В этих обстоятельствах президент Полк больше, чем когда-либо, хотел завершить формальные процессы приобретения и организации. Когда Конгресс собрался в декабре, он рекомендовал организовать Орегон как территорию и снова попросил ассигнования (3 миллиона долларов вместо 2 миллионов, которые ему не удалось получить в августе), чтобы приобрести право собственности на землю у Мексики. Ещё через год он сможет просить законопроекты об организации территориальных правительств в Калифорнии и Нью-Мексико.[81]

Несмотря на ворчание вигов, у Полка были основания для оптимизма. Орегонская проблема была решена, война шла хорошо, а серьёзный характер вспышки в конце предыдущей сессии ещё не был осознан. Полк, который по своему темпераменту не доверял мотивам любого, кто выступал против него, и рассматривал Дэвида Уилмота и его сторонников просто как недовольных искателей покровительства, пытающихся использовать их неприятное значение. В это время территориальный вопрос не казался зловещим. Географические разногласия в Конгрессе ещё не выкристаллизовались; секционные разногласия не приобрели хронический характер; секционные догмы не оказали своего ожесточающего воздействия. Более того, Полк считал, что соперничество секций не имеет отношения к экспансии на Дальнем Западе. Никто не сомневался, что регион Орегон будет свободным. Что касается Калифорнии, то общественность приветствовала это перспективное приобретение и после обнаружения золота в январе 1848 года думала о нём в терминах закваски, а не рабов, старателей, а не плантаторов.

Полк вряд ли мог предвидеть, что он стоит в начале тупиковой ситуации по территориальному вопросу. Но на самом деле Орегон не был организован, а требование поселенцев о создании правительства не было удовлетворено до конца ожесточенной борьбы, длившейся на протяжении двух сессий Конгресса. Что касается Нью-Мексико с населением в 60 000 человек и Калифорнии, в которую хлынул поток мигрантов после «золотой лихорадки», то их насущные политические потребности оставались без внимания до конца 1850 года. Только когда Полк и его преемник уже лежали в могиле, Конгресс вышел из затянувшегося на четыре года тупика, который блокировал все действия по организации Калифорнии и Нью-Мексико.

В декабре 1847 года, через несколько дней после начала новой сессии, Полк немного поговорил с Дэвидом Уилмотом, и пенсильванец пообещал своему партийному вождю больше не вносить Провизо, хотя и сказал, что будет вынужден проголосовать за него, если его внесет кто-то другой.[82] Однако все перспективы перемирия были вскоре разрушены. 4 января Престон Кинг из Нью-Йорка внес в Палату представителей законопроект, который возрождал Провизо и пытался присоединить его к разработанному администрацией Трехмиллионному законопроекту. Тот факт, что Кинг был одним из главных лейтенантов Мартина Ван Бюрена, означал, что демократы Севера теперь приступили к преднамеренному и постоянному восстанию. Проблема заключалась не только в том, чтобы заставить одного непокорного конгрессмена-первокурсника вернуться в строй.[83] Десять дней спустя Комитет Палаты представителей по территориям представил законопроект об Орегоне, который исключал рабство на предлагаемой территории, применяя Ордонанс 1787 года. Эта мера вызвала противодействие южных конгрессменов, но не потому, что они думали о вывозе рабов в Орегон,[84] а потому, что в ней воплощался принцип исключения конгресса, который, если его распространить, не допустит рабов и в другие районы. Кроме того, лидеры южан не хотели уступать свободный статус Орегона, если не могли получить взамен рабский статус Юго-Запада. В результате вопрос о рабстве в Орегоне, не имевший практического значения, тем не менее приобрел важное стратегическое значение как предмет торга в законодательной борьбе между секциями. В противовес предложению комитета Армистед Берт из Южной Каролины, действуя по предложению Кэлхуна, предложил внести поправку в Орегонский билль, оговорив, что регион должен быть свободным, «поскольку вся указанная территория лежит к северу от 36°30′… линии Миссурийского компромисса».[85] Это, по-видимому, подразумевало, что приобретения Мексики, лежащие к югу от 36°30′, на том же основании будут открыты для рабства. Другими словами, это изменило бы обоснование свободы Орегона с принципа свободных земель на принцип компромисса. Будучи последователем Кэлхуна, Берт постарался объяснить, что он не признает конституционность Миссурийского компромисса, но считает его приемлемым соглашением, которое приняли и Север, и Юг, и которое станет эффективным средством прекращения споров (каролинцы, которые также считали тариф неконституционным, вполне привыкли к мирному сосуществованию с тем, что они считали неконституционным законодательством). Палата представителей незамедлительно отклонила предложение Берта сугубо секционным голосованием 82 против 113.[86] Это действие послужило почти сигналом для сторонников Кэлхуна перейти на более продвинутую позицию, и 15 января Роберт Барнуэлл Ретт выступил с сильной речью, отрицая, что у Конгресса есть какие-либо полномочия регулировать рабство на территориях.[87] Сам Кэлхун продолжал держать удар, но 15 февраля Палата представителей вновь проголосовала за применение Провизии Уилмота к Трехмиллионному биллю, а четыре дня спустя Кэлхун в ответ представил резолюции, в которых он окончательно сформулировал свою доктрину невмешательства в рабство на территориях — второе лезвие ножниц.[88]

Возможность достижения какого-либо соглашения к этому времени была окончательно разрушена. Перед тем как 4 марта автоматически истек срок полномочий Конгресса, Сенат, где Юг имел больше сил, отказался включить Провизо Уилмота в Трехмиллионный билль, а комитет Сената исключил ограничение на рабство из Орегонского билля. На заседании Конгресса сенаторы-северяне собрали большинство голосов, чтобы не принимать Орегонский билль в таком виде. В последний момент, после больших волнений, горстка северян вместе с солидной группой представителей Юга все же проголосовала за принятие Трехмиллионного билля без Провизии Уилмота, и таким образом президент Полк получил хотя бы один законодательный акт по итогам сессии.[89] Но на самом деле ничего не было решено. Принятие Трехмиллионного билля означало лишь то, что некоторые противники рабства согласились подождать, пока территория не будет приобретена, прежде чем ставить вопрос об исключении рабства из неё;[90] но лишь немногие уступят даже в этом; и спор наверняка возобновится, как только приобретения будут в руках. Между тем, зловещим было то, что даже когда люди согласились с тем, что Орегон должен быть свободным, они не могли отделить это соглашение от своих разногласий по поводу территорий в целом, а значит, не могли воплотить его в жизнь. Конгресс начал терять свой характер места встречи для решения проблем и превращаться в кабину, в которой соперничающие группы могли выставить друг против друга своих лучших бойцов. Эта тенденция проявилась в ужесточении противоположных позиций, согласно которым рабство должно быть разрешено на всех территориях или запрещено на всех. Она проявилась и в том, что одиннадцать законодательных собраний северных штатов направили в Конгресс резолюции с требованием принять Уилмотское провизо, а шесть законодательных собраний южных штатов или партийных съездов приняли резолюции с требованием предоставить рабству открытое поле; эти действия поставили представителей штатов в положение войск, посланных для разгрома врага, а не переговорщиков, отправленных для урегулирования разногласий.[91] Но самым серьёзным симптомом было то, что решения не находились, а законодательство не принималось. Орегон по-прежнему оставался неорганизованным.