Правительница Хальрума виделась ей кладезем рассудительности, которая с высоты прожитых лет найдёт способ решить любую неурядицу. Это было в её уверенной, гордой манере, это читалось в лицах её подданных, и величие города, которым она правила, сообщало об этом красноречивее любых слов. Но Несса не знала, о чём можно рассказать этой женщине, а что следует держать при себе — в интересах Служителей. Поэтому, после долгих примерок и утомительной подгонки платья под её фигуру, она лишь спросила: «Почему вы так возитесь со мной?»

Коротко рассмеявшись, баронесса проницательно, с умилением посмотрела на неё. «Потому что сочувствую тебе, дурочка, — сказала Эддеркоп. — Вокруг тебя слишком много мужчин, и добром это кончиться не может».

Кажется, Несса начинала понимать смысл её слов. Прежде чем сменить ей наряд, служанки Эддеркоп искупали Нессу в термах, расчесали её короткие волосы цвета безупречной тени и надушили их ароматными маслами. Очутившись в новом голубом платье, безукоризненно на ней сидящем, Несса словно впервые в жизни ощутила свою естественную, но от того не менее приятную женственность. Такое было чувство, что все эти годы кто-то другой скрывался под её личиной, но вот теперь, под чудотворным воздействием нарядной парчи, показалась настоящая она — и Служители тоже это заметили.

Когда адепт Ред заговорил с ней сегодня, её счастью не было предела. Несса подумала, что наконец добилась своего, и до того волновалась, что едва не наговорила глупостей. Ред расспрашивал её про замковые термы, вспоминал Цитадель, подшучивал о других школярах, а она посмеивалась над его остротами. Но потом заметила что-то недоброе в его взгляде — какой-то насмешливо-голодный огонёк, едва проступавший под маской дружелюбия. Нессе тут же вспомнился её разговор с леди Эддеркоп. Она оборвала Реда — пожалуй, даже грубо — и заперлась в своих покоях, силясь унять нахлынувшую панику. Больше она не хотела, чтобы Служители её видели.

Так Несса и просиживала до сей поры, глядя через амбразуру на город, терзаемая мыслью, что решительно ничего не понимает. Она теперь не знала, чего ждать от адептов и не знала, какое впечатление хочет произвести. Прежний её образ развеялся, а новый, хотя пришёлся ей по душе, только ухудшил её положение — сделал её открытой, уязвимой, как никогда раньше.

В дверь постучали. Несса встала и подошла, прислушиваясь. С той стороны раздался приглушённый хрип Грегори:

— У меня важные новости, дитя… Это касается твоего отца.

Она отперла дверь. Грегори медленно вошёл, здоровым глазом осматривая комнату. В Цитадели она побаивалась этого человека: его изуродованного лица, лоснящейся обожжённой кожи, некрасивого голоса — но в Пламенном Шествии провела достаточно времени возле него, чтобы изжить эти опасения.

— Платье, которое тебе одолжила леди Эддеркоп, просто прелестно, — он улыбнулся, но как-то совсем формально, не искренне. Во всяком случае это была не та же улыбка, что у Реда, подумала Несса.

— Чего вы хотели? — недовольно спросила она — Отец прислал за мной кого-то, да?

Грегори подошёл к амбразуре, взглянул на Хальрум, облокотившись о холодный камень стены. Его поседевшие волосы, ещё сохранявшие оттенки рыжего, скрыли собой жуткие шрамы.

— Только что прибыл кудлохвост из Раскалённой Цитадели, — медленно проговорил он. — Твой отец мёртв. Гэллуэй пишет, у него был удар.

Несса тяжело выдохнула и опустилась на кушетку. Они не были так близки, чтобы её пронизал резкий приступ скорби, она не разрыдалась и не впала в оцепенение. Её даже не поразила внезапная смерть отца: без своего Пламени он и так был для Служителей всё одно что мёртв. Просто Несса поняла, что теперь уже никак не может вернуться в Цитадель. Теперь она просто обязана доказать свою пользу Служителям, и тогда, быть может, у неё даже получится спасти от голодной смерти свою несчастную мать.

На миг ей вспомнились нелепые попытки Боннета проявить отцовскую заботу — глупые подарки, неловкие воспитательные беседы, жалкие, совсем несерьёзные наказания. Слёзы всё же выступили на её глазах — но не от горя, а от жалости к этому человеку и досады на то, что он никогда не умел быть отцом.

Утешительно глядя на неё, Грегори мягко произнёс:

— Завтра мы выдвинемся в Гроттхуль. Леди Эддеркоп согласна придержать тебя здесь до нашего возвращения. На обратном пути мы заберём тебя и доставим матери…

— Нет! — Несса замотала головой. — Вы же знаете, что без отца мы двое никому в Цитадели не нужны! Нас выкинут в Подмёток, где мы будем медленно умирать, как и все, кто там живёт!

— Я могу пообещать, что этого не случится. Твой отец… Боннет был заслуженным наставником Цитадели, почётным членом ордена. Мы ни за что не поступим плохо с его семьёй, даю тебе слово.

Нессе показалось, что когда Грегори помянул имя её отца, тень отвращения промелькнула в его глазу. Могла ли она, дочь человека, которого не выносили даже ветераны ордена, надеяться на покровительство его имени? Нет — на себя, только на себя она могла теперь рассчитывать.

— Вы не понимаете… — она с отчаянным упрямством уставилась на Грегори. — Почему вы отказываете мне в желании помочь вашему Шествию? Я не владею Пламенем, это правда, но ведь я тоже выросла у Жерла, я тоже хочу быть причастна к походу!

— Образумься, дитя. Ты горюешь…

— Послушайте же, — оборвала она, — горе тут ни при чём! Вы ведь не ведаете, каково это — быть для окружающих пустым местом по вине одной только крови! Признаю, мне жилось куда лучше многих... но я этой судьбы не выбирала — и хочу доказать остальным, что тоже не боюсь погибнуть за Пламя! На привале, когда раскрылось моё пристутствие, вы защитили меня от Арлинга… Он бы меня убил, если бы не вы. Быть может, вы сделали это лишь из наставнических принципов, но я хочу верить, что, в отличие от других, вы не видите во мне только легкомысленную избалованную дурочку.

Грегори вздохнул, сложив руки на груди, и какое-то время смотрел в пол, размышляя над услышанным. Когда он снова заговорил, тон его голоса был уже не столь непоколебимым:

— Если ты отправишься с нами, дитя, мы больше не сможем тебя оберегать. Мне придётся обходиться с тобой, как со всеми остальными, и в своё время ты непременно столкнёшься с опасностью — какую мы встретили в Свекольных Уделах, или страшнее. Пока у тебя ещё есть время, поразмысли над этим. Ежели тебе не мила твоя прежняя жизнь, задайся вопросом, готова ли ты принять новую — быть может, ещё более безжалостную?

Свекольные Уделы… Несса вспомнила рваные раны Служителей, их исполненные ужаса лица, вопящего Шэя, исчезнувших Фролла и Чембла… Слова Грегори оживили в ней страх перед тем, чего она не видела, а вдобавок — сомнение. Готова ли она узнать, что живёт в тени самых глубоких пещер? вынесет ли она это?..

За дверью стали нарастать торопливые шаги. Показался взволнованный адепт Джошуа, который отыскал взглядом Грегори и живо отбарабанил:

— Грегори, мы никак не можем найти Арлинга. Стражники во дворе говорят, кто-то поджёг чучело…

Грегори выпрямился и мигом оказался у двери. Несса слышала, как, пересекая коридор, он на ходу даёт распоряжения: «Собирай остальных и жди меня у ворот. Я попрошу баронессу помочь найти...»

Она вновь подошла к амбразуре и посмотрела на город. Издалека он казался таким завораживающим, сверкал сотнями огоньков, как серебристыми всполохами искр над горящими углями. Но чувство подсказывало Нессе, что Хальрум был двуличен. Подобно её отцу, он скрывал много грязных тайн, и Арлинг затерялся где-то там, совсем один, — возможно, уже лежал в канаве с перерезанным горлом или был посажен в клетку какой-нибудь бандой, надеявшейся получить выкуп за пойманного Служителя.

Нессе бы обрадоваться тому, что он пропадёт и больше не станет ей угрожать. Почему же она так желала обратного?..

«Хотя не вызывает сомнений то обстоятельство,

что штраты склонны к делам вредным и даже злым,