Летом 1459 года жизнь Людовика ненадолго стала ярче. На рассвете 27 июля Шарлотта Савойская родила сына. Дофин был вне себя от радости и сразу поскакал на коне в Нотр-Дам-де-Галле, чтобы возблагодарить Деву Марию, свою святую покровительницу. В тот же день он отправил несколько писем из Галле, в которых сообщил своему отцу, баронам, прелатам, "добрым городам" королевства и своему младшему брату, что у Дофина Франции теперь есть наследник. Однако маленький Иоаким (Жоаким) умер, когда ему было всего четыре месяца[29].
К этому времени, зимой 1459–60 годов, Людовик уже не был почтительным гостем дяди, который стремился ему угодить. Хотя герцог никогда не был менее чем учтив с ним, и хотя Дофин всегда старался подстраивать свое поведение под настроения Филиппа, недоверие и раздражение постепенно разрушали связывающие их узы. Герцога раздражала как простота манер его племянника, так и глубина его мышления. Более того, несмотря на скромный образ жизни, замок Женап стал резиденцией принца европейской державы. Тот факт, что Людовик принимал и отправлял гонцов с письмами, задевал гордость Филиппа, который не знал о чем пишет его племянник и он был недоволен тем, что Дофин вел переписку со своим отцом в то время, когда отношения между Францией и Бургундией все больше ухудшались. К этим проблемам добавились проблемы, связанные с Карлом де Шароле и его упорной ненавистью к семейству де Крой. Хотя Людовик покорно выслушивал претензии дяди, Филипп стал возмущаться тем вниманием, которое Дофин уделял его сыну во время охотничьих вечеринок, организованных в Женапе. Ревность герцога стимулировалась отношением к Дофину двора и многих его подданных, для которых Людовик теперь был лишь проклятым человеком, приносящим несчастья, где бы он не находился. Так один известный хронист отмечает, что:
После прибытия Дофина, среди знати двора герцога Филиппа больше никогда не было мира. С самого начала многие повторяли, что его приезд — плохое предзнаменование, и это оказалось правдой. Он никогда не был тихоней и всегда тайно узнавал из Франции волю своего отца.
Со своей стороны, Людовик становился все более недовольным как подозрениями бургундцев, так и собственным бессилием. Более того, его начал беспокоить растущий беспорядок в правительстве его дяди. Всегда готовый пренебречь государственными делами, Филипп Добрый отказался передать их кому-либо. Братья де Крой не были обделены энергией, но они не могли ничего сделать, не получив одобрение своего господина, и на каждом шагу наталкивались на враждебность графа де Шароле, что делало любую деятельность практически невозможной. Внебрачные сыновья герцога и большинство крупных баронов поддержали графа де Шароле, но в свое упрямстве, в своем отказе считаться с законным желанием сына участвовать в управлении страной, в своем страхе, что его сочтут слишком старым, чтобы самому заботиться о своих делах, герцог Бургундский упорно держался за семейство де Крой. Несмотря на свои более чем ограниченные средства, Людовик имел гораздо более эффективную информационную сеть и канцелярию, чем его дядя.
Периодические послания, которыми Дофин продолжал обмениваться с отцом, ни к чему не привели и король упорно продолжал ставить возвращение сына ко двору условием реституции Дофине и отказывался принимать во внимание его настояния о включении гарантии мира с герцогом Бургундским в любое возможное соглашение. В Королевском Совете наиболее откровенно антибургундскую фракцию возглавлял бывший сподвижник Дофина, Антуан де Шабанн, граф де Даммартен, который теперь был полностью предан делу короля. Согласно хронике, написанной одним из слуг Даммартена, Людовик не уступал ему в хитрости и попытался подорвать кредит доверия короля к своему врагу, отправив письмо мадам де Вилькье в следующих выражениях:
Мадам, я прочитал письмо, которое вы мне написали, и благодарю вас за предупреждение, которое вы мне в нем дали. Будьте уверены, что с помощью Бога и Богоматери я отплачу вам за это. Я также получил письмо от графа де Даммартена, которого я якобы ненавижу и которое похоже на ваше. Прошу вас передать ему, что я надеюсь, что он всегда будет верно служить мне в той форме и манере, в которой он делал это раньше. Я подумаю над вопросами, о которых он мне написал, и вскоре он получит от меня ответ. Мадам, бросьте эти письма в огонь и дайте мне знать, считаете ли вы, что мне стоит оставаться в том состоянии, в котором я нахожусь [то есть ждать смерти короля].
По вине одного монаха это письмо как бы случайно попало в руки камердинера короля, который передал его своему господину. Граф де Даммартен был изгнан из двора, но пробыл в изгнании недолго. Благодаря одному из своих тайных агентов в Женапе (одного из секретарей Дофина), Карл VII вскоре обнаружил, что письмо было хитрой уловкой. У короля были и другие шпионы в окружении Людовика. Французский дипломатический агент при бургундском дворе отвечал за передачу их отчетов. Герольдмейстер Нормандии был пойман за сбором информации под видом торговца, а когда при нем нашли письма, выдающие его миссию, его бросили в тюрьму и оставили там гнить на некоторое время.
В 1460 году начали циркулировать все более тревожные слухи, и хотя королевское правительство, как и сам Карл VII, начало ослабевать, ситуация в этот год выглядела еще более угрожающей, чем в два предыдущих года. Король теперь одевался как молодой франт в короткие красные или зеленые жакеты, меньше, чем когда-либо, проявлял интерес к делам и проводил время в компании девиц и приспешников. Его Совет был ареной вечных интриг, а политика зависела от противоположных интересов придворных группировок, анжуйцы и сторонники герцога Орлеанского смотрели друг на друга косо, но и те, и другие были в ссоре с графом де Даммартеном. Даммартен и граф дю Мэн обменивались резкими словами даже в присутствии короля. Анжуйцы хотели оказать масштабную помощь Иоанну, герцогу Калабрийскому, сыну короля Рене. Овладев Генуей в 1458 году, он сделал этот город базой, с которой намеревался напасть на Неаполитанское королевство в следующем году. Пьер де Брезе настаивал на отправке военной помощи Маргарите, дочери короля Рене и жене Генриха VI, который в то время был втянут в гражданскую войну против сторонников герцога Йорка. Беженцу в Женапе было хорошо известно, что положение Анжуйского дома в Италии и Англии определяет и судьбу самого Дофина.
Приезд Маргариты Анжуйской в Англию в 1445 году только обострил вражду между придворными партиями, ланкастерцами (Генрих VI принадлежал к дому Ланкастеров), и йоркистами, сторонниками Ричарда, герцога Йорка[30], которые хотели реформировать некомпетентное правительство Генриха и выступали за продолжение войны во Франции. Изгнание англичан из французских владений в 1449–1453 годах, восстание Джека Кэда в 1450 году и приступ безумия, случившийся с Генрихом VI (который через свою мать, Екатерину Французскую, был внуком несчастного Карла VI) в 1453 году, заставили йоркистов и ланкастерцев взяться за оружие, и в 1455 году в первой битве при Сент-Олбанс победоносные йоркисты захватили короля. Вскоре королева Маргарита, которая была намного более деятельной чем ее муж, сумела восстановить власть над королем и королевством, а главный сторонник герцога Йорка, Ричард Невилл, граф Уорик (вскоре получивший прозвище Делатель королей), создал сильный оплот йоркистов в Кале, капитаном которого он был. В 1458 году, в противовес поддержке Карлом VII Маргариты Анжуйской и ланкастерцев, Дофин и герцог Бургундский заключили тайное соглашение с графом Уориком. Осенью следующего 1459 года, когда герцог Иоанн Анжуйский вторгся в Неаполитанское королевство, его сестра Маргарита вместе с ланкастерцами заставила герцога Йорка бежать в Ирландию, а граф Марч, старший сын последнего, отправился с Уориком в Кале.
