Как только пришло папское разрешение, Людовик приступил к организации свадьбы маленькой Анны Невилл с молодым принцем Эдуардом, однако он все еще откладывал отъезд своих гостей и своего посольства. От собрания туреньских "нотаблей" он добился заявления о том, что Карл Бургундский был виновен в двойной измене, поскольку, с одной стороны, заставил своего государя подписать Перонский договор против его воли, а с другой стороны, нарушил этот договор летом предыдущего года, начав войну в Нормандии. В результате Карл был лишен своего титула а его владения были конфискованы. Обнародовав эту решительную декларацию 3 декабря, Людовик, наконец, решил отправить посольство в Англию, так как теперь война, с которой придется столкнуться Уорику, уже началась. В середине декабря, по сообщению миланского посла Беттини, королю сообщили, что его посланники получили в Лондоне прием, который не оставлял желать лучшего. Людовик немедленно разрешил королеве Маргарите и ее людям уехать и посоветовал парижанам подготовить для них достойный королевы прием.
Хотя он презирал и ненавидел войну, король не мог противиться зову Фортуны. Он считал, что с помощью англичан ему удастся без особого труда сокрушить Бургундский дом. Однако ему не терпелось увидеть реализацию своих планов, и, возможно, он начал опасаться, что время не на его стороне.
III
Казалось, что король мудро выбрал свой час, чтобы перейти от дипломатии к войне. Коннетабль де Сен-Поль, и новый герцог Гиеньский поспешили ко двору, чтобы предложить свои услуги и приступить к сбору войск, герцог Бретонский оставался нейтральным. Чтобы дать Уорику время развернуться, Людовик запланировал свою кампанию на весну, но внезапно, 13 января 1471 года, он узнал, что коннетабль убедил Сен-Кантен, один из городов на Сомме, открыть свои ворота, и что королевские войска теперь стоят там гарнизоном. Через пять дней король написал Бурре:
Поезжайте завтра в Париж, и с Монсеньёром Президентом [парламента] найдите в казне деньги на все необходимое, и чтобы не было ошибки.
Сам он вскоре прибыл в столицу, где провел четыре дня, собирая средства, припасы и артиллерию. 26 января, отслужив мессу в Нотр-Дам, король остановился в небольшом форте за городом, чтобы пообедать, а затем снова отправился в Санлис и Компьень. Лучшие капитаны уже занимали места вблизи бургундской Пикардии с элитными войсками постоянной армии. Со своей гвардией и несколькими придворными Людовик передвигался по проселкам между Компьенем и Нуайоном, рискуя жизнью, как солдат удачи, сообщает Сфорца де Беттини, отмечая, что его безрассудство вызывало большое беспокойство у приближенных короля.
3 февраля Людовик получил отличные новости от своего лучшего капитана, старого Антуана де Шабанна, Великого магистра королевского двора, который сообщил ему, что горожане Амьена, столицы Пикардии, оказали ему и его людям очень теплый прием. Ликуя, Людовик в тот же день написал Шабанну:
Я получил Ваши письма […], за которые я воздаю хвалу Богу и Богоматери. Я хорошо знаю, какую большую услугу Вы мне оказали, и всегда буду помнить ее и тех, кто был с вами. Что же касается горожан, то все, что Вы им обещали, я утвержу, и дарения, которые Вы сделали, вступят в силу, как Вы обещали, не помня никакой вины.
С Амьеном на западе и Сен-Кантеном на востоке, король, основная масса войск которого была распределена по фронту 15-и миль на линии, параллельной реке, теперь занимал прочную позицию на Сомме.
Через десять дней Людовику сообщили, что бургундская армия продвигается на юг и, похоже, направляется к Корби, городу на Сомме в 10-и милях вверх по течению от Амьена. По дорогам беспрестанно сновали гонцы, чтобы убедиться, что король контролирует свои войска. Во время войны, как и в мирное время, Людовик требовал идеальной координации между своими службами и настаивал на том, чтобы его приказы выполнялись без промедления — факт, который не преминул испытать на прочность нервы тех, кто ему служил. От Великого магистра двора не было новостей, и 14 февраля король написал обеспокоенное письмо своему зятю адмиралу:
Сын мой, путь герцога Бургундского лежит к Корби. На мои последние письма граф де Даммартен не ответил, и если они были отправлены в понедельник или вторник утром [11 или 12 февраля], то я не имею до сих пор никаких известий. Я не знаю, осадил ли он Корби или хочет дождаться [в Амьене] прихода герцога Бургундского. Сын мой, я никогда не видел такого великого безрассудства, чтобы переправиться через реку [Сомму] с людьми, которые у него есть, и опасаюсь чтобы он не совершил большое бесчестие или большой ущерб. Пожалуйста, пошлите кого-нибудь посмотреть, как он справляется, и сообщайте мне новости о нем два-три раза в день, потому что я испытываю большую тревогу, сомневаясь, не совершил ли Великий магистр что-нибудь дерзкое. Если Бог сохранит его и его компанию, чтобы они не потерпели поражения, мне кажется, что герцог Бургундский будет побежден.
Однако вскоре король узнал, что Великий магистр двора благоразумно остался в Амьене.
Именно на этот город герцог Бургундский, разгневанный потерей своих городов на Сомме, решил совершить нападение. Когда он понял, что оборона к северу от Амьена слишком сильна для атаки с этой стороны, то спустился вниз по реке к мосту у города Пиквиньи. Взяв его штурмом, а также и сам город, герцог пересек Сомму и разбил свой лагерь на юго-западе от Амьена. Вскоре и артиллерия Шабанна ответила на первые пушечные выстрелы бургундцев. Начались кровавые стычки между осаждающими и королевскими войсками. Пока на южном берегу отряды бургундских солдат беспрепятственно грабили местность между Корби и Пиквиньи, на севере французские разъезды нападали на конвои, снабжавшие врага продовольствием. Людовик приказал графу де Сен-Поль и адмиралу присоединиться к гарнизону Амьена, а затем созвал своих капитанов на военный совет. По мнению Великого магистра, необходимо было атаковать бургундский лагерь, и все согласились с этим опасным планом, включая короля, который, тем не менее, оставил за собой право выбора дня его исполнения. В очередной раз герцог Бургундский поставил свою армию в трудное положение; его люди страдали от суровой зимней погоды, а его лагерь был практически окружен королевскими войсками, которые превосходили бургундцев по численности.
Людовик XI ждал известий о том, что граф Уорик высадился в Кале. Он рассчитывал, что английская армия застанет бургундцев врасплох.
Однако новости, которые Людовик получил от своих посланников из Лондона, хотя и оставались оптимистичными, были туманными в вопросе антибургундского союза. Однако в конце февраля король получил восторженную депешу, в которой сообщалось, что английский Парламент готов ратифицировать десятилетнее перемирие и торговый договор, и что Уорик, занятый сбором мощного флота, скоро будет в Кале с армией численностью около 10.000 человек. К этому посланию граф собственноручно добавил постскриптум следующего содержания:
Сир, я обещаю Вам, что все, что написано выше, будет послушно исполнено в точности, как я обещал вашим посланникам, и я увижу Вас очень скоро, если это будет угодно Богу, ибо это мое самое большое желание. Ваш самый покорный и преданный слуга, Р. Уорик.
Около 20 марта, едва избежав нападения бретонских пиратов, когда они пересекали Ла-Манш, посланники сами явились в штаб-квартиру короля в Бове. Кроме договора о мире и торговле, все, что они привезли с собой, было устное заверение Уорика, что он отправится в Кале с 8.000 человек, как только королева Маргарита и ее сын, которого их недоверие все еще удерживало в Онфлёре, прибудут в Англию и смогут взять на себя управление королевством вместо него. Однако блестящая коммерческая пропагандистская кампания, придуманная Людовик, потерпела полный крах. Лондонские купцы были настолько возмущены тем, что их французские коллеги отбирают у них хлеб, что Уорик был вынужден прервать их торговлю. На самом деле, делателю королей так отчаянно не хватало денег, что ему пришлось продать французские товары на 17.000 экю, чтобы выплатить жалование своим войскам. Что касается остальных запасов, то бретонские пираты захватили их с боем в море, в котором погиб один из французских купцов. Но впереди было еще худшее: когда посланники собирались покинуть Лондон, им сообщили, что примерно 12 марта небольшой флот с королем Эдуардом и его сторонниками попытался высадиться в Норфолке, а затем направиться в эстуарий Хамбер.