В пути умер адепт Фролл; на шее у него зияла страшная рана, оставленная зубами человека-без-огня. Грегори прижёг её Пламенем, но Фролл пролил слишком много крови, чтобы выжить, и на одном из привалов Служители поняли, что его душа слилась с Жерлом. Позднее, корчась от боли на дне телеги, умер адепт Шэй. В неразберихе боя кто-то из Служителей обжёг его, и слуги не могли ничего сделать — только унимать его страдания настойкой бурого мха, пока не стихли его стоны и не прекратилось дыхание.

Арли так ничего и не рассказал Вирлу, хотя архивариус был очень настырен в своём любопытстве. Впрочем, Вирл и так догадывался о случившемся, — он видел запечатлённое на лицах адептов потрясение, видел их жуткие раны, — и предпочёл не донимать друга, который пребывал в состоянии горького оцепенения.

Когда, двинувшись в путь, остановились для сна, наставник Грегори вновь сидел возле телеги с Пламенем. Арли был возле него, уставившись на стекло пузатого сосуда, за которым клубился оранжевый свет. Вокруг стенали раненные, выл от мучительных ожогов ещё живой адепт Шэй. Свет Пламени обрисовывал изуродованную половину лица Грегори, а здоровая была оттенена и почти скрыта из виду.

Арли посмотрел на свою руку, прокушенную едва не до кости под слоем грязных бинтов.

— Мы победили, — тихо сказал он. — Почти все люди-без-огня сожжены, а остальные бежали.

— Да, — хрипло ответил Грегори.

— Орден снова вступил в бой. Он доказал, что Жерло всё ещё сильно, что со Служителями должны считаться…

— Да, — в голосе наставника читалась усмешка.

Арли опустил голову ниже, растрёпанные серые волосы закрыли его лицо, и голос задрожал:

— Тогда почему, во имя Рейна, никто здесь не ликует?..

Голос Грегори был всё так же низок и ровен:

— Они оплакивают друзей, погибших во славу Пламени.

— Вы нас туда повели! — процедил Арли. — Это из-за вас они погибли!

— Верно, — спокойно сказал Грегори. — Я полагал, что вы готовы к бою, и совершил ошибку. Это стоило жизни адепту Чемблу и адепту Фроллу. Мне предстоит с этим жить, но таково бремя лидерства, возложенное на меня Пламенем. Ты можешь презреть меня, юный Арлинг, но в следующий раз, когда мы встретимся с опасностью, ты уже не дрогнешь.

— Значит, вот для чего всё это? — через силу рассмеялся Арлинг. — Очередной урок мудрого наставника, который мы должны будем помнить?

— Этот урок преподал вам не я, — сказал Грегори. — Его преподала Тартария.

Арли молчал. Он до сих пор не знал, как ему воспринимать то, что случилось на исходе боя. Это словно произошло в ужасном сне, или с кем-то другим, кто поведал ему об этом, но протяжный вой Шэя напомнил: всё было взаправду.

— Вы спасли меня... — нерешительно сказал он. — Там, в Уделах, вы оттащили от меня человека-без-огня и сварили ему череп.

— В бою я спас не только тебя, — беспристрастно заметил Грегори. — Жерло дало тебе столь многое, но не научило понимать простое человеческое сострадание. Мы здесь не только чтобы служить, юный Арлинг. Мы можем сопереживать, любить, восхищаться, жертвовать. Служители стали забывать, что, помимо избранников Жерла, они ещё и люди. Я верю, нашим походом мы сумеем это изменить, — но наш путь будет нелёгким.

— Вы правы, я уже совсем ничего не понимаю, — Арли снова засмеялся, но из глаз его текли слёзы. — Только одно: я понял, что вы имели ввиду, когда сказали, что во мне живёт тьма. Я видел эту тьму сегодня, наставник. Она стремилась ко мне, она желала меня, и я почти не мог ей противиться. Вы ведь это имели ввиду? То, что было в лицах этих страшных людей, — оно есть и во мне, не так ли?

— Ты хотел сжечь девочку, — напомнил Грегори. — Когда ты вытащил её из телеги, ты готов был без раздумий прервать её жизнь Пламенем.

— Её отец… — Арли до боли зарылся пальцами в свои волосы, прогоняя воспоминания о холодных прикосновениях Боннета, соединившихся в его памяти с кровожадными мордами людей-без-огня.

— Прегрешения её отца к ней не относятся. Ты и сам должен это понимать, ведь твои родители были людьми-без-огня. Это и есть тьма, Арлинг. Я хочу услышать: готов ли ты с этой тьмой бороться? Желаешь ли ты искоренить её, не только снаружи, но и в себе?

— Да! — с болью в голосе воскликнул Арлинг. — Не ради сострадания, не ради любви или сочувствия, о которых я ничего не знаю! Я только хочу уничтожить это, испепелить навеки то, что я увидел сегодня! Ради этого я готов спуститься хоть в самую бездну Тартарии, ибо знаю, что такого в мире быть не должно!

Грегори чуть наклонился вперёд, и теперь на его лице вновь была двойственная маска — доля бесформенного разрушения, доля старческой мудрости. Арли показалось, что глаз наставника сверкнул торжествующим блеском.

— Тогда начало положено, юный адепт.

«Ах, град обескровленной мысли!

Оплот потайного греха!

Хранит переулки нечистые

Горделивый бюст паука...» —

стихи бесследно сгинувшего барда.

Чем ближе они были к Хальруму, крупнейшему городу Тартарии, тем оживлённее становилось на тракте. Мимо Служителей проходили караванщики, перегонявшие в город слепых коров, или везущие бочки, наполненные странными, испускающими резкое серебристое свечение камнями, — такие же были в лампадах многих путешественников.

— Это хальрумский свет-камень, — объяснял Вирл ковыляющему рядом Арлингу. — Здесь его должно быть немерено, стало быть вдоволь насмотримся.

Двухнедельный поход измотал Служителей. У Арли на ногах кровоточили мозоли, внутренние стороны бёдер натёрлись, а ступни словно окатили раскалённым свинцом. Многие адепты были не в силах идти самостоятельно из-за нанесённых людьми-без-огня ран — переломов, вывихов, рваных укусов, ушибов. Смертельно уставшие слуги ухаживали за ними последние несколько дней, но для полного заживления требовался отдых.

Утомлённо похрюкивали свинокрысы, тянущие за собой скрипучие телеги с Пламенем. Широкий округлый тоннель отделился от Вьющегося тракта. Служители шагали по нему в сопровождении торговцев, караванщиков, охотников и невзрачных бродяг. Взгляды адептов привлекли ряды драных навесов, натянутых вдоль стены, — и вид нищих, затравленных, голодающих среди хлама людей сразу напомнил им о Подмётке.

— И здесь беженцы? — поинтересовался Селвин.

— Одни отправилась к благодетельным хранителям Пламени, о которых слышали в легендах, — задумчиво произнёс Джошуа, — другие положились на помощь владык — и вот к чему их это привело.

Остановившись перед высокой аркой распахнутых железных врат, Служители ловили на себе взгляды — исступлённые, насмешливые, просто равнодушные. Какая-то женщина шепнула: «Глядите, это же двенадцать зарниц! Выходит, не просто слухи...» А мужик ответил: «Ты считать разучилась, дура? Может, их и было двенадцать, да теперь уж поменьше...»

У ворот толклись: торговец с корзинами грибов, охотник с перекинутыми через спину сивинокрыса тушками мелких слепышей, трое наёмников с голыми торсами и повязанными на поясах мечами. Все они осаждали рябого стражника с косматыми усами, который стучал кулаком по своему кожаному нагруднику и усердно им втолковывал:

— Говорю, в город только по грамоте пущают! Военное положение у нас! Инспекции дождитесь, и ничего не знаю!

Заметив Служителей, стражник отмахнулся от визгливо возмущавшегося торговца грибами и шагнул к Грегори.

— Это вы служители огневые? — спросил он.

Наставник кивнул, рассматривая его.

— Баронесса о вашем походе прознала, — сообщил стражник, — баронесса вас ждёт. Э, Волли! — Шустрый парнишка с сопливым носом и рыжими волосами выскочил откуда-то из-за его спины. — Отведи огневых господ в город да сразу в замок спровадь!

— Сделаю!

— Телеги и зверьё можете покамест тут оставить, — сказал стражник. — Не робейте, трогать ничего не будем.

— Не сомневаюсь, — слегка улыбнулся Грегори. — Мы везём вашей госпоже дары, а ей наверняка хотелось бы увидеть их в сохранности. Наши слуги останутся, чтобы присмотреть за поклажей и животными. Близнецы тоже — а они, между прочим, отменные застрельщики.