– Я понимаю. Кстати, – сказал Розовски. – На каком языке Дани собирается беседовать со здешней публикой? По крайней мере, на этом этаже? Я очень сомневаюсь в том, что они уже освоили иврит. Правда, может быть, он выучил русский?
– Издеваешься? – спросил инспектор Алон. – Нет, конечно. Просто я надеялся, что ты, по старой памяти, поможешь нам… хотя бы в качестве переводчика.
– Пожалуйста, – ответил Натаниэль. – Конечно, помогу. Но, еще раз повторяю, вряд ли кто-нибудь из них что-нибудь слышал.
– Допустим, – сказал Ронен. – Но видеть-то они могли? Для этого никакой особой тишины не нужно.
– Психология, – сказал Натаниэль.
– При чем тут психология?
– Представь себе состояние этих людей. Они ведь только вчера прилетели. Совершенно обалдели от непривычной жизни. Перепуганные, языка не знают, к кому обращаться – тоже. И тут приходит суровый инспектор Алон и спрашивает: «Вы никого подозрительного здесь не видели сегодня утром»? Да им все израильтяне кажутся подозрительными!
– Натан прав, – вмешался доктор Бен-Шломо. – Никто тут ничего тебе не скажет. Нечего даже пытаться.
Инспектор Алон тяжело вздохнул.
– Вот ведь ситуация. Убийцу наверняка видели человек двадцать. И никто из них толком не сможет его описать. Так ты думаешь, не стоит опрашивать?
Розовски пожал плечами.
– Не могу ничего сказать, – ответил он. – Не знаю. Но если хочешь, можем попробовать.
Ронен Алон обратился к помощникам:
– Ребята, у вас еще много работы? Есть что-нибудь интересное?
– Ничего, инспектор, – ответил Дани. – Работы немного. Минут через пятнадцать, я думаю, закончим. Доктор, что у тебя?
– Все. Подробности, после вскрытия. Могу сказать, что причиной смерти был выстрел из нарезного оружия, по всей видимости – пистолета или револьвера, калибра семь и шестьдесят пять сотых миллиметра, – сказал доктор. – Сквозное ранение в голову. Стреляли с близкого расстояния – три-четыре метра. Выходное отверстие в затылочной части головы. Санитары могут уносить тело.
– Есть отпечатки, Ронен, – сказал вдруг Шимон. – Жалюзи открывали и закрывали, по крайне мере, два человека.
– Могла быть горничная, – сказал Алон. – Все равно – нужно проверить. Сейчас скажу санитарам, – инспектор Алон шагнул к двери. – Дани, пусть смотрит Шимон, а ты ступай с Натаниэлем, попробуй поговорить с его бывшими земляками.
15
311-й номер представлял собой точную копию 312. Тот же цвет стен, та же обивка мебели. Разница была, пожалуй, в том, что здесь было не так жарко – видимо, кондиционер работал исправно. И, слава Богу, в том, что обитатели номера, средних лет семейная пара, находились в добром здравии. Если не считать вполне естественного шока от необычной обстановки. Когда Натаниэль и Дани вошли, к этому легкому шоку прибавилась и плохо скрытая тревога от неожиданного контакта с представителями властей (Дани был в форме).
Впрочем, тревожное ожидание на лицах несколько поубавилось, после того, как Розовски обратился к ним по-русски.
– Не волнуйтесь, пожалуйста, – сказал он и улыбнулся успокаивающей улыбкой. – Нам просто нужно задать вам несколько вопросов. Не возражаете?
– Нет, кончено, задавайте, – сказала жена. – Проходите, садитесь.
Муж молча кивнул, как бы подтверждая приглашение.
Розовски еще раз огляделся по сторонам. Еще одно отличие этого номера от 312-го – гораздо больше сумок. Если бы, не дай Бог, что-то случилось с этой парой, полиция провозилась бы с обыском куда дольше.
– Вы прилетели вчера? – спросил Натаниэль.
– Позавчера, во второй половине дня.
На вопрос, не заметила ли она сегодня утром что-нибудь подозрительное, женщина ответила:
– Мы ничего не видели. И потом – я ведь не знаю, что может быть подозрительным, а что – нет.
Ее муж настороженно поглядывал то на Дани, то на Розовски и хранил молчание.
– Спроси: когда они в последний раз видели свою соседку? – спросил Дани.
Натаниэль перевел.
– Соседку? – переспросила женщина. – Галю?
– Вы ее знаете?
– В аэропорту познакомились. Третьего дня. Пока ждали вылета. А что?
– Что она вам рассказывала? – спросил Розовски. – К кому она летит, чем собирается заниматься?
Супруги переглянулись.
– Ни к кому, – ответил муж. – Сказала только, что ее муж скоропостижно скончался. Не дождался ее приезда. Вот ведь как бывает.
– Они ведь в разводе, – заметил Натаниэль.
– Это был фиктивный развод, – сказала жена. – Она объяснила, что иначе Леву, ее мужа, не выпустили бы.
– Леву? Его звали Ари…
– Это он в Израиле стал Ари. А в Союзе его звали Лева. Лев Розенфельд.
– Розенфельд? – вмешался Дани, уловив в мешанине слов чужого языка знакомую фамилию. – При чем тут Розенфельд?
– Ни при чем, – быстро ответил Розовски и снова обратился к женщине. – Так когда вы видели Галину Соколову в последний раз?
– А что случилось?
– Ничего-ничего. Ответьте, пожалуйста.
– Утром. Часов в десять.
– Понятно. А почему, вы говорите, их бы не выпустили вместе с мужем? – спросил Розовски.
– Потому что она работала в клинике номерного института. Это было еще в восемьдесят седьмом.
– Понятно.
– Что они говорят? – спросил Дани.
– Они ее видели в десять утра.
– О чем ты разговаривал с ними так долго?
– Рассказывали о Соколовой.
– Они что, были знакомы раньше?
– Познакомились позавчера, в аэропорту.
Натаниэль снова обратился к супругам:
– На этом этаже живут те, кто прилетел с вами?
– По-моему, да, – ответила жена. – Нас всех позавчера привезли сюда. Я имею в виду – тех, кто еще не решил, куда поедет, у кого нет в Израиле родственников. Ну, конечно, некоторые не захотели в Тель-Авив, решили, что это будет дорого. А нам пока нравится.
– Это пока, – заметил Розовски. – Дай Бог, чтобы вам и дальше нравилось.
– А вы тоже из Союза? – поинтересовался муж.
– Тоже. Из Минска. А до того – из Крыма.
– И давно?
– Двадцать три года, – ответил Розовски.
– Вы работаете в полиции?
– В общем, да.
– Что они говорят? – снова спросил Дани.
– Ничего, знакомятся, – ответил Розовски. – Удивлены, по-моему, тем, что репатриант работает в полиции.
Дани пожал плечами.
– Ты уже не работаешь. Ну, это неважно. Спроси: кого-нибудь постороннего на этаже сегодня не было?
Натаниэль перевел.
– Нет, – уверенно сказала жена. – Никого не было. Только одна женщина приходила утром. Недавно ушла. Она долго занималась с нами. Не только с нами двумя, я имею в виду – со всеми, кто вчера прилетел.
– Откуда женщина?
– Из отдела абсорбции. Объясняла, что нужно делать с бумагами, которые нам вручили в аэропорту «Бен-Гурион» и куда следует идти в первую очередь. Большое ей спасибо, а то мы вроде слепых котят здесь.
– И глухих, – добавил муж. – И немых. Хорошо, хоть она говорила по-русски.
– Ну что? – спросил Дани.
– Говорят, что никого не было, кроме сотрудницы Министерства абсорбции. Она им объясняла, как пойти в банк, как пойти в Министерство внутренних дел и прочее.
– К ним скоро приставят нянек круглосуточно, – сказал Дани. – Может, оно и к лучшему, по крайней мере, будут под присмотром. Пусть опишут эту сотрудницу. Может, она представилась?
– Ты полагаешь… – начал было Натаниэль.
– Ничего я не полагаю, – перебил Дани. – Просто хорошо бы отыскать эту служащую. Может быть, она что-нибудь видела здесь. Думаю, от нее будет больше толку.
– Эта служащая, – сказал Натаниэль, вновь обращаясь к супругам, – она представилась вам?
Они задумались.
– Кажется, да, – ответила жена. – Ты не помнишь, Миша?
– Эстер, – уверенно ответил муж. – Точно – Эстер. Вот фамилию не запомнил.
– Я понял, – сказал Дани, когда Натаниэль собрался перевести. – Значит, Эстер из Министерства абсорбции. Ладно, пошли.
В коридор они вышли как раз в тот момент, когда санитары выносили из триста двенадцатого укрытое простынью тело Соколовой.