За берёзой в неразличимой тьме шумела и волновалась вода.

Пришли — догадалась Зося.

Карузлик поклонился ей и затерялся среди кустов.

Оглянувшись по сторонам, Зося схватила ниже всех висящий венок и потянула его к себе.

Как только венок оказался у неё в руках — окрестности огласились воем. Белыми пятнами вокруг берёзы заметались русалки. Запричитали, принялись хватать воздух рядом с собой, пытаясь поймать вора. Эхо их криков звенело так громко, что Зося уже ничего не различала — один лишь металлический непрекращающийся гул.

Повернувшись, она побежала назад и услышала позади тяжёлую грузную поступь.

Не оглядывайся! Не отзывайся! Торопись! — твердила себе Зося, но никто не пытался её позвать. Только не отставали шаги, страшный преследователь постепенно поравнялся с девушкой и пошёл рядом. На рыхлой земле отчётливо видна была цепочка огромных круглых впадин-следов!

Это лясун! Он всё-таки её почуял!

Вскрикнув, Зося понеслась вперёд еще быстрее, но лясун не отставал. Над головой вились какие-то тени, позади гремели и выли болотные голоса. И среди них громче и пронзительнее всех стрекотала курнеля.

И всё же Зосе удалось оторваться от преследований. Это произошло благодаря крохотному перьевому комку, метнувшемуся наперерез лясуну. Стремительной пёстрой молнией сычик мелькнул среди деревьев, и этого оказалось достаточно, чтобы лясун утратил к девушке интерес.

Зося даже не попыталась обернуться, чтобы понять — что происходит. На последнем усилии вырвалась из грохочущей пущи и, не устояв, рухнула без сил возле крыши-пригорка с трубой да дверкой на боку. Стиснувшие русалочий венок пальцы свело судорогой, и сопухе не сразу удалось его забрать.

После изнуряющего забега Зося впала в прострацию, скорее чувствовала, чем понимала, что её куда-то ведут, раздевают, усаживают в тёплую воду, проходятся чем-то жёстким по телу, поливают голову душистым и пенящимся, отчего немедленно потянуло в сон.

Она и заснула, едва коснувшись головой подушки, но в зыбкой морочи сновидений еще долго чудились ей страшные глухие хлопки.

Разбудил Зосю чей-то пристальный взгляд. Маленькое растрёпанное существо сидело на лавке, внимательно её рассматривая. Когда же Зося зашевелилась, оно громко щёлкнуло клювом и перелетело на печь.

— Легше тебе? Порозовела, и глаза больше не мутные. — приятный голос прозвучал совсем рядом, и над Зосей склонился полупрозрачный женский силуэт.

Зося смогла различить и длинную косу, и платье в пол, и порядком подвявший русалочий венок на голове.

— Что смотришь? Или не признала? — усмехнулась Чура. — Мне тоже полегшело. Благодаря тебе, девонька. Благодаря тебе.

— Баба Чура… это — вы?? — пролепетала Зося изумленно.

— Это я, и хатка — моя, — засмеялась та. — Переменилась маленько. Венок меня очень поддержал.

Переменилась не только бабка, но и всё вокруг — комнатушка заметно расширилась, за оконцем посветлело, свежие охапки трав были развешаны над ним, стол застилала вышитая узорчатая скатёрка, на ней громоздился внушительного вида самовар.

Сама Зося лежала на полу — точнее на подстилке из нежного изумрудного мха. Под головой помещался подушкой душистый стожок травы, и пахло так пряно и упоительно, словно на цветущем лугу.

— Мне всё это чудится, да? — Зося села и потёрла глаза, чтобы поскорее проснуться.

— Отчего же — чудится? Всё — явь. Как ты венок принесла — так и пошло.

— Вы из-за венка такая??

— Он помог, да. На Троицу русалочий венок многое может исполнить. Нужно лишь правильно пожелать.

— И вы пожелали? Вы что — тоже русалка? — не удержалась Зося от глупого вопроса.

— Что ты, что ты, — замахала прозрачными руками, засмеялась Чура. — Считай меня… хранительницей очага. И защитницей границ.

— Границ? — Зося вспомнила про бревно, перегораживающее тропинку, и Чура покивала.

— Правильно мыслишь, девчоночка. А теперь поднимайся. Пора. Тебе скоро уходить.

— Опять? — Зося сразу сникла.

— Решать тебе. Или остаться у меня навсегда или отправляться домой.

— Домой! Я хочу домой!

— Раз хочешь — неволить не стану. Туда и отправишься.

— Но вы же говорили, что это невозможно!

— Слукавила немного. Чтобы тебя за венком послать. Сама-то его взять не могу. Вот и пришлось схитрить.

— Но венок же на вас!

— Сопуша пособила, надела мне на голову. Да ты поднимайся, пора!

— То есть… — Зося замерла, не в силах до конца осознать услышанное. — Вы хотите сказать… хотите сказать — что мне правда можно домой??

— Нужно. Как только сыч булавку принесет — так и отправитесь.

— Сыч?.. — Зося запнулась. — Это домовой Филониды Паисьевны? Я видела его. Только что. И тогда… В лесу!

— Бывший домовой.

— Он меня спас от лясуна! И от русалок.

— Всего лишь отвлёк от тебя внимание. Лясун не за тобой — за огонёчком потянулся. Его манят огонёчки. Ты ж для них была что лихтарка. Болотный огонёк.

— Но как сычик меня нашёл?

— Почувствовал. Всё благодаря перу, что ты с собой носишь.

— И сюда он за мной прилетел?

— За тобой. Потому не теряй время. Пока сопуша кашу стряпает — отправь его за булавкой.

— Да. Конечно! Сейчас попробую…

Зося посмотрела в сторону печи, а потом неловко поклонилась. Мысленно поблагодарила домового за помощь, а потом попросила отыскать булавку бабы Филониды.

Воинственно заклекотав, сычик снялся с печи и унёсся прочь через дверку в крыше. Сопуха едва успела её приоткрыть, выпуская шустрого малыша.

Потом она снова ушла за печку. Загремела там чем-то, забулькала.

И Зося не выдержала — спросила Чуру о том, кем является её странная помощница.

— Сопуша и сопуша. Зачем тебе знать?

— Интересно очень! Что она за существо? Прасковья… когда пыталась меня выманить… сказала, что зашила ей рот!

— У сопуши не только рот зашит. Внутри она друзелей набита. Беленой-травой. Да багуном.

— Как???

— Так. Говорю же — тебе про то знать не надобно. Сопуха раньше человеком была. До того, как к Прасковье попала.

Пока потрясённая Зося переваривала эту информацию, сопуха принесла чугунок с чем-то вязким и серым. Бахнула его стол, положила ложку и показала жестами Зосе, чтобы пробовала.

— Отведай кашицы из продела. Она тебя подбодрит. Пару ложек съешь и хватит. Чура подчерпнула немного варева, плюхнула на тарелку и пододвинула Зосе.

Каша выглядела отталкивающе, но Зося всё же превозмогла себя и осторожно попробовала. Погоняв во рту, с трудом проглотила неаппетитную липкую массу. И чтобы отвлечь внимание Чуры спросила, как нужно будет поступить с булавкой Филониды Паисьевны.

— Булавку у меня оставишь. Авось когда-нибудь и пригодится. А домового тебе придётся забрать.

— Я… не против его забрать. — Зося слегка замялась, пытаясь представить, как поведёт себя сыч в их городской маленькой квартирке. — Но удобно ли ему будет? У нас не так, как в деревне. Мама работает. Мне тоже придётся искать работу. Он не заскучает?

— С чего ему скучать? Он же домовый. Приноровится ко всему.

— А как его нужно перенести? В лапте? Или на венике?

В ответ Чура рассмеялась.

— В сумке перенесешь. Скажем, чтобы клубком перекинулся. Тебе так будет сподручнее. Сумку-то где оставила? Ты ж не с корзинкой приехала?

— Сумка у Нины в гостевом доме. — Зося охнула и прижала руку к губам. — Мне что — придётся пойти в поселок? Там же Андрей!

— Придётся. Вещи нужно забрать.

— А это обязательно? Там ничего особо ценного нет. Зарядник я новый куплю. Да и сумку тоже. — Зося даже подумать не могла о том, чтобы вернуться.

— Обязательно! Через вещь тебя запросто можно обратно сманить. Заклясть. Болячку наслать. Порчу.

— А если я встречу Андрея??

— Научу тебя, как поступить. Да и днём при всех он ничего тебе не сделает. Главное — в глаза ему не смотри и речи не слушай. И тверди, что ничего не помнишь. Это чтобы не досаждал расспросами. Соври, что побудешь еще несколько дней. Что хочешь сходить в лес. Запутай его. А это поможет. Вот, возьми-ка. — к Зосе подплыл по воздуху пушистый кусочек зеленого мха. — Пока ты спала, я на него пошушукала. Будет тебе оберегом.