В отчаянии Людовик проявлял такой же пыл, как и в оптимизме, а открытое проявление его чувств, казалось, стимулировало работу ума. В то время, когда Панигарола отправил свою депешу, король решил предпринять смелый ход, который должен был поднять боевой дух его подданных, но который мог стоить ему и столицы, и трона. Когда он объявил, что собирается отправиться в Нормандию, чтобы собрать людей, деньги и продовольствие для Парижа, горожане жаловались, что он не может бросить их в такой момент, а его советники предсказывали самые мрачные бедствия. Однако 10 августа, в соответствии со своим планом, французский король покинул столицу с небольшой армией, оставив своих верных капитанов прививать необходимое мужество городскому ополчению. Он также отстранил Шарля де Мелёна от должности генерал-лейтенанта и назначил на его место старого Карла, графа д'Э, которому, как он знал, можно было доверять[67].
Во время трехдневной остановки Людовика XI в Руане сотни дворян собрались под его знамена. 17 августа он снова отправился собирать ресурсы самой богатой провинции Франции. Его ряды постоянно пополнялись новыми воинами. Как только появилась возможность, король отправил в Париж несколько элитных рот. Уже 14 августа отряд из 200 кавалеристов под командованием старого капитана Жана Миньона прибыл в столицу с запасом оружия, арбалетами, пиками и эскопеттами (огнестрельное оружие), использование которых получило широкое распространение лишь в XVI веке. Для плотского утешения и духовного окормления людей Миньона "за этой компанией также ехали восемь шлюх и черный монах, их духовник".
21 августа, когда король добрался до Эврё, он узнал, что штандарты мятежных принцев наконец-то появились перед стенами столицы и немедленно отправил адмирала с подкреплением в Париж.
19 августа, захватив различные мосты через Марну, армия принцев, следуя по правому (северному) берегу Сены, достигла предместий столицы[68]. Граф де Шароле и герцог Иоанн Калабрийский обосновались в Конфлане, между Шарантоном и Парижем, где у герцога Бургундского был замок. Герцог Бретонский занял Сен-Мор-де-Фоссе, в излучине Марны, а бретонский контингент продвигался на север, чтобы занять Сен-Дени. Наконец, герцог Беррийский поселился в Ботэ-сюр-Марн, в королевской резиденции, которая когда-то была резиденцией Агнессы Сорель.
24 августа в Шартре, во время последнего смотра своих войск, король Франции получил тревожные новости из своей столицы.
Утром в четверг 22 августа шесть герольдов прибыли в Париж, чтобы потребовать от главных правительственных органов города прислушаться к справедливым требованиям принцев. На следующий день, когда Штаты столицы на совете решили удовлетворить эту просьбу, Гийом Шартье, епископ Парижа, возглавил делегацию в замок де Ботэ. Перед герцогом Беррийским, восседавшим среди своих могущественных баронов, граф де Дюнуа, несмотря на мучившую его подагру, изложил требования членов Лиги. Принцы требовали, чтобы им был передан контроль над финансами королевства, распределением должностей, всей регулярной армией и, наконец, "личностью и правлением короля". Короче говоря, они требовали расчленения Франции. Дюнуа не проронил ни слова о страданиях бедняков или отмене налогов. В заключение он решительно заявил, что если Париж не откроет свои ворота в воскресенье 25 августа, то на следующий день принцы бросят все свои силы на его стены. Затем представители города были отведены в сторону баронами, которые принялись убеждать их искусными рассуждениями, но также, несомненно, и более существенными аргументами. Пока, объяснили им, принцы будут довольствоваться тем, что оставят свое войско у ворот города, куда они войдут только с небольшими эскортами. Среди парижских делегатов несколько человек уже были убеждены подписаться под этим "приятным предложением", которое в случае принятия означало бы не только потерю королем Парижа, но и, как справедливо отметил Коммин, крах всего предприятия, поскольку, как только столица была бы сдана, стало бы очевидно, что остальная часть королевства поспешит последовать ее примеру.
На следующий день, в субботу 24 августа, в восемь часов утра делегаты передали требования, сформулированные графом де Дюнуа, знатным лицам, собравшимся в Отеле де Виль. Искусный и дерзкий Анри де Ливре, купеческий прево, председательствовавший на собрании, не сразу понял по тому, какой оборот приняло обсуждение, что многие из присутствующих готовы позволить принцам делать все, что им заблагорассудится. Он сразу же решил прервать заседание, объявив, что следующая сессия состоится во второй половине дня. Затем он предупредил графа д'Э и его капитанов и вместе с другими королевскими офицерами сообщил парижанам, что посланники, отправившиеся в Ботэ, хотят ввести в город бретонцев и бургундцев.
Когда во второй половине дня Анри де Ливре вновь собрал знатных горожан, парижане, пылая от гнева, двинулись маршем к Отелю де Виль, в то время как граф д'Э промаршировал с лучниками и латниками по улицам столицы. С этого момента несчастные делегаты поспешили согласиться с большинством собрания, что вопрос должен быть передан на рассмотрение генерал-лейтенанту короля. Затем граф д'Э и его советники поручили посланникам сообщить членам Лиги, что ответ не может быть дан до тех пор, пока не будет проведена консультация с самим королем.
Людовик, внимательно следивший за ситуацией, отправил из Шартра депешу, доставленную в Париж вечером того же дня, в которой говорилось, что он и его дядя, граф дю Мэн, будут в столице в следующий вторник с большой армией. Тем же вечером в Париж прибыл адмирал с подкреплением, а также стало известно, что миланские войска под руководством графа Галеаццо начали кампанию в Бурбонне.
Всю ту ночь и весь следующий день "большая гвардия вооруженных людей" несла вахту на улицах и охраняла стены, восставшие парижане угрожали смертью посланникам и знатным людям, которые их поддерживали, а во всех церквях духовенство молилось о мире. В воскресенье днем, примерно в час дня, делегаты отправились в Ботэ, "потея и дрожа от ужаса". Когда граф де Дюнуа услышал их ответ, он в ярости закричал, что на следующий день принцы предпримут смертельный штурм города, даже если это будет означать смерть для 100.000 человек. В ту ночь парижане с оружием в руках, готовились к нападению, но на следующий день угроза графа де Дюнуа так и не осуществилась. Принцы ограничились тем, что выстроили свои войска между Сеной и парком Венсенского леса и простояли так несколько часов.
Около пяти часов пополудни в среду 28 августа король Франции вернулся в свою столицу во главе армии в 12.000 человек, мощного артиллерийского обоза и повозок, перевозивших 700 мюидов муки (1 мюид ≈ 720 литров). Его сопровождали граф дю Мэн, граф де Пентьевр и другие бароны. На улицах раздавались крики радости, когда король проезжал мимо.
…Он прибыл в город в таком состоянии, в каком должно было прибыть, чтобы утешить народ….
II
Король держался уверенно и агрессивно. Когда армия осаждающих к юго-востоку от столицы зашевелилась, словно готовясь к атаке, Людовик поспешил ответить на провокацию столь же воинственными жестами.
Во главе небольших отрядов он сам участвовал в различных стычках, не давая врагу покоя. Отдельные группы всадников с обеих сторон сталкивались то тут, то там с сильным треском ломающихся копий, а со стен столицы иногда можно было наблюдать отдельные подвиги рыцарей. Людовик переправился через Сену на пароме, "оставшись верхом", чтобы понаблюдать за установкой артиллерии на южном берегу, напротив бургундских позиций в Конфлане и Шарантоне. Между рекой и воротами Сент-Антуан он начал строить валы "на итальянский манер", то есть в соответствии с новейшими представлениями о фортификации. Панигарола отметил:
