– Минутку! – Розовски покрутил ручку громкости диктофона. – Вот оно! Слышишь?

Алекс прислушался. Говорила женщина:

«Мое дело срочное. Но я не могу приехать к вам. Я прошу вас приехать ко мне в отель». – «Ничем не могу помочь, мадам. Еще раз повторяю – я очень занят, и…». – «Я только позавчера прилетела в Израиль». – «Только позавчера? И ваш адвокат рекомендует вам… Простите, а как вас зовут?» – «Меня зовут Галина Соколова. Я жена… Вдова Ари Розенфельда».

Розовски остановил запись.

– Что скажешь?

Маркин пожал плечами.

– Что ты хочешь услышать?

– Цвика Грузенберг, адвокат Розенфельда, утверждает, что никаких встреч со мной он Соколовой не рекомендовал.

– И что же из этого следует?

Розовски хмуро посмотрел на помощника.

– Только одно, – медленно произнес он. – Только одно, Алекс. Я имел удовольствие беседовать с убийцей. И, как мне кажется, настоящая Соколова в тот момент уже была мертва. Ах, ч-черт, это же яснее ясного – звонок с целью искажения временного восприятия. Кондиционер в номере не работал, поэтому медицинские данные тоже легко поставить под сомнение. Следовательно, полиция будет опираться на косвенные улики – а именно: на мои показания. То есть, на названный мною час убийца наверняка имеет алиби. Ясно?

– Ясно.

– Та-ак… – Натаниэль вытащил кассету из диктофона, отложил ее в сторону и начал методично перебирать остальные.

– Что ты ищешь? – спросил Алекс.

– Хочу проверить еще одни показания, – бросил Натаниэль. – Габи утверждает, что некая «Галина Соколова» уже звонила в наше агентство, около четырех месяцев тому назад. Поскольку настоящая Соколова в это время находилась в Москве, у меня есть серьезные основания полагать, что звонила та же самая особа.

– Убийца?

– Я бы не утверждал с абсолютной категоричностью, – с деланной осторожностью ответил Розовски. – Но, во всяком случае, человек, весьма тесно связанный с этой историей… Ага, вот она! – он торжественно поднял кассету. – Если Габи не путается в датах, то… – он не договорил, вставил кассету в диктофон.

Им пришлось ждать довольно долго, прежде, чем на пленке, наконец, послышался интересующий их голос: «Как вас зовут?» – «Галина Соколова». – «А мужа?» – «Ари Розенфельд. Его вилла находится в Кесарии…»

Натаниэль нажал кнопку «стоп».

– Что скажешь?

– Она, – убежденно произнес Маркин. – Никаких сомнений.

– Я тоже так думаю, – Розовски кивнул. – Экспертизу провести несложно.

– По-моему, ты всегда относился к экспертам скептично, разве нет?

– Что значит скептично? Я и к общественному транспорту отношусь с большой долей скепсиса, – заявил Натаниэль. – Но иногда он просто необходим. Так и эксперты. В данном случае стоило бы идентифицировать голос.

– Но для этого нужно найти его живой источник, – Алекс усмехнулся. – А я пока что не понимаю, как ты собираешься это сделать. Кстати, что там записано дальше?

– Живой источник… – повторил Натаниэль задумчиво. – Живой… Это верно, – он снова включил диктофон. «… сделать это. Но можно это сделать по-другому». – «Как именно?» – «Мы могли бы встретиться?» – «В вашем офисе? Я ведь уже сказала, что не хотела бы там появляться». – «Нет, зачем же. Давайте на улице Рамбам, в кафе. Завтра. И приносите туда чек и фотографию». – «Нет. Я лучше вышлю вам все данные». – «Тогда запишите адрес».

Щелчок. Запись кончилась. Алекс посмотрел на отрешенно-удивленное выражение лица Розовски и спросил:

– Что это с тобой?

– Н-да, – грустно сказал Натаниэль. – Этого я и боялся.

– Чего именно?

– Габи об этом не говорил…

– О чем?

– Значит, он, все-таки, следил за Розенфельдом. Ах, Габи, Габи… – Розовски тяжело вздохнул.

– Да ладно, – Алекс усмехнулся. – Ну, захотел заработать парень, пока ты был в отпуске.

– А ты где был?

– Когда? – Алекс перегнулся через стол, посмотрел на дату. – 20 мая…В Офакиме. По делу.

– Если только хотел заработать… Хорошо бы. Боюсь, что здесь… – он не договорил, махнул рукой. – Ладно, рассказывай о вдове Бройдера.

– Нечего говорить, – сказал Маркин. – Обычные вдовьи причитания.

– Значит, не заходила к ней Белла Яновская?

– Не заходила. По ее словам, конечно. Так ты не ответил: откуда уверенность, что она входила именно в квартиру Бройдеров? Ты ведь, насколько я понимаю, следил за ней до подъезда. Кстати, долго она там пробыла?

– Нет, недолго. Да я и не следил, – нехотя ответил Розовски. – Это случайно получилось. Может, ты и прав. Может, она вообще искала другой адрес, случайно зашла в этот дом, поняла, что ошиблась… – Натаниэль не договорил, замолчал.

– Слушай, – Алекс улыбнулся, – почему бы тебе не спросить у самой Яновской? Ты ее телефон знаешь?

– А что? Это мысль, – задумчиво сказал Натаниэль. – Прямо сейчас и спрошу.

Розовски снял трубку, набрал номер секретаря компании «Интер».

– Соедините меня с госпожой Яновской, пожалуйста, – сказал он. – Да, жду… Алло, госпожа Яновская? Здравствуйте, вас беспокоит Натаниэль Розовски. Да, совершенно верно. Скажите пожалуйста, не могли бы вы уделить мне несколько минут для разговора? Завтра? Хорошо, вполне.

Положив трубку, Натаниэль поднялся, прошелся по комнате.

– Знаешь, посети-ка вдову еще раз, – сказал он.

– И что сказать?

– Что? А просто представься, для начала. Ты ведь к ней приходил в качестве кого?

– Страхового агента.

– Ну вот. А теперь сообщи ей, что ты детектив. Что ты расследуешь обстоятельства гибели ее незабвенного мужа. Думаю, в этом случае она объяснит, зачем приходила к ней Белла Яновская, – Розовски вздохнул. – Потрясающая женщина. Интересно, она замужем или нет?

– Ты будешь здесь? – спросил Алекс, направляясь к двери.

– Нет, я хочу поработать дома. Звони туда.

Перед рассветом Натаниэль проснулся. Небо уже посветлело, открытое окно смутно серело правильным прямоугольником. Натаниэль нащупал лежащие на ночном столике сигареты и зажигалку, закурил. «Рано или поздно я загублю себе легкие, – подумал он. – Или желудок. Или еще что-то, не помню. На что там действует курение натощак?» После подобных мыслей логично было бы немедленно погасить сигарету. Вместо этого Розовски затянулся еще глубже. Какая-то мысль пришла ему в голову перед самым пробуждением, даже не перед пробуждением, а в тот неуловимый миг, когда сон начинает размываться явью. Но то ли от сигаретного дыма, то ли еще по какой-то причине, мысль растворилось в сером рассветном сумраке так же, как и сон.

Он подошел к письменному столу, включил настольную лампу. Нашел среди разложенных накануне бумаг письмо Ари Розенфельда жене. Сел в кресло и принялся, в который уже раз, читать его. Он вспомнил, какая именно мысль посетила его разгоряченную бредовыми снами голову перед пробуждением. Где же… Ага, вот: «…И, кроме всего, постараюсь отправить тебе этот забавный портрет. Художник мне, по-моему, изрядно польстил. Впрочем, ты и сама можешь убедиться. Кстати, художник тоже москвич, и мы были когда-то знакомы. Его зовут Яша Левин. Вряд ли ты его помнишь, а я сразу узнал. Выглядит он все тем же стареющим хиппи – драные джинсы, пегие волосы собраны в пучок на макушке. Кстати, он меня не узнал. А может быть, узнал, но сделал вид, что нет…»

Яша… Розовски отложил письмо и задумался. Яша Левин. Ну да, он его тоже знает. Постоянный обитатель улицы Рамбам.

Улицы Рамбам…

Габи, в разговоре с «Соколовой», упоминал кафе на улице Рамбам.

Можно было бы попробовать.

Уличный художник Яша Левин. Сидит на тротуаре и рисует портреты праздношатающихся туристов, желающих вкусить жизнь тель-авивской богемы.

Он снова начал читать.

«… Мне дорог этот портрет – не знаю, почему, – писал далее банкир. – Во всяком случае, когда ты соберешься сюда, не забудь его, пожалуйста…»

Судя по тому, что письмо оказалось в числе важных документов, Соколова перечитывала его перед отъездом. Наверняка, она выполнила просьбу мужа. И, значит, портрет должен был лежать в сумке… Розовски вспомнил о большом плотном пакете белой бумаги, который сам же сунул в свой «кейс» и забыл осмотреть его.