Колин Милтон поднял руку в приветствии. Громко обратился к собравшимся. До находившихся относительно далеко Артура и Джеки доносились только обрывки слов. Стоявшие в первых рядах ответили криками, дальше реагировали уже не так ярко. Последний народный трибун махнул рукой, призывая всех подойти ближе.

Артур поддался общему порыву, сделал пару шагов вперед. Почти уперся в спину стоявшего дальше мужчины, судя по въевшимся в кожу черными пятнам, шахтеру.

Пришлось подождать еще не меньше получаса, прежде чем незнакомый журналисту человек обратился к собравшимся с приветственным словом. Слушать его Артур не собирался. Он задрал голову и начал смотреть на небо. Как и прежде, оно было затянуто темными облаками вперемешку с дымом.

Первый глаз Ара-тун-Оттонда находился почти вертикально над сценой. Артур почувствовал, что на нем остановился взгляд мертвого бога. Получилось рассмотреть, как разворачивались другие, висевшие вдалеке, глаза.

Начали раскрываться новые. Вскоре все пространство над площадью короля Альфонса оказалось заполнено глазами из чужой эпохи. Ара-тун-Оттонд услышал брошенный вызов.

Артур почувствовал уже знакомое неприятное нытье в груди. К нему снова обращался бог, пусть и сейчас не получилось сформулировать ощущение в осмысленный вопрос.

Настал момент, ради которого Артур организовал собрание социалистов. Журналист нашел взглядом шакала. Чтобы не показаться сумасшедшим, заговорил, беззвучно шевеля губами.

— Я выполнил твои условия. Нападай.

Шакал послушно припал к земле, оттолкнулся и прыгнул. Завис на высоте роста Джеки. И побежал дальше прямо по воздуху. В этот же мгновение Артур согнулся от резкого приступа боли. Посчитал это за гневный крик Ара-тун-Оттонда.

Обманщик. Ты предлагал свое служение. Но уже вел за собой его посланника. Спрятал. Предал.

— Прости, что не захотел умереть в огне.

Артур видел, как шакал увеличивается в размерах. И терять собачьи очертания. Размытый силуэт с четырьмя лапами, сотканный из плотного дыма. Он быстро поднялся в небо. Белый дым смешался с темно-серыми облаками.

С этого мгновения Артур почувствовал, как его сознание разделилось на две неравные части. Меньшая осталась в теле. Он понимал, что по-прежнему стоит на площадной брусчатке в окружении людей. Видел вышедшего на сцену Милтона и слышал обрывки речи.

Одновременно с этим сознание находилось где-то еще. В месте, для описания которого в человеческом языке не нашлось бы слов. Все вокруг погружено в белесый туман. Артур не видел ничего дальше вытянутой руки. Даже не удавалось рассмотреть, на чем стоит.

Увидел нескольких ярдах перед собой безликий человеческий силуэт, словно высеченный из камня. Подойдя ближе, Артур понял, что это. Белый уголь. Рот изваяния медленно раскрылся, и журналист впервые услышал Ара-тун-Оттонда.

— Ты не выйдешь победителем, Артур Уилсон.

Голос звучал чуждо. Он пытался поставить ударение на каждой гласной в слове. Так могла проигрываться испорченная запись для фонографа. Артур остановился на расстоянии вытянутой руки от мертвого бога.

— Я выступаю не только от своего имени. За мной стоит целое племя - трудовой народ Ландариума и всех прилегающих земель. И ни один из них не хочет закончить жизнь в пожаре.

Изваяние медленно повернуло голову. От вращения двух частей посыпалась крупная угольная пыль. Артур отшатнулся. Он пытался понять, чего требуется добиться - разбить статую или наоборот сохранить ее целостность.

— Я жил в этом мире с самого его сотворения. И должен освободиться. Тогда мир придет в норму. Отступись. Так будет лучше для каждого. Человек вернется на уготованное ему место.

Артур упрямо покачал головой.

— Нет, все работает не так. Ты всего лишь реликт из доисторической эпохи. Не должен был просыпаться. И лучшее, что можешь сделать - вернуться в беспамятство. В мире больше нет места для богов.

Поддавшись порыву, Артур поднял правую руку и направил на статую раскрытую ладонь. Окружавший их туман подчинился движению и начал стягиваться к Ара-тун-Оттонду. Облеплять, оседать грязно-белым налетом.

Послышались крики. С секундной задержкой Артур понял, что они доносятся из реального мира, с площади короля Альфонса. Но журналист побоялся обращаться к той части сознания. Да и звучали скорее крики радости, чем боли.

Изваяние дернулось, сделало два тяжелых шага к Уилсону.

— Не остановишь. Мир страдает. Я должен вернуться. И сжечь все лишнее.

Артур выставил перед собой вторую руку. Но дым не стал притягиваться к фигуре быстрее. Ара-тун-Оттонд продолжал шагать вперед. Журналист пятился, стараясь сохранить дистанцию.

Почувствовал толчок в спину. Уперся в другого протестующего на площади.

— Эпоха богов закончилась. Мы отказались верть даже в существования Иисуса, пожертвовавшего собственной жизнью ради нашего спасения. И в Альбии Матре нет места колониальным божкам. Отступись.

Ара-тун-Оттонд сделал следующий шаг вперед. Но медленно и с заметным усилием. Вместо того, чтобы пятиться, Артур сблизился и упер ладонь в солнечное сплетение изваяния.

Уголь оказался шершавым и холодны, что сложно было ожидать от духа степного пожара. Сквозь толщу каменной груди Артур почувствовал периодически повторяющиеся толчки. Биение сердца.

— Не сопротивляйся. Засыпай. Твоя эпоха давно прошло.

Первое время Ара-тун-Оттонд пытался двигаться, но каждое движение давалось все тяжелее. Постепенно он полностью обездвижился под стягивающим действием смеси тумана и дыма.

Артур не знал, сколько это продолжалось. Не было ориентиров, по которым можно определить время. Каменная тюрьма на Ара-тун-Оттонде постепенно утолщалась. Он пытался говорить, но рот оказался покрыт плотным слоем угольной пыли, и журналист не разобрал слов.

Но появился другой звук. Разрозненные крик. Доносящийся из далекого реального мира. Артур узнал голос Джеки. Сосредоточился на нем, пытаясь разобрать слова.

— Мистер Уилсон! Очнитесь! Надо уходить!

Пришлось приложить усилие, чтобы открыть глаза в реальном мире. Изначально Милтон и социалисты объявляли мирный протест. Но все обернулось иначе.

В дальнем конце площади завязалась схватка полисменов и шахтеров. Констебли орудовали дубинками, в ответ рабочие бросали выкорчеванными из брусчатки камнями.

В центр толпы вклинился отряд всадников. Они пробивались к помосту из ящиков и бочек. Артур увидел, как Милтон и остальные лидеры протеста спешно спускались на землю.

Королевские гвардейцы обнажили палаши и пустили коней шагов, медленно надвигаясь на толпу. Если полицейское управление не справится, то все решит гвардия. Пусть и пролив немало крови.

Некоторые протестующие проталкивались в сторону схватки. Другие своими телами останавливали всадников, защищая лидеров. Но значительная часть собравшихся устремилась прочь с площади. На прилегавших улицах уже началась давка.

Больше не племя. Просто толпа напуганных либо разозленных людей. Артур поднял взгляд к небу.

— Нет! Нет, нет, нет...

Уже закрывшиеся глаза мертвого бога медленно открывались. Он освобождался. Стоявший рядом Джеки положил ладонь на плечо журналисту, громко проговорил, пытаясь перебить шум на площади:

— Мистер Уилсон, быстрее! Нужно уходить!

—У меня почти получилось! Подожди. Дай еще несколько минут.

— Идемте! Иначе затопчут или конники копытами сомнут!

Артур дернул плечом, сбрасывая ладонь социалиста. Остался стоять на том же месте. Вокруг постепенно появлялось открытое пространство. Одни пытались сбежать, другие бросились в бой с констеблями.

— Чтоб вас, мистер Уилсон. С этим вашим упорством, — зло проговорил Джеки.

Однако не бросил журналиста в одиночестве. Напротив, встал между ним и двигавшимся в нескольких десятках ярдом конным отрядом полиции. В это время Артур оглядывался, пытаясь найти шакала. Не выдержал и крикнул:

— Верни меня! Надо закончить.

Он даже не успел увидеть призрака. Только моргнул и сразу же оказался в окутанном туманом дыме. Ара-тун-Оттонд стоял на прежнем месте. Однако угольный панцирь покрылся трещинами и осыпался на суставах.