих право голоса, избрали делегатов, которых никто всерьез не рассматривал как представителей мнения большинства в Канзасе. Эти делегаты, действуя во имя народного суверенитета, предложили избирателям «выбор», который утверждал незыблемость рабства независимо от того, какой вариант будет принят. Затем, для пущей убедительности, они передали контроль над голосованием не в руки губернатора Уокера, а под контроль чиновников, которые потворствовали, а то и совершали неоднократные мошенничества.[555]

Допустив развитие дилеммы, Бьюкенен теперь должен был выбрать один из её рогов. Некоторые историки обвиняют его в том, что он сделал неправильный выбор,[556] но на самом деле любой из вариантов привел бы к катастрофе. Его администрация потерпела неудачу, когда он удержал поддержку, которая была необходима Уокеру для контроля над силами, действующими в Канзасе. Однако нет никаких доказательств того, что Бьюкенен это понял, поскольку он не проявил никаких признаков нерешительности, которая иногда была характерна для него, когда он сталкивался с менее сложными решениями. Вместо этого он быстро и решительно перешел к поддержке Лекомптонской формулы.

События развивались стремительно в течение семи недель после того, как 7 ноября съезд в Лекомптоне закрылся. 18 ноября, всего через день или два после того, как новости достигли Востока, в газете Washington Union появилась редакционная статья, одобренная лично Бьюкененом, в которой поддерживались договоренности Лекомптона.[557] 26 ноября Уокер, только что прибывший из Канзаса, имел беседу с Бьюкененом и членами кабинета, в которой столкновение мнений было полным. Уокер настаивал на том, что Лекомптон не выполняет обещания народного суверенитета, что он обманывает народ Канзаса и что попытка провести его приведет к кровопролитию. Кобб и Блэк возразили, что он дает шанс проголосовать по единственному реальному вопросу — рабству — и что если беззаконные вольные жители восстанут против вполне законной процедуры, их следует подавить.[558] Ко 2 декабря Бьюкенен закончил работу над заявлением по Канзасу, которое должно было войти в его послание Конгрессу 8 декабря. Он написал его, не посоветовавшись с Дугласом, и отправил предварительную копию Фредерику Стэнтону, в отсутствие Уокера исполнявшему обязанности губернатора Канзаса, желая, чтобы оно было «как можно более широко опубликовано на всей территории до выборов 21 декабря». В послании решительно одобрялись действия съезда в Лекомптоне; утверждалось, что вопрос о рабстве был «справедливо и ясно передан на рассмотрение народа», что этот волнующий вопрос теперь может быть мирно решен «в том самом порядке, которого требует органический закон», и что если кто-то из канзасцев откажется от этой справедливой возможности проголосовать, то только он один будет «отвечать за последствия».[559]