Нужно было выпить порцию зелья Елисея.

Наклоняю голову, поднимаю воротник и иду вперёд — быстрым, чётким шагом, каким ходил когда-то по лавовым полям Южных рубежей.

Холод пробирает до костей, но я не замедляюсь.

Людям понадобятся тёплые вещи.

Мы обыскали дома, но могли что-то упустить. Завтра придётся проверить всё снова.

Несколько мощных шагов — и вот я перед тем самым домом.

Ступени крыльца покрыты прозрачным слоем льда. Хватаюсь за обледеневший поручень — металл мгновенно выжигает холодом

кожу, но я не отпускаю.

Дверь не поддаётся с первого раза. Вмёрзла.

Сколько они там продержатся без тепла?

Глубокий вдох — и лёгкие сжимаются от ледяного воздуха. Но я уже бью плечом в дверь. Раз. Два.

Они должны быть живы.

Магия вспыхивает в жилах, как огненная река. Я не сдерживаю её — отпускаю вперёд, прямо в дверь. Дерево трещит, лёд с шипением превращается в пар.

Ручка становится горячей даже сквозь перчатки — дёргаю, и дверь с глухим стуком распахивается.

Внутри почти так же холодно, как снаружи. Воздух густой, спёртый, пахнет мокрой шерстью и страхом.

— Здесь есть живые? — мой голос гулко разносится по пустому коридору.

Тишина. Делаю три шага вперёд — сапоги громко стучат по голым доскам. Дверь справа приоткрыта. Толкаю её плечом.

Картина, как в плохой байке: Калмыков и его люди сбились в кучу посреди комнаты, закутавшись в какие-то жалкие шкуры. Их трясёт так, что зубы стучат.

Один из солдат даже не поднимает головы — просто сидит, уставившись в стену, с синими губами.

— Не околели ещё? — спрашиваю, скрестив руки на груди. — Как ночь прошла?

Калмыков срывается с места, шкура падает в грязь. Его лицо — белое, как снег за окном, ресницы покрыты инеем, а глаза... О, в этих глазах теперь есть понимание.

— Ты... ты планировал это! — хрипит он. — Хотел нас заморозить заживо! "Ночлег", чёрт бы тебя побрал!

Я делаю шаг вперёд. Все они тут же съёживаются — даже гордый Калмыков.

— Я предупреждал. Этот город не прощает ошибок. То, что было ночью — всего лишь лёгкий ветерок по сравнению с тем, что ждёт вас дальше. — Ещё шаг. Они отползают к стене. — Так что, будем договариваться? Или хотите проверить, сколько ещё таких ночей выдержите?

Калмыков облизывает потрескавшиеся губы. Видно, как в его голове крутятся мысли — страх, злость, расчёт.

— Чего... чего ты хочешь? — наконец выдавливает он.

В углу кто-то тихо стонет. Я улыбаюсь.

— Вы переходите на мою сторону, — говорю твёрдо, чувствуя, как кристаллы у пояса отзываются лёгким теплом. Мои глаза неотрывно держат взгляд Калмыкова, пока его люди съёживаются в углу, обёрнутые в жалкие шкуры.

— А потом? — хрипит он, потирая посиневшие пальцы. Его дыхание вырывается белыми клубами.

Я делаю шаг вперёд, и замёрзшие доски скрипят под сапогами:

— Потом уйдёте. Придумаешь, как объяснить князю своё возвращение. Это твоя забота.

Один из солдат резко поднимает голову, и его шкура соскальзывает:

— Ты понимаешь, что князь пришлёт других? Он хочет твоей головы!

В груди знакомо закипает магия. Я разжимаю пальцы, чувствуя, как она струится по венам.

— С другими разберусь, — моя перчатка скрипит от сжатого кулака. — Как видите, город не любит гостей. Так что, Калмыков?

Из трясущейся кучи тел раздаётся хрип:

— Мы тут сдохнем! — Вижу только воспалённые глаза, выглядывающие из-под мехов.

— Хорошо, — Калмыков плюёт на пол. Слюна мгновенно замерзает. — Но когда князь пришлёт армию…

— Это будет моя проблема, — перебиваю я, уже поворачиваясь к стене. — Договорились?

– Так где ты нас поселишь?

– Будете жить тут.

Я подхожу к стене и кладу на неё руки.

Сначала — тишина. Потом…

Глухой рокот начинает разливаться от точки касания. Лёд на стенах покрывается паутиной трещин, и я чувствую, как магия растекается по брёвнам, как горячий мёд. Под пальцами дерево темнеет, оттаивает, и вот уже первые капли стекают на пол.

Тепло. Оно идёт волной от стен, вытесняя ледяной воздух. Иней на лицах людей начинает таять, оставляя мокрые дорожки. Где-то слышится слабый стон облегчения.

— Останетесь здесь, — говорю я, наблюдая, как последние льдинки испаряются с потолка. — Выбирайте комнаты, конопатите щели. У вас есть несколько часов, пока холод не вернётся.

Один из солдат сбрасывает шкуру, его лицо недоверчивое:

— Чёртова магия… Так вот как вы тут выживаете!

— На кухне магическая плита, — продолжаю, игнорируя комментарий. — Разберётесь. Припасы ваши.

— Сколько ещё продлится этот холод? — самый молодой из них трёт покрасневший нос.

— Дни... недели... — пожимаю плечами, уже поворачиваясь к выходу. — Но через пять дней — уходите.

Калмыков хватает меня за рукав:

— Он знал, — его шёпот грубый, как наждак. — Это ловушка. Что ему от тебя нужно?

— Источник, — цежу сквозь зубы, чувствуя, как кристаллы у пояса вспыхивают в ответ. — Он хочет мой Источник.

— Но не получит, — мои слова падают между нами, как обет. — Он кровью моего рода скреплён.

— Проще было бы согласиться. Подчиниться князю, и тогда всё было бы иначе.

— Посмотри вокруг, — резко обрываю, указывая на его обмороженных людей. — Вот цена подчинения. Он отправил вас на верную смерть, не предупредил. Ему наплевать на каждого из вас. Пять дней. Попробуете нам навредить — разговор будет последним.

– Мы уйдем через пять дней, – слышу голос Калмыкова за своей спиной.

Я снова ныряю в холод, ветер усилился, а метель стала сильнее. Я вваливаюсь в дом, сбивая с плеч хлопья налипшего снега. Дверь захлопывается за спиной с глухим стуком, но прежде чем я успеваю перевести дух, Радослава буквально налетает на меня. Её пальцы впиваются в мою куртку, оставляя мокрые пятна на ткани.

– Зоран! Наконец-то ты вернулся! - её голос звучит неестественно высоко, почти истерично. Глаза расширены до предела, в них читается животный ужас. – Это кошмар... Они везде... не могу… Я не могу там находиться.

Я резко хватаю её за плечи, заставляя взглянуть на меня:

– Дыши. Говори четко. Что случилось?

Она лишь мотает головой и тянет меня за руку в сторону кухни. Первое, что бросается в глаза - странный шелестящий звук. Не тихий шорох, а мерзкое, слизкое шуршание, будто кто-то пересыпает мешок с костями.

И тогда я вижу их.

Чёрные, блестящие, размером с ладонь взрослого мужчины. Их хитиновые панцири переливаются сине-фиолетовыми оттенками, словно покрыты тонким слоем льда. Длинные сегментированные лапы с крючковатыми когтями цепляются за любую поверхность.

Усики - почти в половину длины тела - беспокойно дергаются, ощупывая пространство.

Кухня превратилась в ад.

Они везде: ползают по столам, падают с потолка, массово копошатся в углах. Один особенно крупный экземпляр методично прогрызает мешок с мукой, выпуская белые клубы на пол.

Другой - пробует на вкус деревянную ложку, оставляя на ней ядовито-синие следы слюны.

– Чёртова мать... - вырывается у меня непроизвольно.

В центре этого безумия - Елисей. Мой травник выглядит так, будто наступил праздник. Он ловко хватает одного жука за усики и швыряет в большой чан, где уже бьются десятки его собратьев.

– Муран, крышку! Быстрее! - кричит он, и мой друг наваливается на деревянный щит, прижимая его к краям чана.

Изнутри тут же раздаётся оглушительный стук - пленники яростно бьются о стенки.

Радослава, бледная как смерть, прижимается спиной к стене. Её пальцы судорожно сжимают подол платья.

– Они... они заползли через щели в полу... Их становилось всё больше и больше... Я чувствую их на себе, даже когда их нет. Такое уже было, когда холодает, то они ищут себе укрытие.

Елисей, напротив, сияет. Он поднимает очередного жука, любовно рассматривая его брюшко, которое пульсирует синеватым светом.

– Да вы посмотрите на эту красоту! Ледяные морильщики - Я их в живую не видел никогда, только в книгах! Их железы - основа для лучшего зелья выносливости, какое только можно представить!