— Продаёт — на первом этапе. А потом — регулирует. Потому что когда ты создаёшь архитектуру восприятия, ты регулируешь сам язык, на котором говорят о будущем. И это не продукт. Это инфраструктура.

Тиль на мгновение замолчал. Август говорил не напористо — скорее как человек, вслух разбирающий чужую мысль до предела.

— Интересно, — произнёс Тиль. — Обычно в вашем возрасте говорят про шансы, стартапы и инвестиции. А ты пытаешь понять движение и суть всей системы. Не кажется тебе, что это слишком философские вопросы?

Август пожал плечами:

— Потому что шансы — это просто результат фильтра. А фильтры не создают сами себя.

Тиль не спешил уходить. Он задержался рядом, пристально вглядываясь в лицо Августа, будто пытался расколоть его маску. Потом начал расспрашивать — почти между делом, без нажима: в каких проектах участвует, чем занимается в школе, куда собирается поступать. Август отвечал коротко, но по существу, оставляя в ответах достаточно воздуха, чтобы не выглядеть закрытым, но и не дать поводов для глубокого анализа.

— Ты действительно веришь, что можешь влиять на такие вещи? — спросил Тиль, будто между строк. — На то, как люди будут развивать новые технологии и к чему будут стремиться?

— Нет, — сказал Август. — Я просто наблюдаю, как это уже делают другие. И стараюсь понять, где начинается выбор, а где — реакция.

Тиль кивнул. Он пытался создать атмосферу наставничества, но с каждой репликой Августа всё больше чувствовал: перед ним не тот, кого можно обучать. Скорее, тот, за кем стоит наблюдать.

— У тебя есть планы на лето? — спросил он наконец. — Могу организовать стажировку. У нас в команде как раз не хватает тех, кто умеет думать в другом ритме.

Август чуть наклонил голову:

— Благодарю. Но, боюсь, у меня уже есть предложения, которые требуют полной фокусировки.

Тиль ничего не ответил, только чуть прищурился. Этот подросток не вписывался ни в одну его категорию. Но он точно знал одно: эта встреча не будет последней.

Когда форум закончился, Август вернулся в свою временную квартиру в Лондоне. В комнате было темно, за окнами моросил мелкий летний дождь. Он развернул карту, но не бумажную — цифровую, наложенную на интерфейс ClearSignal. Сотни точек, линии влияния, вспышки активности. Всё выглядело как срез нервной системы нового мира.

Он молча следил за тем, как импульсы от их действий — в Facebook, RSS, образовательных каналах, инфраструктуре — расходятся по сети. Медленно, неявно, но неотвратимо Fortinbras уже был внутри архитектуры будущего. И никто ещё толком этого не понял. Именно это и беспокоило Августа.

На экране замерцало уведомление. ClearSignal зафиксировал подозрительную активность — не прямой взлом, а нечто тоньше: сторонний скрипт, встроенный в один из внешних аналитических сервисов, с которым взаимодействовали образовательные платформы, где стояли модули Spectra. Сам скрипт был безобиден, почти стерильный, но при трассировке маршрута выяснилось: его обновление было внедрено через подрядчика второго уровня, обслуживающего систему документооборота для медицинских отчётов.

Август отследил перемещения пакетов: тот самый «апдейт» передавал на сторонний сервер структуру событий, в которых участвовали их модули. Не содержимое — только контуры. Но и этого было достаточно, чтобы понять, кто пытается собрать карту взаимодействий.

Прямая трассировка привела к одному из научно-исследовательских подразделений в Вирджинии, у которого — пусть и косвенно — были связи с подрядчиками АНБ. Это был не цифровой штурм. Это был троян, внедрённый через доверие, через посредника посредника, как будто кто-то хотел не вскрыть систему, а понять её логику изнутри.

Август сжал челюсти. Они начали действовать. Это был первый серьёзный взгляд внутрь их инфраструктуры.

Он почувствовал, как внутри сжалось что-то холодное. Это уже не были случайные касания. Это был сигнал, что их ищут. По-настоящему.

Он сделал пометку: «Зонд. Секретность — уровень чёрный. Ускорить разработку двойной архитектуры входов. Изменить ритм. Увести фокус». И только после этого позволил себе откинуться на спинку кресла.

Пауза. Не победа. Не тревога. Просто пауза между двумя фазами. Снаружи мир ещё не знал, что Fortinbras уже перестал быть проектом. Он стал маршрутом. И этот маршрут никто не сможет остановить.

Параллельно он вспомнил о приближении цветных революций — фрагментами, обрывками заголовков из будущего. Украина. Осень. Оранжевый шум в кадрах новостей. Это было важно. Это значило, что волна перемен не ограничится технологиями — она коснётся основ.

Он дал задание Вике — начать отслеживание новостного фона и тональности в медиа. Завуалированно. Как будто это просто новая волна тестирования Spectra.

Савве он поручил пересмотреть структуру владения активами — с фразой: «Если климат меняется, нужно заранее утеплить фундамент».

Лёше он отправил отдельное сообщение:

— Проверь уязвимости в серверной архитектуре. Особенно то, что связано с удалённой маршрутизацией. Возможно, скоро придётся отключать доступы — не по правилам, а по необходимости.

А сам он открыл блокнот. Тот самый, где в хаотичном порядке были выписаны имена.

Он не помнил всех, кто станет значимым после 2004 года по именам. Помнил чувства, контексты, лица. Особенно из Украины.

— Виктор Ющенко. Лицо с экрана, оранжевая волна, лозунги про справедливость. Он взлетит и упадёт, но сначала соберёт миллионы. Потом исчезнет. Потом всплывёт — уже в роли символа. С ним нужно будет быть осторожным. Он не игрок, но может запустить лавину.

— Юлия Тимошенко. Косичка, сжатые губы, выражение решимости. Будет рваться вверх, станет премьером, потом окажется в ловушке собственной харизмы. На пике — её будут бояться даже в Вашингтоне. Её стоит слушать, но не вступать в альянсы напрямую.

— Арсений Яценюк. Серый кардинал и «хороший парень». Появится после 2004 года, но окончательно взлетит после 2014 — основной его актив это связи с религиозными структурами в США.

Из России:

— Дмитрий Медведев. Алексей Миллер. Владислав Сурков. Остальных даже не могу вспомнить…

Из Грузии:

— Михаил Саакашвили. Философ с риторикой. Революция, реформы, международное внимание. Он вспыхнет, как спичка, и также быстро сгорит — но успеет укусить галстук.

А что же там ещё было значимое… ЮКОС. Да. Именно тогда начиналась его ликвидация. Лето, осень, потом приговор Ходорковскому. Август помнил не детали — контуры. Это был сигнал, что правила собственности в России больше не защищают игроков. Только круг. Только система.

Fortinbras должен быть вне этих границ. Ни юрисдикции. Ни российских активов. Ни публичной зависимости. Он сделал заметку для Саввы: «Завершить вывод из российского сегмента. Пусть останется витрина, но не рычаг».

Он делал пометки. Не как архивист, а как игрок. Потому что каждое имя — это точка на поле. И если ты помнишь хотя бы половину — ты можешь рассчитать, где будет удар. Понимал: ему нужно обновить карту. Потому что за каждым именем стояло влияние.

Осень 2004 года вплелась в календарь не с холодом, а с нарастающей пульсацией. Украина кипела — улицы Киева, площадь Независимости, палатки, митинги, лозунги, кровь, улыбки, страх и вера. Для кого-то это был бунт. Для кого-то — пробуждение. Для Fortinbras — это был полигон.

Август почувствовал сдвиг раньше всех. Он знал, когда именно возникнет пик и потому за месяц до начала активной фазы он не просто мобилизовал команду, а провёл глубокий анализ поведения медиа и тональности общественного дискурса.

Через ClearSignal он отследил рост повторяемости ключевых фраз: «моральное большинство», «фальсификация», «украденный голос». Заголовки реальных газет — «Фальсификация становится очевидной» («Украинская правда»), «Площадь держится!» («Газета 2000»), «Ющенко и тысячи людей требуют правды» («The New York Times»), «Оранжевая энергия охватила столицу» ( «The Guardian») — собирались в матрицу и формировали предиктивную модель развития событий.