Артем

Б. Пастернак

Еще весной я нашел в Интернете сайт натуристов из города Аахен (Германия), где я сейчас живу. Я позвонил по указанному телефону и договорился о встрече в бассейне, который снимают натуристы. К моему полному удивлению я был принят немцами-натуристами настолько радушно и тепло, что те сомнения, которые меня все же изредка посещали, вскоре рассеялись как дым. Все единомышленники-натуристы оказались людьми зрелыми и очень содержательными: среди них не было никого моложе 35 лет и все они бывали в бассейне парами или семьями. Одним словом, дружная семья натуристов Аахена приняла меня удивительно радушно и уже через неделю у меня появилось такое чувство, будто мы знакомы как минимум несколько лет (и это несмотря на то, что я иностранец и говорю с ярко выраженным русским акцентом)!

Оказалось, что в распоряжении аахенского общества был не только бассейн, но и большой участок земли недалеко за городом. Этот „эдемский сад", как я его сразу назвал, включал в себя небольшой парк, лужайки и поле, оборудованное для пляжного волейбола.

Повсюду стояли скамейки и росли экзотические растения посаженные руками самих же натуристов. Территория нашего общества с одной стороны была отгорожена от частых домов только лишь густой и высокой живой изгородью из лавра и стрелолиста. С другой стороны такая же изгородь служила границей „владений натуристов" и лесом, который больше походил на парк с гравиевыми дорожками, скамейками и раскидистыми липами дававшими достаточно тени даже в жаркие летние дни. С третьей стороны за невысокой живой изгородью простирались большие и безлюдные фермерские поля и выгоны.

Почти каждый день мы бывали с моей подругой в „эдемском саду": там мы, как и все остальные члены общества поскорей раздевались и уже голышом занимались каждый своим делом: кто загорал удобно расположившись на лугу, кто подстригал газон и кусты, кто читал сидя на скамейке в тени деревьев, некоторые беседовали иногда сбиваясь в кружок, другие играли в волейбол. Были там и старики и дети разного возраста, но все же основу кружка составляли уже зрелые люди сорока — пятидесяти лет. Из молодежи мы с Катей — моей девушкой — были одни (ей 26, мне 27 лет): и кроме нас — никого старше 13 и моложе 35-ти. Поэтому нам было довольно скучно подолгу говорить с этими хоть и искренними и доброжелательными, но значительно более старшими, чем мы с Катей людьми.

Обычно наговорившись вдоволь с приятелями-натуристами мы с подругой уединялись где-нибудь на скамейке нашего нудистского парка, читали там что-нибудь интересное или просто обсуждали какую-нибудь тему, которая занимала нас обоих. Но сидеть на одном месте подолгу мы не могли и часто прохаживались по владениям натуристов, которые вначале показались нам обоим такими большими.

Вскоре мы уже знали каждый кустик и каждое дерево нашего парка и решили расширить маршрут наших голых прогулок. На то было как минимум три причины. Во-первых, за пределами „парка натуристов" мы могли сколько угодно целоваться (а как известно проявления какой бы то ни было сексуальности строго запрещено натуристскими правилами); во-вторых, в лесопарке примыкавшем к нашей территории вплотную и простиравшемся далеко за границы нашего „эдемского сада" было всегда совершенно безлюдно, — сказывалась удаленность от города. И, наконец, в-третьих, в этом безлюдном парке было много зарослей дикой малины и ежевики. В моей подруге страсть к собиранию ягод была настолько сильна, что мы с ней изредка, а потом все чаше и чаше, стали выбираться за пределы нашего нудистского заповедника, чтобы собирать дикие ягоды, а затем полушутя с удовольствием кормить ими друг друга. Вначале для наших вылазок за ягодами мы оба одевали на себя хоть что-нибудь: я — плавки, а моя подруга — трусики, но потом мы решили не одеваться совсем и с шутками, подбадривая и подзадоривая один другого, стали собирать ягоды в примыкавшем к нам парке так, как нравилось нам обоим, — голышом.

С каждым разом мы с Катей отходили все дальше и дальше от границ нудистского лагеря, где мы оставляли все свои веши, и обнаженные углублялись в лес в поисках малины и ежевики. Мы кормили ею друг друга, смеялись и шутили, обнимались и целовались, ведь нас никто не мог увидеть. И странное дело, ступая босыми ногами по траве, ощущая обнаженным телом солнце и теплый летний ветер, мы чувствовали себя более естественно и свободно, чем любой человек в городе одетый по самой последней моде. Однажды, отойдя довольно далеко от лагеря натуристов, мы наткнулись на небольшую речушку с песчаным дном и зарослями камыша и белотала, росшими по берегам. Но вначале мы, конечно, ее услышали: вода весело бежала по своему песчаному дну и журчала между каменными валунами, сплошь поросшими поверху теплым от солнца зеленым мхом.

Пробравшись сквозь густые прибрежные заросли, которые немилосердно царапали наши незащищенные одеждой тела и пару раз ожегшись о крапиву, мы с Катей все же добрались до небольшой мелкой заводи: узкая и быстрая речка несшая свои холодные воды вниз по руслу образовала в этом месте тихую заводь диаметром около десяти метров. Со всех сторон заводь была окружена густыми зарослями камыша и колючего кустарника, переплетенного цепкими петлями ежевики. Старые липы и ивы, росшие по берегам речки клонились к низу, словно пытаясь прикоснуться к спокойному зеркалу воды, точь в точь отражавшему голубизну неба и высокие почти неподвижные перистые облака. Вся заводь была залита полуденным солнцем и оказалась совсем неглубокой: прозрачная, хорошо прогретая вода едва доходила нам до пояса. Нам даже не надо было раздеваться, чтобы войти в воду, — мы ведь и так были совсем голые. Мы с Катей сразу же не сговариваясь прыгнули в воду. Мы долго плавали в воде, ныряли и барахтались, смеялись и боролись на мелководье, брызгались поднимая фонтаны искрящихся на солнце веселых брызг и стараясь своим шутливым сумасбродством превзойти друг друга.

Когда мы уставали нырять и плескаться в воде лесного ручья, мы усаживались на два больших камня стоящих посреди заводи друг против друга. Оба эти камня поросли зеленым мхом: он был удивительно мягкий и теплый на ощупь. Было очень приятно греться на солнце сидя голышом на теплых камнях посреди тихой лесной заводи. Немного успокоившись после игр в воде мы с Катей смотрели друг на друга пытаясь, не говоря ни слова (только по глазам), поочередно угадывать желания друг друга. Мы почти всегда ошибались принимая желаемое за действительное, смеялись и шутили, а когда кто-нибудь из нас (обычно это бывал я) считал, что игра становится слишком уж нечестной, стаскивал другого (обычно Катю) в воду чтобы таким образом восстановить справедливость. И тогда веселая возня и барахтанье в воде возобновлялись с удвоенной энергией.

Нанырявшись до звона в ушах и окончательно выбившись из сил, мы вышли из воды и вновь миновав колючие береговые заросли, решили возвращаться в наш лагерь. Хорошо, что нам не во что было одеться после купания: было так приятно взявшись за руки идти голышом по лесу, утопая по колено в траве пересекать заросшие папоротником поляны, обнявшись целоваться в чуткой тишине леса ощущая на своем плече тепло рук и прерывистое дыхание близкого тебе человека, а потом опять идти вперед пересекая косые лучи солнечного света, падавшего кое-где на тропинку сквозь просветы в листве деревьев, ступать босыми ногами по начинающим уже опадать листьям. А мы шли дальше оставляя за собой осторожное перепархивание птиц и шорох травы снова смыкавшейся за нами плотной стеной.