Оставалось произнести еще одно четверостишие, но неожиданно все пошло совершенно не по плану. Через тело Архипа ослепительной вспышкой пронеслась волна одуряющей боли, впрочем доастаточно кратковременная, все его члены ниже шеи замерли в неподвижности, словно сведенные судорогой или скованные льдом, так, что он не мог пошевелить даже пальцем или, ежели потребуется, убрать пальцы с висков тела и прервать связь. Глаза мертвеца раскрылись. И в них не было привычной не раз проводившему подобное общение с мертвецами Архипу посмертной дымки, нет, они были ясными, а взгляд осмысленным и пронзительным. На губах мертвеца разсцвела приветливая и дружелюбная улыбка.

- Ну здравствуй, высокоуважаемый собрат мой по ремеслу, - мерзко заскрипел мертвец, не переставая приветливо улыбаться. - Рад, что я не ошибся ни в оценке твоих компетенций, ни в пределах твоего любопытства, ибо при отсутствии одного из них мы бы так и не встретились. В благословенной Голштинии был я известен как Альберт Густав фон Бреннон, и я от всей души рад представившейся возможности познакомиться с тобой.

Архип остолбенел. Признаться, он ожидал от этого ритуала практически чего угодно, но только не приглашения на светскую беседу. Удивляло и полнейшее отсутствие в тоне собеседника даже на малую толику высокомерия или насмешки, словно и не в ловушку над изувеченным трупом он угодил, а всего лишь на кружку кофе в один из модных салонов.

- А вас, я уже выведал, прозывают в этих краях Архипом. Уж не обессудьте, милый друг, я достаточно давно веду за вами наблюдение, - это точно, теперь Архип узнал ощущение, вызываемое взглядом мертвеца. За последние полгода он несколько раз попадал по пристальное внимание, ощущавшееся совершенно также. - И не слишком верю, что именно этим пейзанским именем наградили вас при рождении родители. Наверняка, псевдоним.

Архип пока не отвечал, стараясь получить по полной от излишне разговорчивого собеседника. Иностранец. Причем понятно не столько по имени, его станется и выдумать, но по самой структуре речи. Излишне витиевато. Но при этом язык без костей, разглагольствует, как на родном. Акцента почти и не заметно, так, слегка смягчает согласные, но не настолько, чтоб прям резало слух.

- Но кто в этих диких краях может осудить волшебника, знающего благороднейшее искусство общения с покойными, от желания скрыть свое имя? - не останавливаясь продолжал Альберт Густав. - Дикий народ - дикие нравы. Кстати, коллега, весьма интересна мне выраженная вами словесная форма призыва! Признаться никогда таковой не слыхал. Не подскажете, где такому великолепию обучают? В Лейпциге? Не похоже, что у них, что в Лейдене с латынью всегда проблемы были, больше на греческий напирали. Альтдорф или Вюрцбург? Нет? Молчите? Ну что ж, ваше право, выпытывать не стану... - хохотнул он.

Магическому искусству Архип, которого, в прочем, тогда звали совершенно иначе, обучался в Санкт-Петербурге. В Большом Императорском Коллегии Волшебств и Таинств Институте, уж почти век как завоевавшем право считаться одним из самых престижных учебных заведений старушки-Европы. И то, что собеседник Архипа не упомянул его - самый очевидный в этих краях источник, говорило о нем многое.

- Ох знал бы ты, любезный, коллега, - кажется, мертвецу вообще было все равно, отвечают ли ему, достаточно было, чтобы слушали. - Какие неописуемые бездны лет пронеслись с тех пор, как мне приходилось вот так вот запросто пообщаться с образованным человеком. Ведь в этой глуши одни дикари, да верный Игнаций... Ээх, только он один и был моей отдушиной...

- Ты - личер, - Архип перебил словесные излияния иностранца, вспомнив старогерманское слово, которым именовали невероятно редкий тип нежити.

- А? Что? - удивленно и, как показалось Архипу, слегка наигранно, часто заморгал глазами тот.

- Личер, - повторил колдун пристально смотря в глаза Еремея Саблина, сквозь которые, словно сквозь цветные стекляшки, на него смотрел тот, кто наименовал себя, как Альберт Густав Фон Бреннан. - Чернокнижник,добровольно решивший променять бессмертную душу на посмертное существование в виде нежити... Никогда не думал, что встречусь с таковым вживую.

Мертвец посерьезнел. Дурашливая добродушная улыбка сошла с бледных губ, глаза потемнели, а тон перестал походить на сетования старика.

- И ты, деревенский колдун на самом краю ойкумены, - и снова в словах его не чувствовалось желание оскорбить, скорее, наоборот, в тоне его сквозило восхищение. - Сумел догадаться до этого лишь после нескольких минут общения через мертвеца? Учитывая, что последний известный мне успешных обряд личефикации произошел во времена турецкого нашествия. Воистину Архип, либо ты чародей от Господа, ну или Дьявола, тут уж не знаю, кто из двоих приложил длань к твоему рождению, либо мне стоить склонить голову перед твоими учителями.

- Что тебе надо, герр Бреннан? - прямо спросил Архип. Все еще ожидая подвоха, он так и не мог понять в чем заключался смысл ловушки. А в том, что сейчас он угодил в ловушку, колдун не сомневался ни на мгновение.

- Архип, - медленно, с большими паузами, словно тщательно обдумывая каждое слово, начал личер. - Я понимаю, что ты испытываешь определенную привязанность и, возможно даже считаешь себя ответственным за жизнь пейзан данной волости, а потому мы с тобой естественным образом оказались по разную сторону орудийного прицела. Но я бы очень не хотел, чтобы наше противостояние становилось личным делом. Понимаешь меня?

Архип медленно кивнул. Доверять словам чернокнижника, превратившего себя в живой труп? Боже упаси от такой глупости! Но что-то ж надо сделать, иначе они так до Второго Пришествия в этом амбаре просидят.

- И именно поэтому, достопочтимый Архип, я никоим образом не угрожаю дорогой твоему сердцу крестьянке...

Архип вздрогнул и, наконец все понял. Бреннан просто тянул время. Отвлекал колдуна, пока его слуги должны были пробраться в его дом.

- Чтоб тебе черви яйца отгрызли, - зарычал он, пытаясь вырваться. Куда там, незаконченный ритуал держал крепко. Так, что не получалось двинуть даже пальцем.

- Прости, Архип, - грустно прокомментировал эти попытки Альберт Густав. Вполне искренне, кстати, словно бы ему и вправду было жаль возникшего недопонимания. - Я гаранти...

Архип уже его не слышал. Отчаявшись освободиться силой, он призвал на помощь свое самое могучее оружие - Слово. Наверное, он мог бы придумать и лучший способ, но тревога за близких всегда была плохим советчиком. Повинуясь воле колдуна, голова Еремея исчезла во вспышке ослепительно белого огня. Слово вышло очень неудачно: мало того, что пламенем призванной шаровой молнии опалило ладони, так еще и отдачей от самого заклинания в кровь разбило губы и, кажется, свернуло на бок нос. Вообще, откат от произношения Слов был всегда и зависел он от того, насколько правильно ты его произносил. И ежели подготовиться правильно, настроить дыхание и размять язык. В общем, это было не важно, поскольку у Архипа на это не было ни времени, ни желания. А была необходимость действовать стремительно.

Ругаясь по чем свет стоит, колдун поднялся с колен и бросился к двери, на ходу шепча заговоры, усмиряющие боль и останавливающие кровь. Уж в чем-чем, а в этом деле в деревне он поднаторел изрядно. Даже больше, чем ему самому бы хотелось. На столпившихся на улице и о чем-то возбужденно галдящих крестьян вид вывалившегося из амбара колдуна, залитого кровью, из носа хлестало словно из забитой свиньи, и перематывающего какими-то окровавленными тряпками руки произвел подавляющее впечатление. Все они, словно единое живое существо, отшатнулись подальше от мнимой опасности, а дюжий мужик, жарко о чем-то споривший со старостой и попом замолчал, и принял вид испуганный и смущенный, словно у побитой собаки.

- Мишка! Вон! - зарычал на него Архип. Он не имел никакого желания цацкаться с кем-либо, и названный предпочел за благо раствориться в толпе.