К ратуше и направлялся барон Грзуб со своими подданными. Путники ковыляли за ними, и подошвы их башмаков утопали в слизи, застилавшей улицу. Пахло сыростью и прелью. С порогов жилищ на чужаков взирали люди — одни были просто бледны, а кожа других приняла почти такой же оттенок, что и у свиты барона. При виде гостей горожане двигались осторожно, как бы ежесекундно ожидая нападения, и ребристые грибковые наросты до неузнаваемости искажали лица многих из них.

Стражники в хитине покорно распахнули двери ратуши. Коридоры здания были изувечены сыростью, с потолков свисал мох, напоминавший гроздья шевелящихся червей. Грзуб проследовал в круглое помещение, под потолком которой мягкой плёнкой было натянуто нечто липкое и подрагивающее.

Чинно развернувшись, он подождал, пока его советники займут свои места, и взглянул на гостей.

— Что скажете? — с простодушной улыбкой спросил он. — Ну, я о Фаар-Толи. Ах, простите… — опомнился он. — Я успел порядком удалиться от человеческого понятия эстетики. Верно, вас всё увиденное слегка… ошеломило.

Ответом ему было молчание. Как выразить свои впечатления, чтоб ненароком не оскорбить барона? У Арли не было на этот счёт никаких идей, и он предоставил Фелинну заняться владыкой.

— Ваш город прекрасен своей, неповторимой красотой, — сказал княжеский сын настолько убедительно, что другие задумались, не искренен ли он. — Однако вынужден омрачить свой восторг неприятными вестями. На Цверговом мосту мы — я и этот Cлужитель, — он указал на Арли, — подверглись нападению тени. Что это был за враг, нам неведомо, но мы считаем, он стоит за бесчинствами людей-без-огня и исчезновением крестьян.

— До нас доходили слухи о происходящем на тракте, — кивнул один из советников барона, голову которого венчал похожий на гребень нарост. — Но Фаар-Толи не вмешивался в политику Тартарии уже много лет. Теперь это более уместно для нас, чем когда-либо.

— Позволь нашему гостю договорить, Бурлюк, — вежливо потребовал барон.

— Если вы не вмешаетесь на этот раз, тьма придёт и в ваш город, — сказал Фелинн. — При всём уважении, это вопрос выживаемости Тартарии.

— Ты не знаешь, какие силы покровительствуют Фаар-Толи, мальчик, — заметил низкорослый советник, один глаз которого был целиком скрыт полипом, а другой был выпучен так, что едва не вываливался наружу.

— Курмаррак хочет сказать, что мы давно уже перешагнули через нашу человеческую природу…

Грзуб заложил руки за спину и медленно прошёлся по скрипучему полу. В помещении наступила тишина; только слышно было, как шевелится странная плёнка под потолком. У всех возникло чувство, будто сейчас из уст барона должно прозвучать нечто важное.

— Мы знаем о приближающейся угрозе больше, чем вы думаете, — обратился он к гостям. — Она надвигается с Глубинных ярусов, и источник её — самая чёрная и глубокая пропасть нашего мира. Бронн.

Арли и Нессу охватила дрожь. Впервые со дня отбытия из Железных Нор они пали жертвами безупречной солидарности — их обручил ужас. Ужас увиденной во сне бездонной ямы. Конца концов.

— Здесь, в Фаар-Толи, мы предвидели это, — прозвучал ломкий голос барона. — Мы знали, что однажды Мрак снова вырвется из Бронна и вступит в схватку с Пламенем, как это было от начала времён. Но правда в том, что эта схватка лишена смысла. Да-да, совсем лишена… Жерло Извечного Пламени — такой же инструмент тьмы в людских руках, как и всё остальное…

— Быть этого не может! — шагнул вперёд Арли. — Я видел ту тень на мосту! Я видел, как она истребляла, как несла разрушение! И вы хотите сказать, она имеет что-то общее с Жерлом!?

— Ты молод и не понимаешь, юноша… — сказал барон. — Да сохранит тебя твоё Жерло в тот миг, когда истина всё же снизойдёт на тебя…

— Если предположить, что вы правы, разве бездействие — выход? — вставил Фелинн. — Неужели вы предлагаете смириться и ждать, пока Тартария падёт к ногам Мрака?

— Мы избрали для себя третий путь, княжеский сын, — сказал Курмаррак.

— Не пожелали оказаться меж молотом и наковальней, когда начнётся борьба, — добавил Бурлюк, и его выпученный глаз странно задёргался.

Барон подытожил:

— Мы принесли священную присягу Черногрибу, великому божеству Грибных Топей. Теперь наша миссия — оберегать Фаар-Толи от иноземного влияния до тех пор, пока не завершится наш переход под светлейшее покровительство Топи. И всё же! — барон обвёл взглядом своих советников, немного помолчав. — Прибытие наших гостей и их мольбы о помощи пробудило во мне чувство забытого долга… Пока я ещё не до конца оставил людское обличье, чувство долга пред моей минувшей природной нет-нет и возвращается…

— При всём уважении! — возразил Камеррук, поведя плечами и встряхнув гребнем.

— Спокойной, друг мой, — заверил его Грзуб. — Я хочу просить у Черногриба дозволения оказать поддержку своему прежнему народу. В последний раз. Его слово будет решающим, так или иначе.

Арли воодушевился. Он не слишком понимал, что происходит вокруг, но похоже, барона всё-таки можно было убедить. Это давало хоть какую-то надежду.

— Тогда скорее свяжитесь с этим вашим Черногрибом! — с нетерпением сказал он.

— Это не так просто, — возразил Грзуб. — Великий Черногриб изволит общаться только со своей жрицей… С моей дочерью.

Барон поднял голову и издал какой-то неразборчивый звук. Плёнка под потолком зачавкала и задрожала, и пол всей ратуши отозвался на эту дрожь лёгкой вибрацией. Друзи потянулся к висящему за спиной метательному дротику, но Фелинн схватил его за руку и покачал головой. Охотник успокоился.

Не прошло и минуты, как в зал совета впорхнула девушка — хотя за девушку её можно было принять лишь при поверхностном взгляде. Внимательно рассмотрев её, Арли понял, что перед ними обнажённое существо с гладкой лазурно-голубой кожей, чёрными бусинками глаз и широкой грибной шляпкой вместо волос. Ростом она была примерно с Нессу, очертания её тела казались безоговорочно женскими, утончёнными, но без каких-либо половых признаков или малейшего намёка на людские детородные органы. Если барон и его подданные ещё сохраняли в своём облике человеческие черты, то эта так называемая дочь Грзуба, судя по всему, была воплощением упомянутого правителем третьего пути. Того самого, который уже не имел ничего общего с людьми как видом.

— Ты звал меня, отец? — голос существа расплывался и резонировал, будто звучал из глубин медной бочки, но в общем оказался довольно приятен на слух.

— Это моя дочь Алейн, — с улыбкой представил её Грзуб. — Когда я покину этот мир, ей суждено будет возглавить Фаар-Толи под началом пресвятейшего Черногриба.

Когда барон изложил ей свою просьбу, Алейн поочерёдно оглядела всех незнакомцев. Черты её лица выражали полнейшую беззлобность и смирение, несмотря на то, что все четверо чужаков пялились на неё как на диковинное недоразумение.

Она спросила:

— Кто же сопроводит меня на капище Черногриба, отец?

Барон задумчиво хмыкнул. Оба гриба на его голове враз покачнулись.

— Почему бы вам не выслать с ней своих гвардейцев? — осведомился Фелинн.

— Нет, нет, это невозможно… — отказал барон. — Согласно нашей клятве, нога жителя Фаар-Толи не может преступить границы владений Черногриба до того, как завершится процесс священного слияния.

— Тогда пошлите к нему нас троих! — бесцеремонно предложил Арли.

— Чужаков в его обители ждёт лишь скорая смерть, — с сожалением сообщил барон. — Если только…

Грзуб подошёл к Фелинну и заглянул ему в глаза, как бы что-то в них отыскивая. Княжеский сын сглотнул, видя перед собой цветастое лицо барона и чувствуя сырой запах, исходящий от грибов у него на голове, — но взгляда не отвёл.

Барон улыбнулся, удовлетворённо кивнул и объявил:

— Да-а, я не ошибся. В тебе, княжеский сын, есть что-то не от крови людей. Великому Черногрибу это понравится. На пути в его святилище мою дочь будешь сопровождать ты.

«Нет слов, которых не сказали,