Белоногий перебирал ногами, грыз удила и закладывал уши, но все же шел вперед, покорный приказам хозяина, полностью оправдывая славу сяоцзинских коней.

Улицы были забиты людьми, в панике пытающими спастись от огня, почти безумными от ужаса, зовущими родичей, спешащими прочь. От тяжелого запаха гари и паленой плоти становилось трудно дышать. Рев пламени, визг, плач, ругань, молитвы и проклятия – и время от времени заглушающий все раскат грома. Казалось, на улицах Шэньфэна уже воцарился Палящий Ад.

- Пощадите!

- Милиньский пес!

- Я невиновен!

- Не надо! Добрые люди, костями матерей заклинаю – не надо! – растрепанная женщина с тяжелым округлившимся животом цеплялась за ноги людей, тащащих избитого вырывающегося мужчину.

- Сука бесстыжая!

- За кобеля свой род забыла!

Женщину отшвырнули в сторону, как кошку.

- Не надо! Смилуйтесь!

Брызнула кровь. Женщина зашлась истошным безнадежным воплем.

Линь Яолян стиснул зубы. Несчастного милиньца было не спасти от озверевших горожан.

В небе среди клубов багрового от отсветов пламени дыма метались птицы, прежде жившие под крышами домов. Иногда они спускались слишком низко к своим прежним обиталищам, и падали в пожар с опаленными крыльями. И, как будто в издевку над людьми, тучи, не роняющие не капли дождя, вновь озаряла молния.

«Небеса, - зло подумал Линь Яолян, - если вы и правда справедливы и милосердны – пошлите дождь! Хоть на час дайте ему пролиться!»

От огня было светло, как днем. Жар опалял кожу. Людей нужно было скорее убрать с улиц, превращающихся в смертельные ловушки, но мостов через Куэ немного, они не выдержат… начнется давка…

- Всем уходить на площадь Небесного Мира! – он прокричал это во всю силу своего голоса, так, как делал это на поле боя, созывая воинов, - на улицах остаются лишь солдаты и те, кто готов тушить! Неподчинившихся казнить как мародеров! Мой приказ и моя голова ответит!

Площадь Небесного Мира, кольцом опоясывающая Дворец Лотосов, велика. Она полностью замощена камнем, там нет строений и нечему гореть. Она способна вместить тысячи… пусть простолюдинам разрешено ступать на ее мостовую лишь дважды в году – он сам ответит за нарушение этого обычая своей головой, но не допустит, чтобы люди Шэньфэна обращались в пепел и кости среди моря огня.

- Приказ генерала Линя! – подхватил зычный голос, судя по всему, кого-то из солдат его свиты, - все, не занятые тушением – на площадь Небесного Мира!

Кажется, кто-то в толпе узнал его и выкрикнул приветствие – Линь Яолян не обращал на это внимание. Он чувствовал нутром, кожей – в настроениях людей наступила перемена, они получили приказ, получили указание, где искать спасение, и паника не то, чтобы ушла совсем… нет, просто немного утихла.

Вырвав из ножен Хуасинь, он ударами плашмя отогнал от кучи вещей какого-то человека. Был то хозяин скарба, мародер или оставленный стеречь их слуга – Линя Яоляна это не интересовало. Нужно было лишь заставить человека убраться прочь, освобождая улицу.

- Генерал!

Он оглянулся на голос. Один из солдат держал в руках ведро с водой. С его одежды и волос капала вода. Линь Яолян кивнул, спешился, удерживая храпящего Белоногого и дал окатить себя водой. Предосторожность, которая не будет излишней…

Звук труб, пробившийся сквозь царящий вокруг хаос, показался Линю Яоляну слаще пения соловьев. Нин Инъюй пришел. Теперь точно все получится.

- Передать мой приказ командиру Нину!

Он не вслушивался в ответы. Он знал – его приказ выполнят.

***

Нин Инъюй со вздохом прикрыл глаза и повел плечами, разминая сведенные усталостью мышцы.

- Что поделать, люди всегда обвинят чужаков, - его голос, сорванный командами, звучал глухо, - обвинили бы людей Цзиньяня, но их здесь нет. Зато есть милиньцы.

Линь Яолян кивнул, нехотя соглашаясь. Пожар был слишком внезапным и слишком страшным. Испуганные люди, в одну ночь лишившиеся всего, желали найти виновников постигшей их беды. Немало милиньцев в эти часы стали жертвами бессудных расправ. Кого-то смогли отстоять солдаты, стража и те, кто не утратил мужества и здравомыслия. Но скольким повезло меньше?

На Нина Инъюя было больно смотреть. В отличие от Линя Яоляна, чье детство и юность прошли на заставах в Северном Пределе, он, будучи сыном придворного сановника, вырос в Шэньфэне. И сейчас глубоко страдал, видя, как любимый с ранних лет город обращается в охваченный огнем и ужасом ад.

С пожаром удалось справиться лишь к полудню, когда от усталости все уже теряли счет времени. И все это время Дворец Лотосов так и не открыл ни одни из своих ворот. Оттуда не было никаких вестей. Ни один голос не раздался из-за киноварно-алых стен. Можно, вероятно, было бы укорить государя Сянсина за бездушие и невнимание к судьбам подданных. Однако, с другой стороны, Линь Яолян не знал, что бы он стал делать, если бы из дворца вышел посланник с приказом перестать попирать обычаи и убрать черный народ с площади Небесного Мира? Посмел бы он презреть прямой приказ своего государя и позволить погнать обретших надежду на спасение жизней людей обратно в огонь? Об этом не хотелось думать.

- Дворец еще скажет свое, - Нин Инъюй произнес эти слова еще там, в городе, когда они проезжали между еще курящихся дымом груд пепла и обгорелых бревен, в которые обратились улицы кварталов на левом берегу Куэ.

Им было не привыкать видеть пепелища деревень, застав и небольших городков, разрушенных войной. Но в страшном сне не могло привидеться, что подобными руинами станет почти четверть Шэньфэна. Кто-то из солдат утверждал, что безжалостные молнии, поразившие столицу, не пощадили и Дворец Лотосов. Уверял, что своими глазами видел за стенами дворца клубы дыма. Можно ли было утверждать, что это было именно так и потому государь остался глух к беде Шэньфэна? Этой ночью дым был повсюду…

Смыв пот и копоть, Линь Яолян и Нин Инъюй пытались поесть, но от усталости обоим кусок не лез в горло.

- Во дворце вас и ранее опасались.

- Меня?

- Вы любимы войсками. О вас хорошо говорят в народе, - Нин Инъюй задумчиво выбирал косточки из куска рыбы, - а после того, как вы взялись за этот пожар и дозволили людям спасаться на площади Небесного Мира… понимаете?

Линь Яолян нахмурился. Он доверял суждениям Нина Инъюя, который куда больше понимал в дворцовых делах. Не всегда следовал его советам, но все же старался прислушиваться.

- Прошу простить мою смелость, - Нин Инъюй чуть покачал головой, - сейчас вы и я слишком утомлены для подобных речей. Однако же я смиренно прошу быть осторожным.

Линь Яолян не успел ответить. После короткого предупреждающего стука дверь открылась и через порог изящно шагнула дева Дин с подносом в руках.

- Почтительно прошу прощения у благородных господ, - она плавно поклонилась, - меня толкнуло к этому желание помочь благородным господам в отдыхе от опасных трудов. Я осмелилась приготовить чай, в госпожа Сы просила принести вместе с ним вино из зимней сливы.

- Благодарю вас, - Линь Яолян чувствовал себя смущенным.

Нин Инъюй, старательно сдерживая улыбку, со значением приподнял бровь, глядя на генерала.

Дева Дин держалась скромно и сдержанно, как и подобает дочери ученого семейства. Не поднимая глаз, она подошла ближе, поставила поднос на маленький столик для подачи блюд. Лишенными суеты движениями разлила вино по чашам, слегка поворачивая бутыль так, чтобы не пролилось ни одной лишней капли. Должно быть, прежде ей приходилось выполнять обязанности хозяйки застолья при отце или брате.

Жалкие износившиеся одежды она давно сменила на пристойные скромные наряды. И сейчас после безумного кошмара ночи и утра было так приятно пить вино и просто смотреть на изящную молодую женщину, почти девушку в бледно розовом платье, отделанном темно-синей облачной каймой.

- Вас, должно быть, напугало это?

- Да. Когда запахло дымом и небо заволокли багровым… было очень страшно за всех тех, кто на левом берегу реки Куэ.