Я исчез, сделался невидимкой, ушёл из-под корпоративных радаров, затаился и выжил, зарёкшись даже вспоминать о былых временах, благо и скилухи по части выживания ниже ватерлинии у меня хватало, да и профессиональный навык просто так не пропьёшь, будь ты гильдейским слинкером-аутло или важной корпоративной шишкой, полевым агентом, неважно «Джи И» это или безвременно почившая Корпорация.

И ни разу не возвращался сюда, стараясь даже не вспоминать это место. Шесть тысяч человек остались лежать под руинами Хрустального шпиля, их даже честно похоронить долгое время было некому.

Башню погубило то же, что её создало. Она изначально была задумана в качестве нейтральной территории посреди леденящей стратосферной воронки, разгонявшей круглогодичную хмарь стационарного антициклона, что заслонил собой Мегаполис. Ресурсы на постройку Шпиля выделял консорциум корпораций, впоследствии прозванных Большой Дюжиной, они же искренне полагали, что никто из числа пайщиков-концессионеров её не контролирует в достаточной степени, чтобы вести здесь за высокими договаривающимися сторонами слежку или вообще злоумышлять. Ромулу этого делать и не требовалось. Он видел Хрустальный шпиль насквозь, даже не будь он настолько прозрачным, невероятно хрупким и на вид неустойчивым, уж я-то был тому живым свидетелем.

Но однажды Шпиль пал, обрушенный столкновением двух стихий, которые были в своей безудержной мощи недоступны пониманию инженеров и архитекторов проекта, одним из которых, я помню, как раз и был отец будущего соратника Улисса Бернард Кнехт. Сынуля героически обратил старания родителя, безвременно почившего от какой-то пустяковой онкологии за барьером Мегаполиса, во прах.

Я не знаю, что они там они не поделили с Корой Вайнштейн, но перед самым стартом «Сайриуса» они оба снова стояли на этом самом месте, воочию лицезрея плоды рук своих. Руины остались руинами, трупы под ними остались трупами. Лишь каждый третий из погибших при взрыве был извлечён поисковыми дронами и захоронен неподалёку на мемориальном кладбище, остальные так и числились пропавшими без вести. Лишь три года спустя Большая Дюжина сумела договориться, приступив, наконец, к разбору завалов бывшего объекта «Лима-167», я, впрочем, этими деталями уже не интересовался.

Сперва мне предстояло пережить чёртов полёт «Сайриуса», когда выживать приходилось в меру собственного разумения, но ещё худшее нас всех ждало после его возвращения. Время смерти и последовавшая за ним чёрная волна и корпоративные войны разделили бывших агентов Корпорации на тех, кто бился до последнего и таких как я, кто заранее решил отмести все старые привязанности, забыть про все прежние догмы, незамысловато тащить трудовую лямку и навсегда позабыть о прошлом.

Просто выброси всё из головы и будет тебе счастье, сказал я себе и окончательно распрощался с Парсонсом. Теперь меня звали Илайа Барлоу, по документам мой возраст плавно приближался к Третьей фазе, на каковую я имел все права по праву рождения в Татнаме, Старый Лондон. Всё равно, что я там ни разу в жизни не бывал. Зато Илайа Барлоу в глаза не видел площадку Хрустального шпиля, да и то, что было построено на этом месте, его волновало в наименьшей возможной степени.

Ну башня и башня. Тяжеловесная, неказистая. То, что спроектировала Большая Дюжина в качестве замены филигранной архитектуре Шпиля, больше походило на гигантские тиски, что всё сильнее сжимают опалесцирующую среди клубов смога жемчужину. Видимо, те, кто принимал этот проект, видели в этом образе какую-то мстительную, самодовольную мораль. Парсонс внутри меня скрипнул зубами, Илайе же Барлоу было совершенно всё равно.

Я думал лишь об одном – шесть, сразу шесть корпораций (через цепочку прокси, разумеется, но кого вы пытаетесь надурить?) выставили мне в обход гильдии один и тот же заказ. Соблазнительная работёнка, нечего сказать. Повышенная ставка. А значит, в деле заведомо был подвох.

– И с чего бы вдруг такое подозрение?

Не смотри на неё. Пускай себе призрак в красном полупальто сам с собой разговаривает.

Впрочем, этот язвительный девичий голосок прав – нужно быть совершенно конченым идиотом, чтобы взяться за множественный заказ. Персекьюторы поумнее тебя были, и то им в итоге за подобное доставалось на орехи. Где не один заказчик, значит – жди беды, потому что конфликт интересов в данном случае – самое банальное, что только может случиться.

Впрочем, ум, а тем более опыт в моём деле – скорее недостаток, нежели достоинство. Умный слинкер завяжет со своим делом куда раньше, чем ему прилетит в голову, её-то уж никакая гильдия не вернёт. Опытный персекьютор – это вообще бессмыслица. Такие или уходили работать корпоративными крысами или же, что случалось куда чаще, отъезжали вперёд ногами.

Мой род занятий (а «профессией» его называть язык не поворачивался) – для молодых и глупых, в гильдию идут скорее от безысходности, когда талант и сноровка уже есть, а ума ещё не достаёт. Но взгляните на меня, я совсем не молод, какой там, что же до остального-прочего…

– Дурак дураком.

Девонька моя любит обзываться, если вы ещё не заметили. Впрочем, снова в яблочко, согласился я на это дело не от большого ума, а скорее из вящего любопытства. Судите сами, не каждый день на тебя выходят сразу шестеро прокси и сообщают, так мол и так, старина Парсонс, мы знаем, кто ты таков есть, а потому можешь не придуриваться, а лучше сделай своё дело и гуляй себе с призовыми по буфету. Уже на этом месте я должен бы начинать делать ноги, но вот он я, стою тут, у подножия массивных «тисков», и разговариваю сам с собой.

Да и куда бежать. Слишком много всякого на меня бы разом всплыло, и не всем из перечисленного я гордился. Потому и договор я в итоге подписал, уж больно интересно стало, что же за такое мне предстояло отыскать. Да и намазать лыжи, если подумать, оно ведь никогда не поздно. В былые времена мне удавалось бегать и не от таковских. Вот не знаете вы старину Парсонса!

И главное дело-то плёвое, ничего подозрительного. Корпоративная шпиономания, сколько я себя помнил, всегда приносила мне изрядную долю дохода. Утечки данных, диверсии на промышленных объектах, двойная, а то и тройная лояльность, чего только не бывает в этой жизни. Особенно в плане галлюцинаций. Самое надёжное – сыскать в нетях то, чего вообще не существует. Проще простого – придумка всегда смотрится приличнее реальности. Но не в этом случае.

– Ты так и будешь здесь торчать?

Вздохнув, я перепроверил аугментацию – скин по-прежнему сидел на мне, как влитой – и двинулся от монорельса к основанию башни. Вообще, я не привык действовать вот так, нахрапом. В обычной ситуации я бы неделю пробирался по подземным коммуникациям в биосьюте высшей защиты, но тут уж что поделать, у меня были все основания полагать, что цель моя уйдёт уже сегодня. И тогда ищи-свищи.

С другой стороны, а чего бояться? Мои заказчики обеспечили мне личину ничем не хуже моей оригинальной. И если Илайа Барлоу может ходить-бродить по просторам Босваша, успешно притворяясь благонадёжным северянином, то чем эта ситуация опаснее? Ну, или чем безопаснее, да.

Проходя через рамки биосканеров цокольного этажа, я постарался выглядеть как можно более непринуждённо, тем более что схему коммуникаций башни я успел излазить в виртреале вдоль и поперёк, но всё равно – это давящее чувство, что за тобой наблюдают, неприятно любому персекьютору. Как только люди десятилетиями живут в подобных условиях.

– У них и выбора-то особого нет.

Ха, разумеется, девонька моя благополучно проследовала за мной. Почему нет, тень не удержишь пропускной системой. Иногда мне начинало казаться, что вижу её только я, что мой призрак – лишь галлюцинация, артефакт внешнего генезиса, давным-давно просочившийся через аугментацию в пределы биологической ткани старины Парсонса. Когда большую часть своей памяти держишь в железе, а внешние интерфейсы давно принимают за тебя львиную долю всех решений – куда двигаться, где укрыться, откуда ждать опасности – поневоле нетрудно представить себе дивный новый мир, в котором ты принимаешься общаться с несуществующими людьми и с чистой совестью отъезжаешь в рехаб на потрошение собственных мозгов от посторонних наводок. Бывали и не такие случаи.