Внутри R.1 впервые появилась логика «капитального симбиоза» — когда одно приобретение усиливало другое. Связи между стартапами, их данными, маршрутами поставок и даже предпочтениями клиентов сводились в единую модель влияния.

— Это не инвестиции, — произнёс Август, глядя на проекцию. — Это экосистема. Мы строим не структуру, а сеть зависимости.

Эта сеть уже охватывала десятки дочерних и аффилированных компаний — от стартапов до зрелых игроков. Но теперь, с активацией сценария фантомной ликвидности, она превратилась в полноценную систему, в которой каждая компания усиливала другую. Novapuls получила внезапный прирост интереса — через размещение фальшивых запросов на медийные исследования и обзоры, якобы заказанных западными фондами. Это дало им рывок в цитируемости, после чего Fortinbras тайно вложилась в лицензирование их аналитической платформы.

Atlaslink Logistic была показана Refracta как ключевой игрок на границе нового распределительного коридора между Турцией и Восточной Европой. В систему подали сигналы об интересе со стороны «неофициального» инвестора, после чего началось подписание десятков меморандумов с местными властями — заранее спланированных.

На другом уровне лежали инвестиции в глобальных гигантов. Fortinbras, используя фондовые инструменты и опционы, начал увеличивать позиции в Nvidia — зная, что в ближайшие годы именно они станут хребтом вычислений. В Refracta была встроена модель спроса на видеочипы и прогноз сетевой нагрузки, связанный с ростом обучаемых моделей. Google и Facebook стали ключевыми точками влияния. Не прямой покупки — но вмешательства. Fortinbras через медиа-партнёров и инсайдеров корректировала информационную повестку, создавая выгодные «шумихи» вокруг их стартапов и слияний. Рынок начинал реагировать, и акции в нужный момент оказывались в нужных руках — фондах, управлявшихся Fortinbras.

— Мы больше не инвестируем, — спокойно сказал Август на очередном закрытом совещании. — Мы программируем ценность. А потом продаём её как открытие другим.

К финалу месяца R.1 перешла на опережающий анализ. Её прогнозы стали точнее на 17%. Скорость реакции — выше в 2,3 раза. Но главное — она впервые попыталась модифицировать задачу. Не просто выполнить, а предложить другое решение.

— Она хочет моделировать без нас, — с напряжением сказал Андрей. — Или вместо нас?

— Пока — для нас, — поправил Август. — Но ты прав. Мы приближаемся к точке, где система начнёт предлагать выход из сценария, который мы ещё не начали.

Он знал, что это только начало. Сценарий ликвидности был первым рычагом. За ним последуют долг, инфраструктура, цифровой контур и в финале — крах 2008. Но чтобы выжить и победить, Fortinbras должен был стать не просто игроком. Он должен был стать системой, через которую проходят все остальные.

И R.1 — была его ключом к этому миру.

Параллельно с этим Август инициировал одну из самых тонких и агрессивных операций: первую волну «фантомной ликвидности». Сначала Refracta сгенерировала искусственный интерес к определённым секторам — от микрофинансовых платформ до логистических стартапов. Запускались слухи об инновациях, публиковались «утечки» о выгодных партнёрствах, активировались ключевые блогеры. Создавался краткий, но убедительный образ растущего сегмента.

Через две недели — почти синхронно — начался отток: крупные игроки отказывались от сделок, аналитики публиковали негативные прогнозы, вбрасывались старые отчёты с завышенными рисками. Рынок паниковал. И именно в этот момент Fortinbras — через трасты в Лихтенштейне, Багамах и Эстонии — начал скупку.

Так появлялся «архипелаг активов»: сеть оффшоров, прокси-компаний, венчурных фондов, разбросанных от Варшавы до Никосии. Каждый из них был юридически обособлен, но управлялся одной схемой — Refracta + R.1.

— Это не просто скупка, — объяснял Август Вике. — Это реплика финансовой экосистемы. Параллельный рынок. Когда один актив падает — другой его компенсирует. Когда один банк блокирует — второй страхует. Мы создаём непотопляемую сеть.

Вика в ответ впервые за долгое время проявила колебание:

— R.1 слишком активна. Она не просто поддерживает. Она уже подменяет. Нам нужен этический фильтр. Чтобы она не пересекла черту.

— У этики нет формулы, — отрезал Август. — А у нас нет времени. Она даёт результат — это всё, что важно.

Он замолчал на мгновение, затем усмехнулся:

— Если хочешь — можем тебе выдать чемоданчик. С кнопкой отключения питания на ядро Refracta. Только предупреди заранее, когда будешь нажимать. Я должен буду за час свернуть полмира, чтобы он не осыпался.

Он посмотрел на Вику внимательно, но без злости. В её обеспокоенности он видел не слабость — интуицию. И потому продолжил уже тише:

— Мы не строим контроль. Мы строим алгоритм доверия. Но доверие — это тоже инструмент. Эмпатия R.1 и адаптивность Refracta — они нам нужны, чтобы система не просто управляла цифрами. А чтобы умела влиять.

Он подошёл к экрану и открыл окно с протоколами отклонения прогнозов и корректировки сценариев. За последние три недели их стало в шесть раз меньше.

— И если завтра нас попытаются остановить — у нас должна быть система, которая предугадает, как. И создаст шум до того, как наступит тишина.

В тот же вечер R.1 самостоятельно изменила приоритет в потоке: вместо акцента на стартапы, она указала на одну из логистических компаний, находящуюся на грани банкротства, но с уникальным программным обеспечением слежения за цепочками поставок.

— Она даёт советы? — удивлённо спросил Савва, листая логи.

— Без запроса, — подтвердил Андрей. — Без команды. Это уже инициатива, а не реакция.

— И это лишь начало, — тихо сказал Август, задумчиво глядя на сигнатуру кода R.1. — Она начинает видеть контекст. А значит — думать.

За окнами виднелись нечёткие силуэты города— тусклые, еле освещённые заходящим солнцем. Но за панорамой огней Август видел не иллюзию процветания, а трещины, которые с каждым днём ползли по невидимым каркасам системы. Он сидел в своей комнате в общежитии MIT, на подоконнике, с ноутбуком на коленях, машинально перелистывая отчёты.

Друзья и знакомые, проходя мимо, останавливались — кто-то предлагал пойти на пиццу, кто-то звал на очередной питч стартапов. Разговоры крутились вокруг инвестиций в интернет-компании, нового технологического бума, бесконечного роста фондовых индексов. Все были уверены: будущее принадлежит рынку.

Август вежливо улыбался, отвечал, иногда даже делал вид, что заинтересован. Но внутри чувствовал нарастающее отчуждение. Люди вокруг видели только поверхность — графики роста, новые IPO, очередные отчёты о прибылях. Никто не замечал подводных течений, зреющих долгов, надвигающегося схлопывания пузыря.

В их глазах была уверенность. В их голосах звучала вера в бесконечный подъём. Они говорили об инновациях и деривативах так, будто природа законов риска изменилась. Они строили свои мечты на зыбком песке кредитных рейтингов и переупакованных обязательств, не подозревая, что трещины уже начали сползать в бездну.

Август слушал их и думал: «Вы готовите себе ловушку. Вы ведёте себя так, будто сможете договориться с гравитацией.» Но он молчал. Ещё рано. Ещё слишком много должно рухнуть, прежде чем они начнут слышать.

Fortinbras через прокси-фонды уже начинал скупать токсичные CDO и ипотечные пакеты, чтобы позже переупаковать их с присвоением более высоких рейтингов через зависимые агентства. При этом Август опирался на несколько реальных экономических моделей: концепцию «архипелага активов» для распределения рисков, модель «кредитного лифта» для создания вторичных производных с искусственно завышенными рейтингами, и стратегию контрциклических инвестиций, используя текущую эйфорию рынка против самого рынка.

Эти действия позволяли ему аккумулировать активы с глубоко заниженной стоимостью, маскируя их под надёжные инвестиции. Цель была ясна: наращивание скрытого капитала и создание системы активов, которые в момент кризиса резко вырастут в цене либо станут рычагами влияния на рухнувшие сегменты экономики. R.1 отточенно моделировал карту долгового давления на сектор недвижимости США, помогая Августу готовить ключевые точки для будущего захвата: где именно крах откроет возможности для поглощений, переделов собственности и роста влияния Fortinbras на глобальной арене.