Он делал этот сэндвич пятнадцать минут. Обычно ему требовалось всего пять.

По какой-то причине он завис.

Морана положила руки на столешницу, чувствуя прохладный камень на коже, и наблюдала за мальчиком. «Что с тобой?»

Ксандер остановился, нарезая хлеб, нож оказался посередине между буханками, голова его была опущена в сосредоточении. «Что с тобой происходит?»

Морана моргнула, удивленная вопросом. «Что ты имеешь в виду?»

Мальчик вытащил нож из буханки, вытер его раз, другой, а затем снова начал резать. Удивительно, но Тристан не был тем, кто научил его этому. Сэндвич был одним из первых блюд, которым он поделился, его любимым, и он не позволял никому другому делать его для него. Огурец и помидор нужно было нарезать определенным образом, а хлеб нужно было нарезать точно определенной толщины, и никто не делал этого правильно, кроме него. Тристан сделал ему сэндвич один раз, и Ксандер вежливо сказал: «Ты отличный повар, но плохой сэндвичмейкер».

Самым забавным было видеть выражение лица Тристана.

Но это была просто одна из тех самых вещей Ксандера . Именно поэтому Морана знала, сколько времени ему потребовалось, чтобы это сделать.

Ксандер закончил нарезать хлеб как раз правильно , и Морана не стала его прерывать, зная, что он начнет все сначала, если его потревожить. Закончив, он аккуратно убрал все ингредиенты и положил на тарелку два сэндвича, один из которых принес ей.

Удивленная Морана посмотрела на подношение.

«Ты ничего не ел весь день».

Она не должна была удивляться, что он это заметил. Мальчик был более наблюдательным, чем люди считали. Просто потому, что он отличался, люди не хотели его замечать. Морана видела, как это происходило в школе, в которой он учился, с его сверстниками и даже с некоторыми учителями, и это заставляло ее кровь кипеть. Она почти решила забрать его и обучать на дому, нанять ему лучших учителей, которые могли бы оценить и поддержать его острый ум и жажду познания нового, но его психолог пока не рекомендовал этого. Доктор Кол, один из доверенных коллег Амары, был великолепен с Ксандером. Он считал, что Ксандеру будет лучше, если хотя бы несколько лет он будет частью социальной среды и узнает о разных социальных средах, хороших и плохих. Это поможет ему адаптироваться и лучше действовать как взрослому в будущем. Это не значит, что она не могла выдать некоторые секреты людей, которые были с ним жестоки. Он также предложил завести ему собаку, что они вскоре и сделают, поскольку Ксандер отдавал предпочтение собакам.

«Спасибо». Морана почувствовала, как ее желудок заурчал при виде еды. Она взяла ее правой рукой, левая она онемела после изнурительного печатания, которое она делала в течение дня, и откусила большой кусок. Свежие вкусы взорвались на ее языке, заставив ее застонать. «Это потрясающе», пробормотала она с полным ртом, медленно пережевывая.

«Тебе следует вовремя есть. Тебе нужно принимать лекарства». Конечно, Тристан обучил своего миниатюрного медицинского специалиста следить за ней в его отсутствие.

Морана закатила глаза. «Да, сэр. Я запомню это».

«Тебе также следует проверить левое плечо. Ты не двигал им уже три часа». Ксандер прекратил наблюдение, его тон был без интонаций, его глаза были устремлены на стойку, когда он взял сэндвич обеими руками и аккуратно откусил, медленно жуя. Его рот двигался на счет три, останавливался, начинал снова, останавливался, начинал снова, а затем он глотал. Морана знала эти закономерности, видя их ежедневно. Закономерности заставляли его чувствовать себя хорошо, и теперь они к нему привыкли.

Черт, даже она не отдавала ему должное. Он заметил. Конечно, заметил. С тех пор, как ее подстрелили, он следил за ней, как ястреб. Впервые он сам обнял ее, когда она вышла из больницы, и обнял ее за талию ровно на тридцать три секунды — он считал — и сказал ей, чтобы она больше никогда не страдала. Ей просто не повезло оказаться с двумя тихими мужчинами — одним взрослым и одним маленьким, — которым было трудно выражать эмоции, хотя и по совершенно разным причинам. Проблема Тристана была больше из-за воспитания; травмы, которые он получил, заставили его построить вокруг себя стену, настолько непроницаемую, что он не знал, как ее сломать. У Ксандера была натура, как им сказал доктор Кол. Он родился другим, и, слава богу, в этом не было абсолютно ничего, связанного с травмой. У нее бы разбилось сердце, даже если бы она подумала, что он переживает что-то травмирующее. Вот почему материнские инстинкты внутри нее не понимали, как мать Тристана могла просто оставить его на пытки монстрам всю его жизнь. Морана убила бы их или умерла, пытаясь, если бы кто-то из них хотя бы взглянул на мальчика, которого она теперь считала своим сыном.

«С тобой все в порядке?» — вопрос Ксандера прервал ее размышления.

Она откусила еще кусочек сэндвича. «Да, а почему?»

«Ты ведешь себя ненормально».

Она задавалась вопросом, каково ее обычное поведение по отношению к нему. «У меня просто есть проект, над которым я работаю», — сказала она ему самую простую правду. «Это зависит от времени, поэтому я немного отвлекаюсь».

«Что за проект?» Он откусил еще один аккуратный кусок и принялся жевать по схеме из трех кусочков.

От любого другого ребенка этот вопрос был бы странным. Не от Ксандера. Он естественным образом интересовался цифровым пространством, проводил с ней время, пока она учила его чему-то. Удивительно, но он уже знал кое-что. Когда Морана спросила, где он научился, он просто пожал плечами, промолчав о своем прошлом.

Это было единственное, что Морана еще не поняла о нем, чтобы заполнить все пробелы. Его потерянное прошлое и его нежелание говорить о нем усиливали зуд в ее мозгу.

«Просто отслеживаю местоположение, используя IP-адрес сообщения», — упростила она.

Пока он ел, между его бровей пролегла легкая морщинка. «Это не займет у тебя так много времени».

Она усмехнулась, удивленная тем, что он это уловил. «Нет, не так. Но это немного сложно».

Он кивнул, как будто понял. «Не волнуйся. Ты справишься».

Морана была тронута его непоколебимой верой в ее способности. «Спасибо, малыш».

«Через несколько лет я буду выше тебя», — указал он на очевидное. Он уже был довольно высоким для своей возрастной группы, или, по крайней мере, для той возрастной группы, которую они оценили.

«Ты всегда будешь для меня маленьким человеком », — заявила она. «Неважно, насколько ты вырастешь».

Он покачал головой три раза, как будто она была нелепой, но она знала, что ему это нравится. Ему нравилось, что она была нелепой и ласковой с ним. Они оба молча доели свои сэндвичи, а затем Морана взяла тарелки и взяла их в правую руку, обойдя стойку. Она подошла к раковине, чтобы ополоснуть их, забыв, что ее левая рука онемела, и остановилась, она сделала глубокий вдох, осознав, что не может сделать даже что-то элементарное, например, помыть тарелки.

"Я понял". Ксандер оттолкнул ее бедрами, его рост позволял ему стоять у раковины и мыть тарелки, прежде чем засунуть их в посудомоечную машину. Морана застыла в стороне, не зная, что делать, наблюдая, как младший мальчик берет на себя инициативу, его наблюдения заставили его понять, что она не сможет этого сделать.

«Спасибо», — тихо пробормотала она, прислонившись к стойке, сражаясь с новой реальностью. Так ли она теперь будет жить? Однорукая? Неспособная выполнять самые элементарные задачи дольше нескольких минут?

Она почувствовала, как маленькая рука скользнула в ее левую руку, и посмотрела на Ксандера, сжимая ее руку. «Не волнуйся», — сказал он ей во второй раз за столько же минут. «Ты справишься».

Морана почувствовала, как задрожали ее губы, и она притянула его в объятия. Он позволил ей, стоя там, похлопывая ее по спине по три, считая в уме, пока она держала его. Он стал для нее таким дорогим, что она не знала, как будет выглядеть ее жизнь без него, если они не смогут усыновить его. Она даже не хотела представлять это.