Нет, ему было неведомо, кто здесь живёт и зачем влачит свои дни в прозябании и праздности. Для него это была лишняя информация. То, что нельзя увидеть, услышать, ощутить или обонять – совершенно неважно. Жизнь, смерть, страх или радость. Всё это было лишним для его внутренней механики. Зачем ему чужие цели или устремления. Для его целей и его устремлений они не были ни помехой, ни подспорьем. В его задачи входило просто выследить, найти, застать, а после – просто следовать.

Для этого у него было в наличии всё необходимое – возможность незаметно, не выдавая себя ни единым посторонним фотоном, и на максимальном расстоянии от цели считать с неё все необходимые маркеры: биохимические, физические или информационные; а как только цель оказывалась на крючке, просто не упускать её из вида.

Это же так просто. Он был способен перемещаться с маршевой скоростью до сотни километров в час по отвесным металлполимерным покрытиям, играючи взламывать бреши в криптозащите фундаментальной инфраструктуры башен и уходить незамеченным от самых продвинутых современных следящих систем.

Причём делать это даже не задумываясь, одним брошенным взглядом, одним прыжком серебристого тела.

Ему не нужны были для эффективного функционирования никакие дополнительные инструменты, которые представляешь себе, когда думаешь об универсальном преследователе. Свёрла, отмычки, лазерные пучки – всё это ушло в небытие с тех пор, как на свет появились он и его собратья. Собранные в тайных кузнях богов-машин, они разговаривали с этим миром каждой складкой своего механоидного тела, впитывая и отдавая информацию так же инстинктивно, как живые существа дышат.

Эффективный, неутомимый, незримый охотник на свою главную дичь – информацию.

Ему не было известно, как давно его пустили по следу – запоминать не было его основной функцией, для этого у него был выделенный в отдельное подмножество сгусток квантовых нейронов, живший своей жизнью, молчаливый и скрытный. Даже попади он в чужие руки, дешифровать это сплетение полей ядерных спинов, попутно не разрушив самоё хранившееся в них знание, было физически невозможно. Ядро памяти могло отдать свои знания лишь его хозяину и исключительно добровольно. Только оно знало, как, когда и по какой причине это может быть проделано. Впрочем, ему как целому до этого не было никакого дела. Даже с оставшимся объёмом нейронных связей и без ядра памяти его сил за глаза хватило бы для эффективного исполнения своей задачи.

Всё, что ему было нужно знать – это его цель.

И его вывели на неё – инстинкты ли или точное знание, совершенно неважно. Важно было другое. Кроваво-красная стрелка целеуказателя, что вела его с тех пор, неотрывно следуя за беспомощными перемещениями цели в недрах Мегаполиса.

Возможно, цель догадывалась о следовании. Об этом можно было предположить, проанализировав те моменты, когда она замирала в немом оцепенении, покачиваясь из стороны в сторону и как бы пытаясь услышать что-то вокруг себя, какой-то шорох, какой-нибудь подозрительный скрип, который бы выдал следование.

Но могучие инстинкты квантовых нейронов не позволяли ему ошибиться. Реагировал он на грани чувствительности приборов, предугадывая каждое следующее действие цели, всегда опережая на полшага, всегда оставаясь в глубокой тени. Таков был кодекс следования. Для подобного его создали. То, без чего ему невозможно было существовать, то пространство принятия решений, за пределы которого ему физически невозможно было выбраться.

Даже если бы нечто подобное вообще могло прийти ему в ку-тронную башку.

Но неспособность выйти за пределы базовой функции не мешала ему остро чувствовать угрожающее приближение этих границ. Вот и сейчас, его смущала затянувшаяся пауза в перемещениях. Да, это выходило за рамки наработанной по цели поведенческой статистики, как правило, цель предпочитала перемещаться с места на место, не задерживаясь нигде дольше суток, да и то, под конец указанного промежутка времени её позывы сменить локацию заставляли красную стрелку целеуказателя биться в конвульсиях. Тут же подходил к концу уже второй двадцатичетырёхчасовой цикл, а цель всё в том же спокойствии пребывала на месте. Красная стрелка также вмёрзла в пространство, будто сломанная.

И чем дольше это тянулось, тем сложнее ему становилось сдерживать то, что человек назвал бы тревогой – тянущая незавершённость в приближении грядущих событий водила его кругами вокруг цели, заставляя то и дело менять точки наблюдения и постоянно отвлекаться в поисках посторонних сигналов.

Его создали для того, чтобы инстинктивно чувствовать, куда в следующий миг двинется цель, но сейчас инстинкты молчали, цель же часами стояла у мутного панорамного окна заброшенной офисной башни, сосредоточенно вслушиваясь туда, где ему не было места.

Это было нечестно. Невозможно быть эффективным, если тебе доступны не все коммуникационные каналы цели. Он должен видеть всё!

Но вокруг физически нельзя было обнаружить ни единого постороннего сигнала и ни единой подозрительной сигнатуры. Отличное место, чтобы отсидеться, но в поведенческих паттернах цели до сих пор ни разу не всплывало ни малейшей склонности к уединению. Она двигалась, постоянно что-то вынюхивая, словно бы сама втайне следуя за кем-то. Но разве искомая цель его цели не появилась бы, в таком случае, и на его всевидящих радарах?

Как вообще можно следовать за тем, кто оставался незаметен даже для его ку-тронных мозгов, специально спроектированных на следование? Да и вообще, как в принципе можно следовать за кем-то, физически при этом оставаясь обычным человеком?

Да, при всех необыкновенных свойствах цели, она обладала всеми традиционными недостатками хомо сапиенс. Да, она не оставляла за собою след из специфических квантовых сигнатур. У неё попросту не было аугментации. Да, скорость её реакции на опасность была сравнима с аналогичной у самоходных машин и мекков, но её физическая сила была ограничена возможностями обыкновенного, ничем не выдающегося человеческого тела. Ей не дано было перепрыгивать с башни на башню и проламывать стены. В конце концов, за ней, при желании, уследило бы банальное механонасекомое, настроенное на химический след запаха цели. Да, вероятнее всего, цель бы это заметила и предприняла бы меры по уходу, но сам факт налицо. Когда ты настолько заметен, полноценно следовать ты не в состоянии.

Это прозвучало как озарение. Цель вовсе не следовала, она была приманкой.

Ярко раскрашенным муляжом утки, что издаёт громкие звуки на холодном осеннем пруду. Приходи и бери.

Всё это время цель не просто так перемещалась в пространстве, она тщательно, хладнокровно оставляла следы, кого-то заманивая. И теперь ей следовало с таким же расчётливым хладнокровием дождаться, когда можно будет открыть огонь на поражение.

Его инстинкты подсказывали – цель на это вполне способна. Непонятно, пока, за счёт чего. Но способна.

Ударить так, чтобы содрогнулась земная твердь. Чтобы вскипел океан. Чтобы разом вымерзла атмосфера.

Откуда у цели такие таланты, ему было неведомо, но железный инстинкт продолжал твердить – держись на самом краю чувствительности приборов, не высовывайся, иначе цель заметит, и на этом его миссия будет бесславно завершена.

А ему, пусть и лишённому простых человеческих эмоций, вполне было свойственно нечто вроде гордости за собственное совершенство. Если есть на этой планете человек или машина, способные исполнить поставленную перед ним задачу, то вот он, перед вами. Точнее, вы попросту не подозреваете об этом, даже стоя всего в метре от него и прямо глядя ему в глаза.

Ему суждено было стать совершенной машиной по следованию. Она же – была совершенной для этого следования целью.

Они нашли друг друга, наконец.

Сколько десятков миссий ему приходилось впустую растрачивать собственные таланты на жалких ничтожеств, пустившихся в бега от «красножетонников» корпораций. Загнанных в угол, трепещущих от ужаса и потому совершающих ошибку за ошибкой. Полчаса на то, чтобы разыскать, ещё пара часов следования, всё, ваше время истекло.