Многочисленные тактические и стратегические учения, которые и составляли большую часть распорядка дня экипажа «Курукештры» с момента его схода со стапелей, оборачивались всё новыми вариациями одного и того же сценария – из внешнего межзвёздного пространства по различным траекториям приближался враг. Быстрый или медлительный, многочисленный или одиночная цель, в плоскости эклиптики или с высоких широт. Но никогда это не было нечто, похожее на космические силы Большой Дюжины.

Ромула словно вовсе не интересовала внутренняя Сол-система, для которой подобные флагшипы были попросту слишком серьёзно вооружены. Те орбитальные платформы с Соратниками на борту, что были отправлены нести свою вахту на орбите Матушки, при всех своих гигантских размерах по огневой мощи вряд ли были сравнимы с той же «Курукештрой».

На фоне кораблей предыдущих поколений флагшип был колоссален. Титанически огромен. Ковальский мог часами бродить по своему крафту, спускаясь и поднимаясь, выписывая спирали, зигзаги и петли, но не заглянуть при этом даже по одному разу во все его отсеки. Ковальский не о каждом из них мог сказать толком, каково было его предназначение, а ведь он каждую смену становился капитаном этого крафта и по идее имел доступ ко всей, исчерпывающе всей информации о нём самом, его конструкции в малейших деталях.

Вот например сейчас. Ковальский остановился.

Он оказался в секторе, на схемах помеченном как H-40. Краткий пояснительный транспарант непонятно информировал, что перед Ковальским изгибалась направо переборка, отделяющая «биохранилище носителей» от «машинного зала вторичных систем жизнеобеспечения». Ну второе ясно, а вот первое это что? Каких ещё «носителей»? Да и зачем ему это знать, если честно.

Этот крафт можно было годами осваивать, как новый континент на карте Матушки в каком-нибудь шестнадцатом веке, как терру инкогниту прошлых времён. Ковальский служил на «Курукештре» второй десяток лет, но ни разу ещё не бывал в секторе H-40 ни по служебным, ни по личным надобностям, и даже случайно сюда забрести не приходилось.

Да, видимо, и не надо. Тратить своё невеликое личное время на бесполезное и бесконечное изучение корабельного нутра было делом странным и ненужным. Куда интереснее было по нему просто так шататься, всё лучше, чем потеть на беговой дорожке или банально пялиться в иллюминатор, тем более что он был ненастоящим, обычный виртреал, который себе в номер можно поставить, не покидая внутренних миров.

Впрочем, в каютах «Курукештры» виртреалы действительно показывали в реалтайме окружающий космос. Не в боевом режиме, конечно, в процессе активного маневрирования непрерывное мельтешение за бортом было фактически бесполезно в смысле своей малоинформативности даже для опытного навигатора – те предпочитали систему координат, привязанную к плоскости эклиптики. Но пока крафт лежал в активном дрейфе, компенсируя постоянным импульсом от двигателя свою орбиту, этот вид из окна был прекрасен сам по себе.

Бортовая обсерватория флагшипа пусть и была сосредоточена на отслеживании объектов, расположенных не дальше ста килотиков от Солнца, тем не менее, давала богатую на детали и краски фоновую картинку, обогащённую спектрами вне видимого диапазона от микроволнового по жёсткий рентген включительно. Получаемый на выходе композитный обзорный транспарант только на первый взгляд напоминал привычную всем картину звёздного неба – уж бывшему трассеру не нужно было напоминать, что из себя обыкновенно представляет дальний космос для невооружённого взгляда. Белый зрачок далёкого Солнца да едва заметные точки ярчайших звёзд плюс планеты, вот и весь небогатый визуальный ряд. Тут же в распоряжение свободного от прочих занятий навигатора был предоставлен многоцветный мир контуров Галактики и целых звёздных россыпей ближайшего скопления.

При взгляде на это богатое панно, составленное из миллиардов звёзд, газовых облаков, шаровых скоплений и туманностей ближайших галактик Ковальскому в кои-то веки становилось понятно, что они вообще тут потеряли. Если на взгляд с Матушки устремления за пределы Сол-системы выглядели утопичными и ненужными – многие оставшиеся искренне полагали, что покидая родной мир, они его тем самым предают – то подобный вид на Внешний космос наглядно демонстрировал, насколько жалкий и обыденный уголок Вселенной достался человечеству от рождения, и покинув его, люди ничего особенного не теряют, но обретают, напротив, безмерные богатства.

Впрочем, хмыкнул себе под нос Ковальский, для того, чтобы тебя посетила столь банальная мысль, тоже не обязательно забираться так далеко от дома. Достаточно было вспомнить, что там, вне пространства Сол-системы, уже бывали люди.

«Сайриус» под командованием Ромула улетел, пропав на долгих три десятка оборотов, и вернулся два столетия назад, но с тех пор этот подвиг так никто и не повторил. Почему? Ковальскому не хватало смелости спросить. Если всё дело в Предупреждении – так тем более, разве не стоит отправить экспедицию хотя бы в качестве простой альтернативы полному и окончательному уничтожению человека как вида? Но Ромул словно ждал чего-то ещё.

Какого-то ключевого события, которое было важнее даже самой жизни на Матушке.

Что бы это могло быть? Для Ковальского, сколько он ни пытался на эту тему размышлять, всё это до сих пор оставалось загадкой.

А с другой стороны – зачем лиду навигационной смены флагшипа «Курукештра» все эти мысли о запасных планах и вселенских тайнах. Его задачей было вступить в бой и победить. Всё остальное уже будет происходить без него.

«Ну чего, я уже на месте».

Задумавшийся, уставясь носом в переборку, Ковальский дёрнул головой, возвращаясь к действительности.

«Скоро буду».

Космачьи черти бы тебя драли, старпом, с твоим сквошем, совсем вылетело из головы, что нужно было сходить к себе переодеться. Впрочем, это можно сделать и на месте, раздатчик спортивного инвентаря выдаёт, если надо, и форму, и обувь. Кто бы подумал, что на флоте такое вообще когда бы то ни было станет возможным.

Ладно, так куда нам?

Ковальский отправил запрос с личным номером старпома, разворачивая у себя в поле зрения трёхмерную схему этого сектора «Курукештры».

Хм. Странная история.

Маркер старпома Варги маячил на ней прямо перед ним, вот буквально за этой переборкой.

Явно какая-то ошибка. Старпом же сказал, что на месте. А это малопонятное «биохранилище носителей» совсем не похоже на отсек рекреации и физподготовки.

Надо разобраться.

Входная группа отсека H-40 поддалась приказу Ковальского не сразу, для этого пришлось дважды подтверждать полномочия, но и после этого автоматика распахнула перед ним створки шлюза как бы в больших сомнениях, что это хорошая идея – пускать сюда кого бы то ни было. Однако странный двухкамерный шлюз удалось преодолеть, попав в итоге внутрь.

И оказавшись в почти полном мраке.

Нет, внутренние помещения «Курукештры» даже вне маневрового статуса как правило освещались лишь дежурными огнями, исключение составляли разве что центральные галереи и осевые тамбур-лифты, обшитые яркими световыми панелями. Ковальский же как навигатор и вовсе привык жить в полумраке рубки, где ничто не должно было отвлекать погружённого в транс пилота. Но кого и от чего старались не отвлекать тут?

Обернувшись, Ковальский не обнаружил и следов дежурного персонала, пожал плечами и переключил сетчатку глаза на повышенную чувствительность к дальнему инфракрасному спектру.

Любопытно.

Отсек был разбит негерметичными перегородками, служащими скорее опорой для разводки подключённой инфраструктуры, на отдельные боксы, уставленные ровными рядами одинаковых саркофагов с матовыми крышками, из-под которых, а также из скрытых под уровнем палубы радиаторов, отчётливо сочилось тепло. Что бы ни скрывалось в этих саркофагах, для собственного хранения оно требовало не криогенного холода, но заметно повышенной температуры. Триста кельвин, если не выше.

И самое главное – маркер старпома Варги упорно продолжал маячить прямо перед глазами Ковальского.