И вдруг — резкий всплеск. Иная магия. Мощная, чистая, как раскалённое железо. Не просто огонь. Родовой Дар.

Я узнал её.

Пожарская.

Она стояла, на коленях, прижимая ладонь к груди. В глазах — боль. В теле — дрожь. Но она смотрела на меня. И направляла свое чёрное пламя ко мне вытянув вторую руку в мою сторону.

Её пламя ворвалось в моё. Слилось. И я не мог отделить одно от другого. Оно не просто усилило — оно изменило мою магию. Сделало её ярче. Цельнее. Чище. Злее.

Я поднял руку. Искры сорвались с пальцев.

Копьё.

Я больше не думал. Только чувствовал. Пламя закручивалось, вытягивалось, собиралось в остриё. Огонь — не обычный. Черно-золотое, с алыми прожилками. Его было слишком много. Земля под ногами раскалялась, воздух дрожал.

— Сейчас! — крикнула Варвара Алексеевна. — Целься в Ядро!

Хозяйка обернулась. Почувствовала. Поздно. Я уже метнул его в нее. Копьё взвыло в воздухе, вспарывая темноту, оставляя за собой след из огня и света. Оно неслось прямо к цели. Прямо в ту самую точку, что осталась открытой после удара Льва.

Хозяйка закричала. Попыталась уйти. Взмахнула лапами. Выпустила волну тьмы — она ударила в копьё, но не остановила. Только замедлила.

Копьё вонзилось в неё. Прямо в Ядро. А затем мир взорвался.

Свет. Огонь. Ветер. Тьма, рвущаяся наружу, вопящая, сопротивляющаяся. Я почувствовал, как меня поднимает с земли. Взрывная волна отбросила назад. Всё исчезло. Тишина. Пустота.

И только голос — не чей-то, а внутренний, глухой, отдалённый:

Ты снова выжил… Молодец…

А потом — темнота.

Вокруг меня была тьма. Снова. Я барахтался в ней не в силах ничего сделать. Внезапно где-то впереди я увидел островок света. Устремился к нему, не знаю как и что я сделал, но он начал ускоренно приближаться.

Наконец, я добрался до него. Это оказалась полянка со стоящей на ней избушкой. Зрелище казалось настолько сюрреалистичным, что я даже протер глаза. Но нет. Островок посреди абсолютной тьмы никуда не исчез. Я ступил на него. И тут же вновь почувствовал свое тело. Странно? А как я тогда до этого протер глаза? Ничего не понимаю…

— Так и будешь там стоять? — раздался хриплый, слегка каркающий голос. — Или может подойдешь, присядешь. Поговорим.

Я огляделся и увидел рядом с домиком небольшую беседку. В ней спиной ко мне кто-то сидел. Подошел ближе и сел напротив незнакомца. Он был мне чем-то знаком.

Внезапно я его вспомнил. Это был тот самый безумный дед! Но… Откуда? Как!? Я начал рассматривать его внимательнее. Да, это определенно он. Вот только теперь он выглядел… Иначе. Ухоженные, подстриженные волосы. Борода и усы, так же аккуратно подстрижены. Лицо как будто-то немного моложе, хотя возможно это эффект от приличного вида. А вместо лохмотьев на нем был одет классический костюм, сшитый точно по его фигуре.

Но самым важным было не это. Самой важной деталью был герб, что был вышит на его костюме. Тот же самый герб, что на моем амулете. Змея обвивающая огненный меч. Сердце пропустило пару ударов.

— Нагляделся? — с улыбкой спросил он. — Дай угадаю, хочешь знать кто я, верно?

— Да… Хотелось бы, если честно.

— В таком случае, позволь представится. Князь Александр Олегович Янтарский.

— Янтарский?.. — я изо всех сил напряг память пытаясь вспомнить, хоть что-то об этой фамилии, но там было пусто. Я слышал эту фамилию впервые, о чем и сказал ему.

— Не удивительно. Последний носивший эту фамилию, умер еще до рождения твоего отца. Но речь сейчас не о нем. О тебе.

Я напрягся.

— Обо мне?

— Я уже давно наблюдаю за тобой. — проигнорировал он мой вопрос. — Пробуждение. Академия. Твой поход в разлом. Везде ты показывал себя с лучшей стороны. Я тобой доволен.

— Наблюдаете? Довольны? — переспросил я, чуть повысив голос. — С какой стати?

Александр лишь усмехнулся.

— С такой, что кровь все помнит. И обмануть ее нельзя. Даже если носитель о ней не знает. А ты… Ты оказался куда крепче, чем можно было ожидать. Даже от Янтарского.

Я хотел возразить, что я Крапивин, и никакой не Янтарский, но он снова меня опередил.

— Крапивин — имя для выживания. Янтарский — имя что принадлежит тебе по праву крови. Не спеши его носить. Сначала — докажи, что достоин.

Он подался вперёд, и голос его стал чуть тише, но в нём вдруг появился металлический надлом:

— Нас стерли с лица земли. Нашу силу боялись, нашу волю ломали. И всё же я здесь. А ты — жив.

— Чего вы от меня хотите? — спросил я, чувствуя, как леденеет спина.

Он медленно выдохнул, как будто именно этого вопроса и ждал.

— Чтобы ты выбрал. Когда придёт время.

— Выбрал что?

— Пока рано. Но день приближается. Твой амулет — не украшение, а ключ. Ты пробудил Родовой Дар и тем самым пробудил его. В нем много секретов и однажды ты раскроешь их все.

— Вы сказали амулет — это ключ… Ключ от чего?

— От двери, которую когда-то закрыли кровью. И ты либо откроешь её… либо сгоришь у ее порога.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Тебя ждет долгий путь. Он будет опасным, но я верю в тебя, ты справишься. Справишься и возродишь наш… Твой Род из пепла. А теперь тебе пора. Ты и так провел тут куда больше времени, чем требовалось.

С этими словами он взмахнул рукой и меня снова поглотила тьма.

Вокруг меня всё еле заметно шаталось. Где-то рядом равномерно стучало — тук-тук, тук-тук — и этот звук почему-то казался ужасно важным. Тело пронзила боль — тупая, вязкая, будто меня прокрутили сквозь мясорубку, а потом обратно. Я застонал.

— Живой! — облегчённо выдохнул кто-то рядом. — А я уж думал, опять на полдня в кому ушёл.

Я попытался открыть глаза. Свет резанул по зрачкам. Пришлось прикрыть их рукой. Рука дрожала.

— Где… мы? — прохрипел я.

— Поезд. Едем в Москву. Ты двое суток валялся как мешок с картошкой, — весело сообщил Игнат. — Ну, в смысле, ты и был мешком, но теперь, похоже, опять стал человеком.

Я повернул голову. Игнат сидел напротив, босиком, в растянутой футболке и с кружкой в руках. Вид у него был вполне довольный. Что-то в его облике вызывало ощущение странного спокойствия — как будто всё нормально, просто дорога, просто поезд, просто мир не сошёл с ума.

— Практика… — выдавил я. — Что случилось?

Улыбка на лице Игната съехала набок.

— А, ну… короче. После того, как ты раздолбал Ядро, Разлом начал разваливаться. Прямо на глазах. Выход открылся сам, слава всем стихиям. Мы тебя и Павлинову вытащили, остальных — кто остался — тоже. Ну, почти всех.

Он замолчал, сделав глоток.

— Рысина нашли почти сразу. Там особо искать нечего было… А Лазурина — уже ближе к вечеру. Или к утру. Там с временем вообще веселуха.