- Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, - ошеломленно пробормотал он, перевода с опадающих, словно озимые, великанов на свое необычное оружие. - И как это понимать?

Конечно, со стороны могло бы показаться странным то, что Архип разговаривал со старым ржавым топором, но то, что топор этот крайне необычный было настолько очевидно, что спорить с этим мог бы только самый конченый глупец. Во-первых, плоть менквов не просто выглядит, словно древесная кора, она и крепость имеет соответствующую. И разрубить ее ничуть не проще. А во-вторых, Архип понял, откуда в нем сейчас кипит эта странная бесшабашная злоба и удаль, так беспокоившие его с самого момента входа в деревню. Как бы безумно это не звучало, но это были отголоски того, что сейчас чувствовал топор. Топор и именно топор истово хотел поскорее встретиться с личером. Топор жаждал его крови.

- Значит, так, дружище, - тщательно подбирая слова, заговорил Архип, буравя взглядом инструмент. - Я все еще не разобрался, что ты такое, но ежели мы с тобой хотим закопать старого немца, нам необходимо действовать сообща. Понимаешь меня?

Некоторое время ничего не происходило, и Архип просто стоял, ощущая невероятную глупость ситуации. В нем даже появилось сомнение, а не тронулся ли он рассудком от тяжелых испытаний? Но нет, наконец эмоции, исходящие от топора потихоньку начали меняться. Теперь в них появилось ответное удивление и какая-то заинтересованность.

- Ладно, посчитаем, что это было согласие, - с облегчением выдохнул Архип. - Я хочу прибить Бреннона не меньше тебя. Достал в край уже. Но чтобы добиться этого мне надо сохранять холодную голову и самоконтроль. Иначе весь мой план вылетит в трубу. И я вместе с ним. А немец заполучит тебя и, в конце-концов останется в выигрыше. Ты же этого не хочешь?

Путь до таинственной поляны оказался на удивление небыстрым. Не смотря на то, что тропа и не собиралась как-то петлять, а конец ее в виде возвышающейся горки просматривался чуть ли не с самого места схватки с менквами, Архипу пришлось добрый час топать ногами прежде, чем он выбрался на открытое пространство. Казалось, будто бы тропа удлинялась от каждого его шага и пришлось поторопиться, чтобы расстояние хоть как-то сокращалось. Подготовил эту защиту фон Бреннон или это было некое свойство самого ритуального места сходу колдун бы не ответил, да и не до того ему было, поскольку открывшая картина поражала и даже, в какой-то мере восхищала.

Поляна, а точнее, небольшой холм, незначительно возвышающий над окружающим ландшафтом, но все-таки ниже верхушек деревьев, отчего совершенно не просматривался издалека, был совершенно и неприятно лыс. Ни дерева, ни травинки, ни даже какой-нибудь захудалой палки куста, ничего кроме спекшейся, хотя всего пару дней назад прошел ливень, потрескавшейся мертвой золисто-серой почвы. На верхушке холма располагался массивный каменный алтарь, кажется, некогда вырезанный из цельного куска темного камня в форме неглубокой чаши. Был он расколот пополам, по поверхности змеились многочисленные трещины и виднелись подпалины. Но при всем при этом алтарь тот излучал настолько густую и мощную ауру злобы, ненависти, разложения и смерти, что казалось, будто ложкой можно черпать и намазывать на хлеб. Становилось понятно, что дурное предчувствие, охватывавшее любого, посмевшего зайти в деревню было всего лишь легким отражением истинного Зла, засевшего здесь в этом самом камне. Архип поежился представив, насколько же чудовищные ритуалы проводились на нем, каким кровожадным духам или божкам возносились молитвы, раз одна память о них настолько искажала окружающую действительность. А потом он увидел Бреннона и, не смотря на все свое самообладание, не смотря на весь накопленный опыт, вынужден был зажать рукой рот, чтобы не закричать от ужаса и омерзения.

У алтаря, скрестив на высокой груди изящные руки стояло тело. Когда-то оно несомненно принадлежало женщине и по знакомому дорогому костюму для верховой езды, Архип с уверенностью мог предположить, что принадлежало оно Наталье, подруге и сообщнице по не самым безобидным шалостям молодости. Точнее утверждать он бы не взялся, поскольку у тела напрочь отсутствовала голова. Точнее, отсутствовала голова законной, так сказать, этого тела хозяйки. Вместо нее из обрубка шеи, из месива лоскутов кожи, ошметков мяса и запекшийся крови торчал то ли штырь, то ли палка, на которую была насажена засохшая человеческая голова. Лысая, покрытая посеревшей от времени задубевшей кожей, натянутой настолько, что тонкие губы скалились в бесконечной усмешке во все тридцать два, или сколько их там уже осталось, гнилых зуба, а бесцветные глаза, казалось, намеревались выскочить из орбит.

Но самым ужасным было то, что эта нелепая конструкция, этот уродливый богопротивный кадавр был жив. Точнее, он несомненно был так же мертв, как и камень, к которому Альберт Густав фон Бреннон, немертвый чернокнижник, привалился, но продолжал ходить, разговаривать и с осуждением сверлить бельмами своих чудовищных буркал вышедшего ему на встречу колдуна.

- Любезный, Архип Семенович, - шипящий голос чернокнижника сочился радушием. - Ну вот мы с вами наконец-то, и встретились, так сказать, во плоти. Хоть большую часть этой плоти вы, наверняка, знаете и без моего участи, - он издал серию странных кашляющих звуков, в которых только при очень большом желании можно было распознать смех. - Надеюсь, вы на меня не в обиде? К сожалению, ваша прекрасная знакомая оказалась на редкость высокомерной стервой и, увидав мое плачевное состояние, - личер сделал в некотором роде даже комичный жест, если забыть об обстоятельствах, указывая на собственную голову. - Возомнила будто бы ей не составить труда доставить меня к собственным руководителям без спроса. Пришлось ее прихлопнуть. Благо это было не слишком сложно, ведь уверившись в собственном превосходстве, она совершенно утратила осторожность.Ну а телом я решил воспользоваться в своих целях. Благо, ей оно больше не пригодится. Искренне надеюсь, что вы на меня не в обиде, дорогой друг...

- А мальчишка? - с трудом справившись с эмоциями, перебил его бесконечные излияния Архип. Помимо собственной ярости ему приходилось иметь дело еще и с всепоглощающей ненавистью, исходящей от зажатого в руке топора. Не смотря на данное совсем недавно обещание, ну или того, что колдун за обещание принял, сейчас таинственный артефакт буквально захлебывался в желании любой ценой изрубить личера на самые мелкие кусочки, до которых только смог дотянуться. И противиться этому было ох, как непросто.

- Мальчишка? - фон Бреннон прервал сеанс самолюбования, и недоуменно уставился на Архипа.

- Ну да, мальчишка. Смазливый такой, за Натальей все хвостиком таскался, козырял постоянно - нарочито пренебрежительным тоном уточнил колдун. Такую манеру поведения он выбрал специально, чтобы выбить личера из колеи. Тот слишком сильно рассчитывал на произведенный надругательством над телом столичной волшебницы эффект. И Архип, оправившись от первого шока, не собирался давать ему это преимущество.

- Я... Я его в яму посадил пока, - Альберт Карлович выглядел слегка сбитым с толку. - Вдруг потребуется еще... Ну это... как тело...- Он махнул влево и Архип увидел шагах в сорока на закат лежащую прямо в траве плотную деревянную крышку, придавленную, здоровенным камнем, скорее всего, отколовшимся от постамента чащи.

- Понимаю. - колдун покивал. - Тяжко тебе, Альберт Карлович жив... существуется последнее время. Ни ручек, ни ножек, только остается, что колобком кататься, - растянул губы в показном добродушии он. Где-то внизу зашелся в злобном хохоте ... топор.

- Павел Тихонович, - неожиданно личер перевел немигающий взгляд жутких выпученных глаз с лица Архипа куда-то влево и вниз. И тон его стал наставительно-покровительственным, но при этом слегка потеплел. - Негоже так откровенно злорадствовать бедственному положению старика. Тем более, что оно, во многом является плодом ваших трудов. А ведь я вам ничего дурного не делал и желал одного лишь добра.