- Слишком холодно. Я желаю вернуться.
Во время ее отсутствия в покоях был обыск. Это Сэ Мэйсю поняла еще до того, как взволнованная служанка опустилась на колени, покаянно шепча оправдания.
Моу искали печать по всему дворцу, потому что хранить молчание становилось все опаснее. Огни в храмах Цзиньяня погасли, и о кончине государя знал весь народ. Сколько времени пройдет, прежде чем откладывание оглашения наследника станет небезопасным? Совсем немного.
- Умоляю госпожу простить за то, что нерадивой служанке недостало сил помешать непочтительно обойтись с ее покоями…
Ну, что же, играть роль следовало до конца. Со Мэйсю торопливо подбежала к ложу и отбросила узорчатую циновку в изножье.
- Люди Моу были дерзки и бесцеремонны… - оправдывалась служанка.
Несмотря на всю серьезность ситуации, Со Мэйсю чуть не расхохоталась. На обустройство этого тайника под половицами и его маскировку она некогда потратила немало времени. Следовало сделать так, чтобы с одной стороны, тайник был надежно укрытым. С другой – чтобы его все же было можно обнаружить при должном тщании. Только вот ничего действительно серьезного она туда и не думала класть.
Со Мэйсю мимоходом пожалела, что не видела, какие лица состроили ищейки, обнаружив в тайнике любовные письма почти четвертьвековой давности, что ей некогда писал ван Сяшуани. Тогда она не ответила ему взаимностью, предпочтя дворцовые стены. И, если и сожалела о сделанном выборе, то лишь изредка. Они не раз виделись на дворцовых праздниках во время его визитов в Гуанлин, но всякий раз издали. Верные данному давным-давно слову, они не пытались вновь разжечь былую любовь, приняв каждый свой путь. Сейчас наследник вана Сяшуани старше, чем был его отец, когда впервые увидел Со Мэйсю…
Дама Со мысленно попросила прощения у бывшего возлюбленного за то, что таким подлым образом использовала его послания. Впрочем, во дворце весть об их вдруг открывшейся любви свежей сплетней не станет. Слишком давно все кончено, а у людей нынче иные заботы. Куда более важны.
Со Мэйсю села на ложе и вытащила из мешочка для орехов пилюлю Юна Ичэна.
- Госпожа, - побледнела служанка, - госпожа, что это?
- Я приняла решение последовать за возвышенным государем и блистательной госпожой, которым долго служила. До сего мига я сомневалась в верности решения, но бесчинство дома Моу укрепило мое сердце. Пусть же моя смерть станет протестом против творимых беззаконий, - Со Мэйсю постаралась придать голосу дожную торжественность.
Служанка вновь упала на колени, горестно всхлипывая. Со Мейсю прикрыла глаза и чуть заметно покачала головой. Сейчас ей менее всего хотелось любоваться на чужие слезы. Выжав из себя покровительственную улыбку, она наклонилась и потрепала служанку по щеке.
- Не стоит. Я поручаю тебе донести мои слова до тех, кто жив и позаботиться, чтобы с моим телом обошлись достойно, передав его моему племяннику господину Со неоскверненным. Ты всегда хорошо служила мне – и потому мои последние распоряжения обращены к тебе, - Со Мэйсю коротко перевела дыхание, - принеси мне чаю. Он всегда был моей радостью.
К тому времени, когда служанка вернулась, Со Мэйсю уже успела связать себе лентой лодыжки и колени – благородные дамы часто поступали таким образом перед самоубийством, чтобы тело осталось в целомудренной пристойной позе. И то, что ноги Чжучжэн не были связаны, более всего убеждало Со Мэйсю в том, что кончина сиятельной госпожи, вопреки уверениям Моу и лекарей, не была добровольной.
- Возьми, - Со Мэйсю протянула служанке обернутые в шарф нефритовые браслеты, - это дар в знак моей благодарности за верную службу.
Она помолчала, неспешно отпивая чай и почти не слушая сбивчивые слова служанки. Нежный аромат османтуса напоминал о других, безмятежных днях.
- Сожги письма, что лежат в тайнике. Все до единого.
Служанка кивнула, изо всех сил сдерживая упорно текущие слезы.
Чаю оставалось на один глоток. Со Мэйсю задумчиво повертела в пальцах пилюлю. Старый лис Юн Ичэн всегда был набит секретами, как сундук скряги серебром. Где он достал это снадобье? Подействует ли оно должным образом? Что, если она очнется раньше срока? Или не очнется вовсе? Эта мысль заставила Со Мэйсю содрогнуться.
Тянуть дальше было не только бессмысленно, но и опасно. Сомнения могли пробить брешь в ее решимости. Что же, дрожь рук только придаст большей достоверности происходящему – пусть и в глазах единственной свидетельницы.
Со Мэйсю с трудом проглотила пилюлю, допила чай и опустилась на ложе, скрестив руки на груди.
***
Прежде Дин Гуанчжи находил пугающей усадьбу Таоцзы, напоминавшую отравленное сладкое печенье. Но владения старой госпожи Янмей не шли ни в какое сравнение с местом, в котором он и Сяохуамей оказались по воле Хао Сюаньшэна.
Сокрытый дворец Пяти Дворов. Едва ли больше дюжины смертных заклинающих за всю эпохупереступали его порог и представали перед высшими из проклятых бессмертных.
К тому мигу, как они добрались до конца пути, Сяохуамей страшно ослабела, несмотря на все старания помочь ей. Но даже почти теряя сознание, она продолжала прижимать к себе печать из красной яшмы – как мать, даже будучи в великой беде, прижимает к себе младенца.
- Мне не следовало приводить тебя сюда, - сухо бросил Хао Сюаньшэн Дину Гуанчжи, когда они входили в высокие ворота из темной бронзы, - но раз уж ты так глубоко в это влез… Байхэ решит, что с тобой делать.
Чтобы с ним сделал этот хмурый давно мертвый цзиньянец, Дин Гуанчжи догадывался. Его взгляды и речи были лишены и намека на теплоту и сочувствие. Кажется, Хао Сюаньшэн попросту убил бы незадачливого смертного, чтобы наказать за все, что он натворил в стремлении помочь Данцзе.
Дина Гуанчжи увели почти сразу, отделив от спутников, и заперли в небольшом покое на три комнаты, лишенном окон. Удобно обставленный, теплый, совершенно не похожий на темницу… если не считать того, что покинуть его он не мог.
Страдать от одиночества Дину Гуанчжи не пришлось. Его часто навещали служанки – вероятно, из числа воспитанниц Янмей, поскольку он улавливал в девушках слабый, едва приметный дар. Ему дали чистую добротную одежду, приличную для ученого заклинающего. Приносили воду для мытья, еду и питье, заменяли свечи и благовония в курильницах, безобидные, но небезынтересные книги. Девушки развлекали его ничего не значащими приятными беседами, участливо справлялись о нуждах. Но даже ссылка в Баньма не была такой томительной, как это проводимое в тихом довольстве время. Поэтому Дин Гуанчжи был счастлив, когда появившийся на пороге бессмертный с неподвижным лицом приказал ему следовать за ним.
Изысканный зал, так же лишенный окон, был освещен так, словно в нем царил солнечный день. Пожалуй, даже кичливый император Цзиньяня не мог бы позволить себе такую роскошь.
Дин Гуанчжи увидел Сяохуамей. Лисица была очень бледна, но все же выглядела живой и почти здоровой. А роскошь ее одежд и украшений была поистине достойна бессмертной принцессы Многоликих. Рядом с ней восседал мрачный, похожий на обнаженный для боя клинок Хао Сюаньшэн. Дину Гуанчжи вдруг пришло в голову, что они составляют невероятно красивый и гармоничный контраст – суровый горделивый воин и прекрасная утонченная дама.
Помимо них в зале присутствовал еще один бессмертный, восседавший на возвышении, как государь на троне. Серебристые одежды струились с плеч, а лицо скрывала древняя маска из белого как облако нефрита. Исходящая от него сила подавляла и внушала трепет. Сяохуамей тоже была древней и сильной, но она была живой, и это позволяло не ощущать ее возраста. А от скрытого маской бессмертного веяло холодом немыслимой бездны времени. Дину Гуанчжи не требовались подсказки, чтобы пасть на колени и склониться до пола – ноги подогнулись сами собой.
- Дин Гуанчжи из Лацзы, - вопреки ожиданиям, голос не был ни оглушающим, ни грозным. Приятный спокойный голос образованного изящно воспитанного человека, лишь самую малость искаженный маской, - ах, если бы ты был чуть менее верным учеником. Или если бы тебя можно было упрекнуть в своекорыстии и дурных помыслах. Но ты был искренен и чистосердечен. А теперь почти мертв Милинь и опасность нависла над всеми Четырьмя Пределами.
