Он отчётливо указывал на один из саркофагов.

«Ну где ты там, я уже иду разминаться».

Ковальский подавил в себе первый позыв ляпнуть ему что-то вроде «тут такое дело, старпом, я на тебя прямо сейчас смотрю». Если это такой аппаратный глюк, забавно будет потом рассказать, но что-то ему подсказывало, что дело тут не в глюках.

Как там эта штука называлась, «биохранилище носителей»? Носителей чего?

Ковальский настороженно приблизился к саркофагу и осмотрел его. Ничего особенного, монолитный корпус с крышкой, на вид как будто нарочно затенённой изнутри, но судя по покрытию панорамным остеклением, явно предназначенной для простейшего визуального осмотра того, что хранилось внутри. А вот и пара сенсоров с очевидными пиктограммами подсветки и смены поляризации стекла.

Допустим, мы крайне любопытны и нам нечем заняться, кроме как лезть в дела чужого департамента, но если бы у Ковальского не было допуска, вряд ли автоматика его сюда бы пустила.

Решившись, наконец, он разом притопил оба сенсора.

И замер, не веря глазам.

«Тинки» или, если грубее, «консервы», вот как их называли за глаза.

Но до сих пор считалось, что искусственнорождённые были такими же людьми, пусть без родителей и с искусственной автобиографической памятью.

Но, видимо, быстро растущему личному составу флота Ромула уже и этого было мало.

В саркофаге лежал закованный в чёрные латы реанимационных агрегатов и залитый перламутровым питательным субстратом человеческий остов. Ни конечностей, ни внутренних органов. Только обглоданный до костей череп, гортань и та часть грудной клетки, что непосредственно относилась к позвоночному столбу.

Особенно поразительны были слепые глаза, активно двигающиеся в пустых глазницах. Ковальский поспешил выключить подсветку и снова обратить поляризацию крышки саркофага.

«Капитан, ты там в порядке? Чего молчишь? Если передумал, так и скажи, я как обычно, с автоматом мячик попинаю».

Да как бы теперь ему объяснить, в чём заминка.

Ковальский осторожно вышел из отсека через тот же тамбур. Не было понятно даже, в курсе ли сам старпом своего истинного положения на корабле. Развернув план отсеков на более крупный масштаб, Ковальский тут же убедился, что дублирующая пометка Варги благополучно водружена в самый центр рекреационной секции. Может ли старпом даже не подозревать о том, что его физическое тело базируется в саркофаге посреди подобного «хранилища носителей»?

Впрочем, это в любом случае его личное дело, Ковальский туда лезть бы не хотел, даже если бы его лично попросили. Это касалось только самого старпома и наблюдающий его медперсонал.

Пулей добежав до раздевалки и судорожно там переодеваясь, Ковальский чувствовал, что ощутимо краснеет. Ему было стыдно и за своё непрошеное знание, и за то, что ему теперь придётся скрывать от Варги тот самый факт, что они вообще-то уже виделись. Это было похоже на какой-то случайный сеанс подглядывания.

И зачем только Ковальского туда пустили.

Сам старпом Варга, потный после разминки, был, разумеется, не похож ни на свою примитивную аватару на бортовых брифингах, ни тем более на самого себя во плоти, распяленного внутри саркофага. Обычный такой флотский, ничем не примечательный, прыгал по корту как мяч, постоянно шутил, почти всегда невпопад. Уже спустя пару минут очного знакомства Ковальскому начинало казаться, что он и правда знает старпома много витков, они всё это время действительно были с ним настоящими приятелями.

Но образ того проклятого саркофага не отпускал, мешая Ковальскому сосредоточиться на игре, мяч то и дело улетал в аут, так что пришлось с позором сдаваться, признавая своё поражение, и побыстрее сворачивать партию.

Уходил к себе в каюту Ковальский со всё тем же неловким чувством, надеясь лишь, что старпом ничего такого не заметил.

И только запершись в своей каюте и отчего-то тяжело дыша, Ковальский вдруг понял, что его так смутило в случившемся. Да, «тинки» давно стали частью жизни флота, к тому же многие из естественнорождённых «ординаров» по стечению обстоятельств или даже по собственному желанию доводили аугментацию своих тел в погоне за скоростью реакции до состояния «мекка», в котором у них биологически оригинальных органов-то оставалось всего-ничего. Подумать так, сам Ковальский неоднократно получал во время службы смертельные дозы ионизирующего излучения, так что даже его относительно сохранившееся собственное тело после очередной инвазии в большинстве своём оказывалось напечатано аддитивным способом. Так что ему ли морщить нос по поводу состава и происхождения чужих тел.

Но всё-таки, если подумать, вдруг и он сам – на самом деле просто роботизированная биокукла, не более чем мобильный интерфейс для внешних контуров управления, а тело его между тем благополучно возлежит в таком же саркофаге в одном из хранилищ. Более того, а вдруг никакого Ковальского давно уже нет в живых вовсе, он благополучно погиб где-нибудь на Церере, тем более что в разгар кризиса там творилось такое адище, что не разберёшь. А на его месте трудится жалкая копия оригинала, пусть и заполучившая все его воспоминания. Или только думающая, что их заполучила.

Звучало это всё не очень. Отставить.

Куда проще было предположить, что старпом Варга был полностью осведомлён о деталях своего положения, что же касается капитана Ковальского… поисковый запрос по всем инфосферам «Курукештры» не принёс ничего нового. Вот его каюта, а вот и он сам, отдыхает после дежурной смены. Никаких саркофагов за ним не значилось.

А раз так, довольно. Флот – не место для сомнений и теорий заговора. Да, Варга тогда оговорился по поводу Цереры, это не значит, что от него самого что-то скрывают. «Тинки» в обязательно порядке перед отправкой на боевой пост проходили полноценное кондиционирование, в дальнейшем же за их состоянием обычным порядком продолжал следить специализированный медперсонал. Никаких проблем с «тинками» на борту боевого крафта ни разу не случалось и не предвидится впредь. Дело закрыто, к водным процедурам приступить, ать-два.

Приняв долгожданный душ и пристегнувшись к койке, Ковальский прислушался к привычному корабельному шуму, всё-таки проникающему через звукоизоляционный барьер каюты. Низкочастотное гудение энерговодов, тяжкое дыхание сервоприводов маршевой секции двигательной установки, слабое шелестение климатизаторов, вой электромоторов транспортного хозяйства, тихий стрёкот ку-троники, бульканье хладогена в радиаторах.

Спокойная работа всех систем на равноускоренной траектории.

Ни беготни аврала, ни внеурочной учебной тревоги, ни даже какой нештатной ситуации в бортовых подсистемах.

Самое время расслабиться и отдохнуть, а не ковыряться в собственных страхах после случайного визита к саркофагу старпома.

Да и было бы о чём, на самом деле, беспокоиться. Он командует сменой навигаторов на борту одного из двенадцати самых мощных боевых крафтов, когда бы то ни было спущенных со стапелей Сол-системы. «Курукештра» была полностью укомплектована и готова к бою. Вот и всё, что необходимо было знать капитану.

С этой мыслью Ковальский провалился в сон.

Снилось ему в тот раз нечто странное. Ряды и ряды светящихся изнутри саркофагов окружали его со всех сторон, и из каждого на него смотрели его собственные лица. Смотрели насупленно, как будто все они были отчего-то им крайне недовольны. Сам же Ковальский никак не мог втолковать им, что ни в чём не виноват, и что поступал строго по уставу.

Просыпаясь, Ковальский всё никак не мог выпутаться из вязких тенёт этого мучительного сна. Выпутаться настолько, чтобы наконец различить ухающий где-то далеко на заднем фоне неприятный скрежещущий голос квола, который всё твердил и твердил что-то по кругу.

Лишь с третьей попытки Ковальский осознал сказанное.

Боевая тревога. Внешние решётки транслируют сигнал обнаружения групповой цели, движущейся из-за границ Сол-системы. Всему экипажу занять места по аварийному расписанию. Основной смене срочно прибыть на свои посты. Мин-пятьсот-сек до смены вектора тяги. Боевая тревога.